Александр Громовский - Феникс

Он взял тонкую колонковую кисть с обрезанным кончиком, вывел краской в самом темном углу полотна свою подпись и дату.

Когда по окончании работы Георг промывал кисточки в керосине, в коридоре зазвонил телефон. Резко, требовательно. Это могла быть Инга, но могли звонить и соседям. Телефон-то общий. Георг подавил в себе инстинктивное желание все бросить и бежать к трубке. Он спокойно довел процедуру до конца - обтер тряпкой кисти, убедился, что волос сухой и поставил колонок в маленькую вазу, а щетинную сунул в вазу с большими кистями. Затем так же тщательно вытер руки чистой тряпкой. И лишь после того, когда стало ясно, что пьянствующие соседи к телефону не подойдут, он вышел в коридор и снял с рычага трубку. Что-то подсказало ему, что звонок, к сожалению, все-таки не от Инги, и потому он отозвался холодным официальным тоном:

- Георгий Колосов слушает.

- Привет художнику! - голос в трубке был веселый, с очень знакомой хрипотцой. - Это я, Анатолий.

- А, здорово! - неподдельно оживился Георг, он был рад слышать старого товарища по бывшей работе. - Сто лет тебя не видел... Ну, как жизнь?

- Да потихоньку... Я же теперь пенсионер. А какая жизнь у пенсионера: дом - дача, дача - дом.

- Ты как узнал этот телефон?

- Тетка твоя сказала... Я, собственно, почему звоню... Ты уже собираешься?

- Куда?

Анатолий хмыкнул и сказал:

- Ты разве не получил повестку от военкомата?

- Нет, - ответил Георг, предчувствуя приближение очередного погонщика с уздой. - Ну, вообще-то я не заглядывал в почтовый ящик. А что такое?

- Тут такое дело... - голос товарища приобрел озабоченный тон, всегда у него возникающий, когда предстояла очередная обязаловка. Георг мысленно "увидел" Анатолия, скребущего затылок. - В связи с частичной мобилизацией, всех художников-оформителей, даже бывших, направляют в штаб ГО. Каждый день берут по несколько человек, собственно, на одну ночь. Карты рисовать...

- Ладно хоть не на рытье окопов. А что за мобилизация такая, в связи с чем?

- А ты что, не слыхал? - удивился Анатолий. - Так включи радио. Приказ Генерал-Президента: в связи с выборами в Совет Старейшин, а так же провокационными вылазками НЛО и вероятностью всемирного потопа от глобального потепления в республике вводится полувоенное положение. Войска получили приказ о боевой готовности No 2.

- Слушай, им что, мало девочек-художниц, что они нас, стариков, трогают? У меня вообще, например, уже давно белый билет.

- У девочек нет допуска. Работать-то будем с секретными картами. А мы с тобой давали соответствующую подписку... Давай, поехали вместе, а то потом все равно придется идти, но только уже одному. Поедем? Как говорится: раньше сядем - раньше выйдем.

- Ладно, уговорил, - сказал Георг, явственно ощущая на теле, как еще одна узда наложена и ремни затянуты.

- Тогда возьми свои фломастеры, там вообще-то дают, но хреновые. Возьми перья, что еще? Короче, все необходимое... Обязательно - паспорт и военный билет. Минут через пятнадцать я за тобой заеду.

- Твоя старушка еще на ходу?

- Скрипит помаленьку. Даже заставили пройти мобилизационную регистрацию... Ну давай, будь готов!

- Усегда готов, шеф! - сказал Георг голосом незабвенного Лелика. - Жду в двадцать нуль-нуль.

И повесил трубку. После чего собрал все документы и орудия труда художника-оформителя. Давненько он не вкалывал на этой стезе. Ничего, вспомнит.

СТАРЫЙ ДРУГ

1

- Ну, здорово, здорово, - оживленно сказал Георг, с удовольствием пожимая сухую и шершавую, как неструганая доска, ладонь приятеля. Давненько мы не виделись.

- Привет! - радостно отозвался Анатолий. Он всегда был жизнерадостным и словоохотливым.

Но уже через пару секунд, когда они прошли в комнату Георга, при ярком свете стало заметно, что прошедшие годы сильно подорвали его жизнерадостность. Он постарел. Его морщинистую шею тщетно пытался скрыть воротничок рубашки, застегнутый на верхнюю пуговицу. Привычка старика! Лицо поблекло, пожелтело и несколько вытянулось за счет того, что убавились щеки. А раньше оно было круглым, румяным. Часто улыбающийся рот с полноватыми губами открывал взгляду собеседника большие крепкие зубы, прокопченные никотином.

- Молока будешь пить? - обратился Георг к товарищу, который первым делом стал разглядывать картины, развешанные по стенам. - Я знаю, ты любишь его.

- Не откажусь, - отозвался Анатолий, придирчивым взглядом сканируя полотно картины "Корабль "Мария" во время шторма".

- Это копия Айвазовского, - сказал Георг, расставляя на столе фарфоровые кружки и хлеб в плетеной вазе. - Это я учился писать волны... А вот те марины, что внизу, - мои: "Неизвестные берега", "Закат в океане", "Лунная ночь 2" и другие.

- Вижу... - промычал Анатолий. - Да... хорошо...

- А вот там - обрати внимание - акварель и графика.

Потом Георг показал несколько полотен с изображениями живой натуры, каковые портреты стояли в углу, повернутые лицевой стороной к стене. "Э, да ты - многостаночник", - выдавил из себя Анатолий удивленно. - А ты подрос, подрос... в смысле творчества, даже очень. Я и не ожидал такого...

- Ну так... - развел руками Георг, - у меня - ни жены, ни детей. Никто не мешает работать, расти над собой.

Хозяин мастерской слегка волновался, ожидая товарищеского вердикта о своем творчестве, и когда получил лестные отзывы, откупоренное тщеславие так и поперло из него, как пена из только что открытой бутылки с пивом.

- Тут у меня далеко не все, - сказал он ликующим голосом, - лучшие работы сейчас выставлены в ЦВЗ. На выставку-то ходил?

- Пойти-то я пошел, да меня туда не пустили. - Анаталий хохотнул. Можно сказать, влип в историю. Все вдруг оцепили, всех разогнали. Машин понаехало, все иномарки и среди них броневик Голощекова. Вышел Он из броневичка, поприветствовал собравшуюся охрану, думая, что это народ, и - на крыльцо, и - в зал. Между прочим, Адам-то, оказывается, совсем небольшого роста. На вид такой обыкновенный... Но чувствуется в нем какая-то первобытная мощь...

Друг замолчал, стоя над последней картиной Георга. На лице гостя появилось то знакомое выражение грусти и досады, которое характерно только для художников, вообще для человека искусства. Это было лицо Сальери. Новая теплая волна блаженства разлилась по жилам хозяина мастерской.

- Да-а-а, - протянул товарищ. - Впечатляет. Монументально... Слушай, это уже тянет на новое направление в живописи... Что-то вроде архетипического реализма.

- Ты думаешь?..

Георг, с пылающим лицом, достал из холодильника банку с молоком, принялся разливать его по кружкам. Плотная жирная пленка нехотя разорвалась и плюхнулась на дно кружки, потом хлынула белая ледяная струя.

- Молочко холо-о-о-дненькое! - чуть ли не пропел Георг. - Самый раз - в жару... Иди садись.