Эрнст Бутин - Поиск-86: Приключения. Фантастика

— А это у тебя кто? — и скосил глаза на Арчева.

— Нум Торыма дочь, — спокойно пояснил Ефрем-ики. — На охоте помогает, видишь, с копьем, — и перевел тяжелый взгляд на Степана.

Тот, покряхтывая, присел на корточки, цапнул двумя пальцами скомканный портрет и брезгливо швырнул его в печку.

— Откуда у вас эта фигурка? — хрипло спросил Арчев. Кашлянул, прочищая горло.

— Стояла в урмане Отца Кедров. Мой отец, отец моего отца там с ней, с Им Вал Эви, разговаривали. А я сюда принес. Две зимы назад. Когда колочаки зачем-то в имынг тахи свернули, — Ефрем-ики выплюнул черно-зеленую табачную кашицу, растер ее пяткой. — Зачем ты туда ходил, Кирюшка? — поинтересовался, не поднимая головы.

Парамонов и Степан насторожились. Арчев прищурился.

— Разве я тех нехороших людей на имынг тахи водил?! Не я, ей-богу, — прижал ладони к груди Кирюшка, заморгал оскорбленно, — Ваш же остяк, Спирька, привел. Помнишь Спирьку-то? Старшиной в инородческой управе был…

— Водил Спирька колочаков, знаю, — кивнул Ефрем-ики. — Нету больше Спирьки. Потому тебя и спрашиваю: чего там искал? — Подождал, но Кирюшка не ответил, — лишь руками развел: знать, мол, не знаю. — Ладно, — старик уперся ладонями в колени, поднялся с чурбана. — Поедим маленько.

Посмотрел на дверь. Та открылась. Внутрь скользнула старуха, прикрывая лицо краем белой с алыми цветами шали. Шмыгнула в левый угол, достала два низеньких столика, проворно поставила их на нары и быстро вышла. Тут же в дверях показался Демьян. Улыбаясь, нес он долбленое корытце, в котором бугрился, мокро поблескивая, светло-коричневый ком сырой оленьей печени. Мелко семеня, склонив голову с надвинутым пестрым синим платком, вплыла вслед за мужем мать Еремея, бережно неся берестяную чашу, до краев наполненную исходящим паром лакомством — варкой: икрой, сваренной вместе с молоками и рыбьей печенью. За матерью, еле ступая от смущения, появилась Аринэ, так закутанная в зеленую с золотыми разводами шаль, что видны были только черные, расширенные любопытством глаза. Она несла деревянное блюдо с распластанной, матово розовеющей тушкой муксуна. Замыкал шествие Микулька. Надув от усердия щеки, нес он берестяную посудину с крупной, густо-красной брусникой, весело посверкивающей точечками бликов.

Арчев снял фуражку, пригладил короткие золотистые волосы. Рывком расправил плечи, сбрасывая за спину шинель. Достал из котомки фляжку.

Степан заулыбался, торопливо повесил винтовку на стену. Сел рядом с Арчевым, заерзал. Парамонов стянул с головы мятую солдатскую папаху, поплевал на ладонь и тоже, как и командир, пригладил реденькие волосы. Винтовку не выпустил, — присев на краешек нар, зажал ее меж колен. Кирюшка, выдернув из ножен тесак, склонился над оленьей печенью.

— Маленько подожди, — Демьян удержал его за руку. — Отца подожди надо, — показал взглядом на Ефрема-ики.

Старик расшвырял в углу нар спальные шкуры, извлек из-под них бутыль, налитую розоватым. Поставил ее между столиками. Подождал, пока выйдут женщины, притащившие котел с вареным мясом, казанок с ухой, сочные, насаженные на прутья ломти жареной щуки, лепешки. Демьян вскочил, встал рядом с отцом. Строго глядя на Георгия Победоносца, Ефрем-ики негромко заговорил.

Арчев вопросительно поднял глаза на Кирюшку.

— Молится, к богу тутошнему обращается, — торопливо начал переводить тот. — Ты, мол, Нум Торым, и вы, дети его, к вам, дескать, взываю. Когда, говорит, будете делить удачу, не забудьте и моих гостей, нас то есть. Отведите, говорит, от них беду, помогите им, стал быть, во всех делах… — подождал, когда смолк старик, выкрикнул весело: — Аминь! — И деловито принялся разливать из бутыли в приготовленные хозяевами кружки, плошки.

Парамонов, закатив глаза, истово перекрестился. Степан тоже перекрестился, но небрежно, меленько, точно от мух отмахнулся, и проворно схватил самую большую кружку.

— Ну, с богом! — Арчев налил себе из фляжки в крышечку-колпачок. — Долгих вам лет жизни, хозяева! — Поднес стопочку к губам, отхлебнул.

Ефрем-ики, глядя на него, тоже сделал лишь крохотный глоточек и отставил плошку. Демьян же выпил свою порцию всю: скривившись, не дыша.

Парамонов, Степан и Кирюшка, настороженно наблюдавшие за хозяевами, решились: хакнули, выпили залпом. И выпучили глаза, оцепенели от неожиданности — розовенькая водичка оказалась подкрашенным спиртом.

— Шибко сердитая? — Демьян, зажмурившись, захихикал, покрутил головой. — Отец давно держит, мне не дает. Для большой праздник, сказал.

Кирюшка, отпластав ломоть печени, вцепился в нее зубами. Промычал что-то, пережевывая. Парамонов и Степан даже не взглянули на хозяев стойбища — с жадностью накинулись на пищу: постанывали, вытирали рукавами пот и лоснящиеся губы, чавкали и опять жевали, жевали, сотрясаясь изредка от отрыжки. В такие мгновенья Арчев, осторожно выбиравший косточки из жареной рыбы, цепенел. Ел он мало и неохотно, спирт не пил вовсе.

Когда гости насытились и Кирюшка принялся вылавливать тесаком сгустки икры из варки, Степан выбивать на столик костный мозг из мослов, а Парамонов потянул из кармана засаленный кисет, Ефрем-ики спросил:

— Какие вести на реке? Начальник Лабутин говорил: война опять была. Кто воевал, зачем?

Кирюшка подавился икрой, заперхал, мотая над столиком кудрями.

— Эвон какие у тебя друзья-приятели! — Степан замер с поднятой в замахе костью. — Уж не для товарища ли Лабутина ты выпивку-то припас, а? — Уперся в старика мутным пьяным взглядом.

— Погодь, Степа, чего вызверился? — Парамонов вцепился ему в запястье. — Мы, мил человек, воевали, мы, — повернулся он к Ефрему-ики. — Всем миром, значит-ца, пошли против антихристов-большевиков. Да побили нас, вишь ли…

— Эт-то кого побили? — прокашлявшись, заорал Кирюшка. — У нас пере… пересид… тьфу ты! Пере-дис-локация, во! — С силой воткнул тесак в столешницу. — Мы есть восставший народ… Бей жидов, спасай Россию! Уря-а-а Советам без коммунистов! Понял, харя немытая? — И потянулся скрюченными пальцами к бороде старика.

— Прекратить балаган! — рявкнул Арчев. — Не сердись, старик, — он постарался улыбнуться Ефрему-ики, но глаза оставались холодными. — И людей моих пойми: нас действительно разбили. Поэтому и пришли к тебе. Выведи нас на Казым. Надо обойти большевиков стороной. Поможешь?

— Зачем воевал? — спросил Ефрем-ики, глядя ему в глаза.

— Во баран! — возмутился Кирюшка. — Говорят тебе: за Советы без коммунистов!

— Господин Серафимов прав, — Арчев небрежно кивнул в его сторону. — Но вам, остякам, трудно понять это. Вас тайга да река кормит, а русский мужик от хлебушка зависит. — Поднял кусок бурой лепешки. — У вас вот, пожалуйста, мука имеется, хоть вы не сеете, не пашете. А у русского мужичка мучицы нету!