Роберт Шекли - Десятая жертва

ГЛАВА 3

Гигантский компьютер жужжал и щелкал, на его панели мелькали красные и синие огни, выключались белые и загорались зеленые. Это был игровой компьютер, огромная машина, аналоги которой находились во всех столицах цивилизованного мира. Именно он занимался судьбами всех охотников и жертв. Он подбирал пары противников, регистрировал результаты их единоборств, присуждал денежные призы победителю или посылал соболезнования семье проигравшего, менял ролями уцелевших игроков, делая охот[183] ника жертвой, а жертву охотником, и следил за их непрерывным участием в Охоте до тех пор, пока один из них не достигал желанной цифры - десять убийств. Правила были просты: к участию в Охоте допускались все мужчины и женщины в возрасте от восемнадцати до пятидесяти лет, независимо от цвета кожи, вероисповедания и национальности. Изъявившие желание участвовать были обязаны пройти все десять Охот, поочередно становясь пять раз охотниками и пять - жертвами. Охотники получали имя, адрес и фотографию жертвы, жертва - всего лишь уведомление, что ее Преследует охотник. Все убийства требовалось совершить лично, причем за убийство не того человека следовало суровое наказание. Сумма денежного приза увеличивалась в зависимости от количества совершенных убийств. Победитель, успешно прошедший весь путь, получал в награду практически неограниченные гражданские, финансовые, политические и моральные права. Так просто. После введения Охот прекратились все крупные войны; их заменили миллионы маленьких войн, количество соперников в которых было сведено к минимуму - двум. Охота была делом совершенно добровольным, и ее цель отвечала самой практической и реалистичной точке зрения. Если кто-то хочет убить кого-то, гласили аргументы в ее пользу, почему не дать ему такую возможность при условии, что мы сумеем найти кого-то, желающего [184] того же. Таким образом, они могут охотиться друг за другом и оставят нас в покое. Несмотря на то что создавалось впечатление полной новизны, охотничьи игры были, в принципе, стары как мир. Это было качественно измененным возвращением к древним, более счастливым временам, когда наемники воевали друг с другом, а гражданские лица оставались в стороне и разговаривали об урожаях. Для истории характерна цикличность. Когда накапливается слишком много явлений с одним знаком, он неминуемо переходит в противоположный. Время профессиональной - и часто бездействующей - армии прошло, наступил век массовой армии. Фермеры больше не говорили про урожаи, вместо этого они воевали за них. Даже если у них не было урожаев, которые следовало защищать, им все равно приходилось воевать. Рабочие оказались вовлеченными в хитроумные византийские интриги в заокеанских странах, а продавцы обувных магазинов с оружием в руках пробирались сквозь сумрачные джунгли и по вершинам гор, покрытым вечными снегами. Почему они делали это? В те дни все казалось таким ясным. Приводилось множество причин, и каждый находил объяснение, отвечающее его чувствам. Однако то, что казалось столь очевидным, со временем утратило ясность. Профессора истории спорили между собой, эксперты в сфере экономики сомневались, психологи позволяли себе не соглашаться, а антропологи считали нужным напомнить. Фермеры, рабочие и продавцы обувных мага[185] зинов терпеливо ждали, когда кто-нибудь скажет им: с какой стати, собственно, они подвергают свою жизнь опасности? Когда ясного ответа не последовало, они начали испытывать раздражение, недовольство и даже ярость. Иногда они обращали оружие против правителей своих стран. Растущая непримиримость народа, дополненная технологической возможностью умертвить всех и все, привела к излишнему накоплению факторов с одним знаком, и тот перешел в противоположный. Этого, конечно, нельзя было допустить. На исходе пяти тысяч лет человеческой истории люди начали наконец что-то понимать. Даже правители, славившиеся тем, что неохотнее всех соглашались на перемены, осознали их неизбежность. Войны не приводили ни к чему и не приносили никакой пользы; однако проблема склонности людей к насилию, которую не сумели искоренить долгие годы религиозного принуждения и полицейского обучения, все еще оставалась нерешенной. Решение было найдено в узаконенной в настоящее время Охоте. Таким было по крайней мере одно объяснение возникновения этого явления. Справедливости ради следует отметить, что не все соглашались с подобным толкованием. Как всегда, профессора истории спорили между собой, эксперты в сфере экономики сомневались, психологи позволяли себе не соглашаться, а антропологи считали нужным напомнить. [186] Таким образом, если принять во внимание их возражения, у нас не остается ничего, кроме непреложного факта существования самой Охоты факта такого же странного, как похоронные обряды древних египтян, такого же обычного, как обряды посвящения индейцев племени сну, и столь же непостижимого, как нью-йоркская фондовая биржа. В результате существование Охоты можно объяснить только ее существованием, поскольку, согласно по крайней мере одному авторитетному мнению, ничто оправдывает существование чего-нибудь. Мелькали огни, включались контуры, щелкали реле, вращались диски. Перфокарты мелькали, как белые голуби, - и игровой компьютер соединил две жизни. Охота АСС1334ВВ: охотник - Кэролайн Мередит, жертва - Марчелло Поллетти.

ГЛАВА 4

- Кэролайн, - произнес мистер Фортинбрас, - хочу поздравить вас с весьма изящным убийством. - Спасибо, сэр, - ответила Кэролайн. - Оно было, насколько я помню, девятым? - Совершенно верно, сэр. - Значит, осталось всего одно, а? - Да, сэр. Если сумею. - Сумеете, - заверил ее Фортинбрас. - Сумеете, потому что я, Дж. Уолстод Фортинбрас, говорю, что сумеете. [187] Кэролайн скромно улыбнулась. Фортинбрас ухмыльнулся. Он был боссом Кэролайн, главой компании "Телеплекс Ампуорк". Обладая небольшим ростом, он пытался найти величие в грандиозном, и его пристрастие к вульгарному отступало только перед наслаждением всем подлым и гнусным. Он откинулся назад, смахнул что-то с рукава куртки, сделанной из настоящей замши, поднес ко рту большую сигару, сплюнул на бесценный бухарский ковер с трехдюймовым ворсом, вытер рот кружевным платком, сплетенным нищими браминами у погребальных костров Ганга, и потер лоб полированным ногтем, стремясь показать, что думает. Он не думал, разумеется; он пытался - и делал такие попытки на протяжении многих лет - продемонстрировать свой характер. Дело, однако, заключалось в том, что у мистера Фортинбраса характер отсутствовал. Превосходные специалисты трудились годами, стараясь исправить этот недостаток, но тщетно. Это было единственным проклятием в жизни Фортинбраса. - Сейчас вы будете охотником, верно? - спросил он у Кэролайн. - Да, сэр. - А вам уже сообщили, кто является вашей следующей жертвой? - Сообщили, сэр. Это мужчина по имени Марчелло Поллетти, житель Рима. - Рима в штате Нью-Йорк? - Нет, Рима в Италии, - учтиво поправила его Кэролайн. - Ну что ж, это еще лучше, - заметил Фор[188] тинбрас. - Там, наверное, более живописно. Так вот, моя идея заключается в следующем, и я хочу, чтобы вы обдумали ее очень тщательно и сообщили мне свое мнение честно и прямо. Поскольку у нас, в нашей компании, есть потенциальный победитель в десяти Охотах, почему бы не попробовать снять документальный фильм о десятом убийстве? А? Кэролайн задумчиво кивнула. Кроме нее и Фортинбраса, в кабинете находились еще трое мужчин - все молодые, красивые, смышленые и несносные. - Да, да! - воскликнул Мартин. Занимая пост старшего исполнительного заместителя продюсера, он был единственным (за исключением самого Фортинбраса), кому разрешалось пользоваться восклицательными знаками. - Вы попали в самую точку, босс, - тихо заметил Чет. Насколько он помнил, в прошлом году было снято тридцать семь документальных фильмов о различных аспектах Охоты. - Лично я не уверен, - произнес Коул. Будучи самым младшим исполнительным помощником, Коул знал, что на его долю выпал несчастливый долг расходиться во мнениях с шефом, поскольку Фортинбрас испытывал отвращение к людям, во всем поддакивающим ему, и не хотел, чтобы его окружали одни подхалимы. Коул ненавидел свою работу, потому что чувствовал, что Фортинбрас всегда прав. Он мечтал о времени, когда наймут четвертого исполнительного помощника, что позволит ему говорить "да". [189] - Трое против одного, - сказал Фортинбрас, омерзительно смачивая слюной конец сигары. - Видимо, вы остались в меньшинстве, а, Коул? - Пожалуй, это к лучшему, - удовлетворенно отозвался Коул. - Я считаю своим долгом выражать собственную точку зрения, но уверяю вас, что я с ней не согласен. - Мне нравится ваша прямота, - заметил Фортинбрас. - Честность и здравый смысл помогут вам сделать карьеру, пусть у вас не будет сомнений на этот счет. Итак, посмотрим. Что, если мы назовем фильм "Момент истины"? Присутствующие умело скрыли гримасу отвращения. Фортинбрас продолжал: - Впрочем, это название чисто рабочее; я просто, так сказать, примерял его. А вот еще одно: "Миг откровенности". Как вы считаете? - Мне очень нравится! - тут же отозвался Мартин. - Прямо в десятку, босс. - Здорово, очень здорово, - поддержал его Чет, наслаждаясь ужасом названия с полузакрытыми глазами. - Я считаю, что в названии чего-то не хватает, - произнес Коул несчастным голосом. - Не хватает? Чего именно? - спросил Фортинбрас. Коула никогда еще не просили объяснять, почему его точка зрения иная. Он почувствовал, как у него перехватило дыхание и ледяная дрожь прошла через желудок. Он превосходно понимал, что эти симптомы предвещают наступление безработицы. [190] Мартин, о доброте сердца которого ходили легенды а; до 10-й авеню, пришел на помощь. - Мне кажется, что Коул имел в виду одно из старомодных забористых названий. Что-то вроде простого названия "Десятый". - А может быть, он не это имел в виду, - тут же пришел на помощь Мартину Чет. - Думаю, что-то вроде этого пришло мне в голову, - поспешил поддержать их Коул. - Я понимаю, конечно, что такие короткие забористые названия теперь устарели... Он замолчал. Фортинбрас, прижавший средний палец правой руки к точке на дюйм выше едва заметных бровей, погрузился в медитацию. Шли секунды. Фортинбрас закрыл глаза неопределенного цвета и снова открыл их. - "Десятый"... - произнес он еле слышным голосом. - Старомодно, - заметил Мартин. - Однако такие названия через некоторое время снова обретают звучание. - "Десятый", - сказал Фортинбрас, смакуя это слово как леденец. - В этом что-то есть, - признал Чет, - хотя, конечно, нужно помнить... - "Десятый"! - раздался торжествующий возглас Фортинбраса. - Да-да, "Десятый"! Это название взывает ко мне, джентльмены, по-настоящему взывает. Н-да... - Он снова затянулся своей отвратительной сигарой, затем спросил: - Была хотя бы одна женщина, сумевшая достичь цифры десять? - Нет, насколько мне известно, - ответил [191] Мартин. - По крайней мере в Соединенных Штатах. - Что ж, тогда все, - сказал Фортинбрас. - А вот женщин, убивших девятерых, было несколько, правда? - Последней была мисс Амелия Брэндоум, - сказал Мартин. - Она добилась этого статуса восемь лет назад. Он ознакомился с этой информацией прошлым вечером, предвидя сегодняшние события. Мартин стал старшим исполнительным заместителем продюсера именно потому, что умел предвидеть. - И что с ней стало? - спросил Фортинбрас. - Ее подвела самоуверенность. Во время десятой попытки жертва прикончила ее. Она, вернее, он, потому что жертвой оказался мужчина, воспользовался дробовиком, заряженным кормом для птиц. - Подобное оружие не кажется мне таким уж смертоносным, - покачал головой Фортинбрас. - В данном случае оно оказалось смертоносным, - сказал Чет. - Выстрел был произведен с расстояния примерно в два дюйма. - Надеемся, что вы не проявите такой самоуверенности, Кэролайн, хихикнул Фортинбрас. - Да, сэр, я тоже надеюсь, - ответила Кэролайн. - В противном случае вы окажетесь без работы, - добавил Фортинбрас, делая жалкую попытку пошутить. - Да и без жизни, - заметила Кэролайн. [192] Остроумие Кэролайн пришлось всем по вкусу. Когда смех утих, Фортинбрас перешел к делу. - О'кей, ребята, - начал он, - Приготовьтесь к перелету и действуйте побыстрее. У нас есть свободных полчаса в эфире послезавтра от десяти до половины одиннадцатого утра, так что передача будет вестись напрямую, живьем - или, наоборот, вмертвую? Хе-хе. В общем, ребята, вы знаете, какой тон выбрать для передачи, - абсолютно серьезный, но с легким юмором. Не беспокойтесь о всяких там фонах, просто излагайте ход Охоты в живой впечатляющей манере, но с достоинством и, как я уже сказал, с юмором. Вы ведь знаете, что я имею в виду, правда, Мартин? - Думаю, что сумею разобраться, сэр, - сказал Мартин. За последние три года он все время думал за Фортинбраса, с того самого момента, как стал старшим исполнительным заместителем продюсера. К следующему году Мартин надеялся занять место Фортинбраса. Вряд ли можно было отрицать, что Фортинбрас был действительно глуп; однако он не был абсолютным болваном. Он собирался уволить Мартина сразу после завершения предстоящего задания. Но это оставалось его маленькой тайной, которой он не поделился ни с кем, даже со своим психиатром.