Сергей Абрамов - Человек со звезды (сборник)

Короче, можно было бы объяснить старику на пальцах ту Историю, о которой он пока не ведает, нет пока которой. Можно, но не нужно. Не для того Игорь пришел в этот мир, в это время, в эту память…

А для чего пришел?..

Звезды над головой висели неподвижно, и, если прищуриться, небо превращалось в тонко нарисованный театральный задник из какого-нибудь виденного в детстве спектакля – ну, скажем, из «Синей птицы».

– В Москву бы скорей… – мечтательно протянул Игорь.

– Далеко до Первопрестольной. Тут верстах в пятидесяти городок есть, помню…

– А Пеликан где, сказал, будет?

– Бог ему судья. Кто что про Пеликана знает?

– Жалко.

– Никак соскучился?

– Да нет, так просто…

А ведь соскучился, а, Бородин? Соскучился по Пеликану, по тайне, что с ним рука об руку ходит, по улыбке его, по приговорке глупой: «Ехали бояре». Кто такой Пеликан? Что за прозвище дурацкое, птичье? И не просто птичье – Сорока или Орел, а экзотическое, броское. Леднев зовет его по-человечески: Григорий Львович. Но Пеликан вроде бы обижается, во всяком случае, делает вид, что обижен. Зови меня птичьим именем – и все! Вот нос у него, конечно, здоровущий – может, оттого?..

Он появляется и исчезает как бог на душу положит: только-только возник, а через пару часов его и след простыл. Но идет параллельным курсом с Ледневым и Игорем, в те же края движется.

Игорь спрашивал его, кто он такой и откуда.

Смеется, отшучивается: «Пеликаны – птицы вольные, южные»… Странный человек. Да, хорошо, что вспомнил:

– Павел Николаевич, а кто в Лежневке?

– Не понял тебя.

– Красные или белые?

– А хоть зеленые – все люди.

Ну уж так! У Игоря на этот счет другое мнение имелось.

– А все-таки?

– Не знаю, Игорек. Придем – посмотрим.

– Не поздно ли будет?

– Кого ты боишься? Красных? Белых?

– Зеленых… – буркнул, не желая объяснять в тысячный раз, чтоб не возвращаться к утомительному старому спору. Старику только повод дай… Забавно: сколько они идут, а все как-то получается, что ни белых, ни красных в лицо, так сказать, не встречали. В какую деревню ни зайдут – пусто, никто постоем не стоит. Объясняют: были, вот-вот снялись. А кто был? Когда одни, говорят, когда другие. А какие лучше? Молчат, мнутся. Это-то понятно, боятся прохожих людей. Скажешь: красные хороши, а вдруг белым донесут? И наоборот.

Люди…

По-ледневски: выжить хотят.

Сказал о том Пеликану, а он смеется:

– Ишь, чего придумал, ехали бояре! Они, брат, честнее нас с тобой живут и жить будут. И молчат, потому что врать не хотят, а как по правде – не знают еще.

Игорь ему напомнил услышанное:

– У стариков Чеховых двух дочерей белые запороли.

А Пеликан опять смеется:

– Верно! Так в деревне, ехали бояре, красных пока не было. Вот они и не знают, сколь дочерей те запорют.

Игорь возмущался:

– Ну, знаешь, говори, да не заговаривайся!

А Пеликан смотрел на него хитрым глазом, другой сощурив до щелочки, спрашивал вроде начальнически:

– За красных страдаешь, милок?

И весь разговор. Ах, Пеликан, Пеликан, Григорий Львович…

Старик Леднев, профессор исторический, заворочался, устраиваясь поудобнее, сказал сонным голосом:

– А не мудренее ли утро вечера? Ложись, Игорек, спи, родной, завтра ра-а-аненько разбужу, чуть свет. – И захрапел. Засыпал он всегда, как младенец, ни о какой бессоннице не слыхал, пилюль в котомке не носил.

А Игорь не спал. Закрыл глаза, потом снова открыл и увидел другой лес, еще светлый, предвечерний, прозрачный, и тропинку, протоптанную сотнями ног, и сломанную скамью, и рогатку березы. Дома он уже был, дома.

Что все это было?

Сон наяву? Расшалившаяся фантазия? Воображение, столь же болезненное, сколь и богатое?..

Или иначе. Традиционное путешествие во времени? Шаг в другой мир? Сложная наведенная галлюцинация?..

Если бы Игорь Бородин любил научную фантастику, то он запросто мог бы применить такие термины, как, например, «нуль-переход» или еще почище – «нарушение целостности пространственно-временного континуума». Щедрые на выдумку фантасты лихо объяснили бы все и вся, подвели бы научную базу – на уровне доброй гипотезы, навсегда заклеймив случившееся как, скажем, «эффект Бородина». Каково, а?

А в общем-то никак. И ответ на естественный вопрос – что все это было? – увы, не существовал. Игорь и не задумывался над объяснением, просто шел к березе и…

Кстати, береза, как оказалось, прямого отношения к переходу не имеет. Однажды, опасаясь, что встретит родителей, возвращающихся с работы, что начнутся вопросы: куда? зачем? когда вернешься? – Игорь ушел в прошлое прямо из дома, из собственной комнаты. Не в березе дело – в самом Игоре. В чужую память можно путешествовать с любого вокзала. Просто с двойной березой связано самое первое путешествие, а Игорь всегда был склонен романтизировать приметы места…

Но между тем контрольная грянула в свое время, то есть в наше – время памяти Игоря и Валеры Пащенко, у которого память была похуже, чем у приятеля: плохо он запоминал формулы, всякие физические законы, считал себя прирожденным гуманитарием. Однако списал все умело, без ошибок, не вызвав никаких подозрений у физика. А уж радости-то потом!..

Хлопнул Бородина по плечу.

– Это дело надо отметить.

– Каким образом? – заинтересовался Игорь, поскольку пащенковская формулировка наталкивала на известный вывод.

Но спортсмен Валера Пащенко остался верен себе.

– Есть предложение, – сказал он. – Идем в гости.

– К кому?

– К Наташке Яковлевой.

Это предложение стоило обдумать.

– Повод?

– А так.

Хороший повод, убедительный.

– У тебя что, сегодня тренировки нет?

– Угадал! Так идем или как?

– А не выгонит? – все-таки усомнился Игорь.

– Нас?! Хо-хо! Она будет рада неземной радостью, ибо… – Тут он задрал к небу указательный палец, значительно потряс им где-то на уровне второго этажа, но разъяснять свое «ибо» почему-то не стал. – А к ней, между прочим, подруга прирулила.

– Что за подруга? Откуда знаешь?

– Ответ первый: с подружкой Натали купалась в море. Ответ второй: сама сказала.

– Убедил. Тронулись.

И тронулись, благо идти недалеко. А к березе Игорь решил позже пойти, не уйдет от него путешествие…

Семнадцать лет, славный возраст, его понять надо. И Натали, одноклассница милая, недурна собой, волнует сердца сверстников-акселератов, а уж подруга, загадочная незнакомка с черноморским загаром – тут, как говорится, без вариантов, тут двух мнений не существует: спешить, знакомиться, побеждать, немедля, немедля.

«И очи синие бездонные цветут…»

– А куда ты в последнее время исчезаешь? – нарушил молчание Пащенко, не ведая, что вторгся в хрупкий мир грез о Прекрасной Даме, расколол его своим приземленным вопросом.