Кристин Раш - Возвращение «Аполлона-8»

Люди, не являвшиеся астронавтами, были натренированы до предела. Все они — как никогда в жизни — находились в превосходной физической форме; все умели справляться с невесомостью не хуже профессионалов; все безупречно провели не один выход в открытый космос на тренажере.

Ричард умел не только это. В 1970-х он прошел курс обучения астронавта, хотя деловая активность не позволила ему слетать в космос. К тому же он на дух не переносил правил НАСА, многие из которых были установлены после трагедий первого и восьмого «Аполлонов». Им владело предчувствие, что правила эти сделаются еще более жесткими после новых трагедий. Словом, он оставил отряд астронавтов до того, как это случилось.

Предчувствие оказалось пророческим. После того, как «Аполлон-20» эффектно грохнулся о лунную поверхность, Устав астронавтической службы сделался настолько строгим, что оставалось удивляться, как на труд сей еще находятся волонтеры. В особенности после того, как частный сектор начал делать первые шаги.

Но и оставив НАСА, Ричард не забросил тренировки. Он проводил на различных тренажерах более двух часов в день и шесть по уикендам. Он стал марафонцем. И как только соответствующее оборудование оказалось доступным, начал спать в палатке с пониженным содержанием кислорода, так что легкие его научились обходиться минимумом живительного газа.

Конечно, его не назвали бы лучшим атлетом среди участников полета — в конце концов, Ричарду было уже под пятьдесят, — однако среди наблюдателей равных ему не находилось.

Тем не менее он нервничал, стоя на платформе перед кораблем, который сам помогал проектировать. За прошедшие годы он успел побывать внутри этих кораблей сотни и сотни раз. Он даже совершил несколько полетов на низкую околоземную орбиту, так что стоять перед кораблем ему приходилось не впервые.

Новым здесь был сам трепет, сама нереальность мгновения: сорок лет он предвкушал это событие — отправка спасательной миссии, — и вот оно осуществилось.

Он вступал на новую для себя территорию.

Когда Ричард сказал об этом Бреммеру, тот только расхохотался:

— Босс, ты и не вылезал с нее всю свою жизнь.

Однако территория эта была придуманной, и не только им, но и его командой.

То есть она действительно была новой — для всех.

И вне зависимости от того, как он оправдывал себя, как приравнивал свою задачу к спасению остовов исторических кораблей или поискам гробниц фараонов, территория действительно оставалась новой.

Вступив на борт «Карпатии», он стал одним из первых людей, возвращающих на Землю космический корабль. Он одновременно останавливал историю и создавал ее.

И вместо того, чтобы оставаться миллиардером, или изобретателем, или безумным чудаком (пресса изображала его во всех трех ипостасях), он становился тем, кем всегда мечтал быть.

То есть авантюристом.

И впервые ощущал, что начинает жить полноценной жизнью.

«Карпатия» была вместительным кораблем, рассчитанным на длительные путешествия в относительном комфорте. Да, каюты не отличались величиной, однако сам факт их существования выделял это судно из ряда космических кораблей. Общественные помещения были просторными и уютными — кают-компания, две комнаты для исследовательских работ, способные дублировать кладовые для хранения оборудования или спа ы 374ни.[Все претензии к «Если»;)] Кроме того, на корабле имелся свой грузовой отсек с собственной системой жизнеобеспечения, явно рассчитанный — вопреки всему — на транспортировку объектов, обнаруженных на Луне. Ричард сам присматривал за его проектированием. И позаботился о том, чтобы грузовой отсек вмещал капсулу корабля «Аполлон» разработки 1960-х годов, причем с изрядным запасом.

Капитан корабля пытался разместить его возможно более комфортно, однако Ричард настоял на самой маленькой из кают. Необходимость проводить время в замкнутом пространстве в обществе дюжины незнакомых людей смущала его. Продолжительность полета спрогнозировать было трудно, он нуждался в тихом уголке, где можно сохранить здравый рассудок.

Перед отправлением Ричард попытался не вникать в комментарии журналистов, однако спрятаться от прессы было некуда: Ричард Джохансен служит собственному тщеславию, которое, скорее всего, доведет его до могилы; розовая мечта Ричарда Джохансена; Ричард Джохансен и его фантазии.

Обозреватели обвиняли его в осквернении могил, если не в чем-то худшем. Люди научно безграмотные полагали, что ради космического приключения он отбирает хлеб у малых детей. Критики не понимали того, что даже если Ричарду не удастся перехватить капсулу, он и его страна получат возможность узнать, что происходит с космическими кораблями за сорок лет пребывания в космосе по одним только ее фотографиям.

Он попытался не тешить себя надеждами. Он запретил себе думать о будущем.

Вместо этого он загрузил в компьютер старые мемуары о полетах «Аполлонов» и «Джемини», а также газетные отчеты той поры и книги, написанные об осуществлении этих миссий. Кроме того, он просмотрел интервью с экипажами, наблюдая за лицами астронавтов, впитывая каждое слово.

Взлет и выход на орбиту прошли для него незамеченными: он проделывал эту операцию столько раз, что интереса она уже не представляла. Двое археологов в ужасе вцепились в кушетки. Остальные новички с огромным интересом следили за тем, как «Карпатия» пронзает атмосферу, целясь на эллиптическую орбиту, которая через три оборота разомкнется и унесет их от Земли по траектории, уравнивающей их курс и скорость с капсулой «Аполлона-8».

Внизу оставалась Земля, мирная и спокойная — голубая планета, чуть подкрашенная зеленью, укрытая белыми лоскутами облаков, прекраснейшая во всей Солнечной системе, а может быть, и во всей Вселенной.

Там оставался дом; да ведь и сама планета была его домом, пусть он и проносился сейчас над ней. Да, это был его дом, как домом навсегда останется родной Висконсин, как домом пахнет снежок, выпавший в тихую лунную ночь, как домом пахнет дорога, ведущая к родным пенатам.

Иногда, пребывая в возвышенном, а не сосредоточенном расположении духа, он пытался понять, не врожденное ли чувство подсказывает человеку, где его дом. Или же ощущение это рождается из знания, памяти о том, что он был рожден в этом месте? Или оно коренится в чем-то более глубоком, присущем всякому существу, родившемуся на сине-зеленой поверхности этого шара? Это ли чувство ощущали астронавты «Аполлона-8», когда их уносило от Земли? Или когда рвалась связь с Луной? Оглядывались ли они назад, жалели ли о собственном легкомыслии? Или же всецело устремлялись в будущее, к новым открытиям?