Вадим Бабенко - Семмант

Пошли дожди, мой «недуг» стал еще острее. Всюду подстерегал запах мокрого асфальта. Он измучил меня, почти обессилил. Час за часом, забыв о делах, я сидел с открытыми окнами, тупо глядя на монитор, представляя разнузданнейшие картины. Они мерещились мне везде, терпеть все это было нельзя. Поборовшись с собой для вида, я признал – ничто уже не стыдно – и обратился к единственному способу, что был доступен. В ветреный и дождливый апрельский день я сел в машину и поехал в мадридский пригород – по адресу, взятому из газеты. Там располагался дорогой бордель.

Глава 17

Услугами жриц порока я не пользовался уже много лет. Последний раз это случилось в Париже, вскоре после расставания с Натали. Тот опыт вышел никчемен – мне попалась наглая, ленивая полька. Ничего хорошего я не ждал и теперь, но зуд желания был слишком силен. Сморщившись и глубоко вздохнув, я нажал кнопку дверного звонка.

Это оказался красивый дом – с мягкой мебелью в холле и радушной хозяйкой. Даже картины на стенах выглядели недешево, пусть и поскромнее, чем у графини Де Вега. Я был представлен его обитательницам; они входили ко мне по одной; их прикосновения, запах духов сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Каждая несла в себе целый мир, куда я мог так легко проникнуть – пусть ненадолго и не совсем взаправду. Все они были милы, необыкновенны, прекрасны. Я растерялся, не зная, кого выбрать, и назвал хозяйке имя последней – Росио – лишь потому, что все еще слышал его отзвук.

Дождь хлестал в стекла, завывал ветер. Плотные шторы ограждали нас от суеты и тревог. В большой полутемной спальне мы прожили краткие два часа общей жизни.

Я был ласков с ней, и она удивилась ласке и потом требовала ласки – еще и еще. Меня же поразил ее темперамент и – искренность, полное отсутствие позы. Вдруг показалось: не так уж важно, Лидия, не Лидия, Росио, Андреа… Я гнал эту мысль, чувствуя ее неправоту. Я недоумевал, кто такая Андреа – так ли звали еще одну из девушек, что знакомилась со мной в холле?

Мысль уходила, но оставалась неподалеку. Я растворялся в плоти Росио, будто спасаясь от всех мыслей на свете. Ее лицо, ее улыбка напоминали мне Лидию. Я понял: передо мною неуловимое. Я гляжу в глаза призраку любви!

Она рассказала мне про свой родной город, про покинутый колледж и недолгий брак. После душа она вытерла меня полотенцем и крепко, чувственно поцеловала в губы. Так целуют своего мужчину, когда расстаются с ним надолго. Я понимал, да, увидимся мы не скоро. Наверное, никогда – я терялся в догадках, можно ли прийти к ней еще? Ведь общая жизнь прожита как будто, может ли еще быть другая? И признаюсь, я едва удержался, чтобы не рассказать ей про Семманта.

С того дня и на шесть недель я стал завсегдатаем мадридских casas. В некоторых помнили мое имя, искренне радовались моему приходу. Я объездил множество злачных мест – выбирая их по случаю, наугад. Это был мой собственный хаос – сладчайший хаос, хаос-искус! Он был послушен мне, я в нем царил. Был его повелителем, господином.

Мне больше не нужны были утешения – в полумрак спален, пропахших развратом, меня влекли не страдания и не похоть. Я искал то самое, неуловимое – вновь и вновь и вновь. Осирис, умершее солнце, обрел новый лик, я его помнил. Чувство, потерянное так внезапно, превратилось в фантом, дразнивший меня без устали.

Я гнался за ним, набрасывался на беззащитные тела, жадно впитывал их соки. Нередко, границы придуманного плена отступали, пусть на ничтожную величину. Порой, оргазм нес в себе частицу освобождения. Был свершением, созиданием – в наичистейшем виде. Мне казалось, я воссоздаю подлинную гармонию мира. Нащупываю потайные струны – проваливаясь в наслаждение, в царство грез. И потом, выныривая, вспоминаю. Извлекаю из оставшегося в подкорке черты призрака, которого ищут все.

Конечно, поиск мой был тернист; удачи выпадали не так уж часто. Мне пришлось пройти через все круги, познать все стороны платного секса. Выманивание денег и плохая гигиена, грубость и отвращение, которое не пытаются скрыть – все это встречалось, не раз и не два. Иные из путан оказывались столь убоги, столь низкопробно-примитивно-животны, что я не мог заставить себя воспользоваться их телом. Порой между нами не проскакивало никакой искры, и я оказывался бессилен, несмотря на усилия партнерши. Иногда казалось, вот, эта девушка – открытие, настоящий клад. Ее смех, ее голос не могут, не должны обмануть. Но первое же прикосновение выдавало фальшивку, с самого начала становилось скучно, и я желал лишь чтобы все закончилось побыстрее. А потом содрогался, как от боли, не испытывая удовольствия. Даже иногда зарекаясь: больше не…

И все же, я не отчаивался и не сетовал, зная, что гонюсь за несбыточным, за тем, что существовать не должно. Не должно, но существует, и, понимая это, я не злился на неискренних, неумелых – слыша их ненатуральные стоны, ощущая неприятие их лона. Ни от чего нельзя было застраховаться – я считал это справедливым. Ни цена, ни возраст, ни национальность не гарантировали успеха. Тем ошеломительнее был успех, когда он случался – порой там, где я вовсе его не ждал.

Да, не так уж редко попадались те, что будто искали со мной одного и того же. Было даже смешно – ведь я платил им гроши по сравнению с тем, что пытался получить взамен. И однако ж, никто не роптал на несправедливость. У многих, многих находилось, чем поделиться. Они отдавали мне куда больше, чем было оговорено в негласном акте купли-продажи. До того я искренне полагал, что мир устроен совсем иначе – каждый, кто имел дело с рынком, хорошо меня поймет. Кто б мог подумать, что часть сокровищ, будто бы растраченных давным-давно, оказалась спрятана в укромном месте. Там, где не придет в голову их искать…

Лидия не звонила и не отвечала на звонки, но я переживал уже не так остро. Мой мозг Индиго, получив новую пищу, трудился над осмыслением, работал, как мощный классификатор. Я узнал много женщин за короткое время – и понял, что вовсе не знал их до того. Они заполонили мое сознание – яркие бабочки, причудливые цветы. Щедрость их отклика не удивляла меня больше, я согласился: каждый, у кого есть за душой хоть что-то, хочет делиться и делиться – с теми, кто по-настоящему способен это взять. Все мы, из Пансиона, знали это не понаслышке – сколь многое нужно прятать от бездарных и неумелых, от потребителей, которым нужны лишь крохи. И все мы, вольно или невольно, осматривались кругом – куда бы, мол, пристроить остальное…

Я рассказывал об этом Семманту – вновь о Брайтоне и о себе, но еще и о них, добрых самаритянках с бутафорскою искусственной броней. Броня спадала при первом волшебном слове, обращалась в пыль. Они спешили соблазнять и соблазнять, даже зная, что обманутся почти всегда. Это была абстракция, ею стоило восхищаться. Извечный женский поиск, сжатый во времени до предела. Суть его – лишь идея, в этом он экстремален. С ним может сравниться только другая крайность – любить всю жизнь одного мужчину, быть ему верной всегда, во всем. Дева Мария, Мария Магдалина – мифотворцы всегда были склонны сводить эктримы лицом к лицу.