Александр Мееров - Право вето

— Что же вы предприняли?

— До приезда Рбала дверь я не разрешил взламывать. Надежду договориться с Лейжем по телефону я оставил и пришел сюда опять. На мои просьбы открыть дверь он отвечал бранью, и вскоре мы услышали звон разбитого стекла — Лейж запустил в окно тяжелым октанометром. Затем наступила тишина. Признаться, мне стало не по себе: вдруг он что-нибудь учинит над собой. Я уже решил отдать команду ломать дверь, как мы услышали гармонику. Сомнений не оставалось — парень свихнулся окончательно. Приехал доктор Рбал. Он тоже пытался уговорить Лейжа открыть дверь, но тот продолжал играть. Рбал позвонил по телефону. Лейж долго не отвечал, потом ответил. Едва выслушав, обругал врача, швырнул трубку и снова принялся за свою губную гармошку.

— Вы знали, почему Лейж играл на гармонике?

— Нет, Лейж рассказал нам всё позже, когда дело у него пошло на поправку. Тогда нам было не до гармоники. Мы решили взломать дверь. Я первым вошел сюда. Брошенная Лейжем трубка еще раскачивалась на белом шнуре. Почти всё здесь было разбито, изуродовано, а сам он, скорчившись, сидел в углу, вон на том столике. Вид у него был, прямо сказать, дикий. Лейж озирался по сторонам, никого из нас не узнавал, конечно. Прикрываясь руками, защищаясь от нас, от воображаемых лимоксенусов, он кричал, что не даст фермент, не может дать, не знает секрета Нолана. Рбал попытался успокоить его, и это вызвало особенно резкую реакцию… Ничего не оставалось, как ввести аминазин. Мы еле справились с Лейжем, помогая Рбалу. Он сделал ему укол под лопатку. Потом еще одна инъекция, и Аллан стих.

Крэл встал, подошел к окну, затем к маленькому столику в углу, у входа, на котором теперь опять в полном порядке стояли приборы, и оттуда смотрел на Хука. Хук всё такой же — бронзоволицый, модально-спокойный, уверенный в себе.

— А динамики?

— Что?

— Динамики, микрофоны для подслушивания, телеобъективы. Всё это действовало?

— Глупости, Крэл. Этого еще нам не хватало. Нолан вам внушил? — это Хук спросил очень строго, но ответа не получил.

— Так значит, Рбал ввел Лейжу изрядную порцию аминазина, и потом?

— Лейж был первым пациентом нашей маленькой клиники. Выходили его, и он остался у нас, работает. Должен сказать, хорошо работает. Уравновешен, не возбудим излишне, даже с протоксенусами ладит. В атом ему помогли приборы и защитные приспособления, созданные в наших лабораториях. Словом, всё хорошо, но иногда он начинает всё же нервничать. Не может спокойно слышать имя…

— Рбала?

— Нет, — усмехнулся Хук, — Нолана. Если можно, старайтесь не заговаривать с ним о Нолане. Впрочем, теперь он уже не так болезненно будет реагировать и на это, а вот вскоре после выхода из клиники каждого вновь появляющегося в Холпе он настороженно, таинственным шепотом спрашивал: «Вас подослал к нам Нолан?» Больше всего почему-то его беспокоил молочник, который каждое утро привозил в нашу столовую продукты. Стоило только появиться молочнику в Холпе, и Лейж сейчас же начинал выяснять, не подослан ли он Ноланом. Пришлось переменить молочника. Ну а вы, Крэл, вы ведь и в самом деле от Нолана, так что при разговорах с Лейжем…

— Я не от Нолана.

— Тем лучше, конечно, однако согласитесь, мы еще далеки от полного взаимного доверия.

— Несомненно.

— Можно только сожалеть об этом. Видимо, живуч закон, утверждающий, что правд столько, сколько людей, считающих свою правду самой правдивой.

Хук поднялся.

— Мне пора. На днях в Холпе будет доктор. Ваматр, я попрошу его не таиться от вас, попробую уговорить его, Если он расскажет вам, для чего именно нужен фермент, то вы…

— То я?

— То вы не устоите!

Уехать из Холпа на конец недели было совершенно естественно. Крэл так и собирался сделать. Однако из этого ничего не вышло. Странно, но никто не уезжал из Холпа в пятницу. «Плевать, конечно, что не уезжают, а я возьму и уеду! Но почему всё же никто не собирается ехать? Молчаливый заговор, или существует всё-таки какой-то непонятный заслон… Вероятно, если потребуешь сейчас машину, она окажется неисправной».

— Алло! Гараж?.. Как там насчет моего «дисмена»?.. Всё в порядке? Так… Хорошо, спасибо… Да, я собираюсь в город.

Утром в субботу он не встал с постели. Стоило ему не появиться к завтраку, как из столовой позвонили. Теперь в коттедж аккуратно носили еду. Из клиники пришел врач, медсестра, и на секунду показалось, что входит Инса, почему-то сменившая комбинезон на белый халат…

В воскресенье к вечеру самочувствие улучшилось, и он решил выйти из коттеджа.

Солнце на прощанье вызолотило парк, и он стоял недвижный, гордый сбоим древним происхождением и ужо смирившийся с торчащей посреди него серой башней. Воздух был чист, прохладен, и, вдохнув его, Крэл ощутил бодрость, сбежал со ступенек, спеша окунуться в закатную красоту деревьев, и тут увидел Инсу.

Она сидела на скамеечке тихо, пригорюнившись, и похоже было, что сидит она здесь давно. Всё то время, которое проболел Крэл.

— Немного лучше стало, Крэл?

— А вы почему не в городе?

— В городе? — Удивление ее было неподдельным.

— Ну да, почему вы не поехали в театр или, скажем, на ипподром? Сегодня скачки. Вы любите скачки? Вы что, вообще никогда не выезжаете из Холпа? Я хотел сказать теперь, когда я здесь, не выезжаете. Стережете?

— Не надо, Крэл. — Инса смотрела на него так, как никогда не смотрела раньше. Сочувствие и скорбь, тревога, почти отчаяние промелькнули в ее взгляде. И доброта. Доброта такая, с какой может смотреть только женщина. — Не надо… Я очень ждала…

Но Крэл, хотя и увидел Инсу такой впервые, еще не мог остановиться и спросил резко, почти грубо:

— Чего ждали?

Инса снова стала колючей, высунула кончик языка, наморщила нос и выпалила:

— Астрономов!

Крэл сел на скамью, вытер капельки пота со лба.

— Ничего не понимаю, каких астрономов?

— А они едут в Африку. Два-три дня побудут в Холпе, и в кратер.

— Инса, я был дураком. Я просто поверить не мог, Инса. — Крэл схватил ее за руку, но она быстро отодвинулась от него, обхватила руками колено и раскачивалась потихоньку из стороны в сторону. — Инса!

— Хотите с ними познакомиться? Они отличные ребята.

— Инса…

— Я никогда не смотрела в телескоп… Не пришлось. Когда была маленькой, отец обещал, обещал, да так и не сводил. Телескоп стоял в парке. Над обрывом. Надо было опустить монетку, и тогда давали посмотреть. Как-то получалось, что мы не доходили до этого обрыва. Да и вообще мы в парк ездили всего два или три раза. Отцу всё некогда было. Занят, занят, занят. Всё вечера в лаборатории. Допоздна… И погиб поздно вечером… В лаборатории…