Кир Булычев - Заповедник для академиков

— Вы правы, — сказала Лида, — только не из-за валюты, а потому, что нет смысла выслеживать — когда надо будет, нас заберут!

— Наша с вами задача, Лидочка, чтобы в отличие от других нас с вами не взяли — ни сейчас, ни завтра. А тут, как назло, лезут с угрозами!

Матя очень расстроился — он был из тех людей, кто не умеет и не желает скрывать своих расстройств.

— Вы никому не расскажете? — спросил он.

— Нет, — сказала Лидочка.

Не было у него никаких оснований доверять ей, но Матя был игроком и к тому же верил в свою способность приручать людей.

— Я был мальчишкой, гимназистом. Шел девятнадцатый год. Я был в охране поезда. — Матя поднял руку, останавливая возражение Лиды. — Честно сказать, я рисковал куда меньше, чем мои сверстники в окопах. В двадцать лет я демобилизовался по ранению, окончил университет и забыл обо всем. В конце концов, я выполнил свой долг, мне не в чем раскаиваться. Вы верите?

— Я не знаю, — сказала Лидочка, потому что по всему виду Мати было видно, что у него в шкафу стоит скелет и Полина неосторожно, а может, сознательно этот шкаф приоткрыла.

— Это все пахнет пылью, — сказал Матя, словно угадал мысли Лиды.

Кто-то прошел к лестнице, музыка прекратилась, поднялись шумом голоса и потом сразу стихли — танцоры стали расходиться.

Все, что было связано с Полиной, вызывало в Лиде интерес настолько жгучий, что она ничего не могла с собой поделать, — Полина была окутана тайной.

— А кто она такая? — спросила Лида.

— Черт ее знает. Я ее не помню. И всего, что она говорит, не помню. Бред какой-то!

Матя говорил для себя, он не притворялся.

— Но что же ей надо?

— А зачем вам это знать? — В мгновение ока Матя подтянулся, как часовой, услышавший близкий выстрел, замедленность речи и движений исчезла. И если минуту назад он исключал Лиду из враждебного мира, то теперь он мгновенно лишил ее иммунитета.

— Мне ничего не надо, — сказала Лида, — и не я вас сюда пригласила на исповедь. Спокойной ночи, Матвей Ипполитович.

— Господи, Лида, вы не так меня поняли, — спохватился Матя. — Я вам все расскажу — эта чертова подозрительность! У меня нервы натянуты, как будто на каждом по пудовой гире висит. Эта женщина требовала, чтобы я признался в том, что участвовал в одном инциденте… а я не помню, не помню я, и все тут!

— Ага, вот вы где скрываетесь! — К ним из гостиной шел Алмазов.

Лидочка могла поклясться, что во время танцев его в гостиной не было. Он мог скрываться в буфетной и тогда слышал все, что говорилось Матей и подавальщицей… А мог спуститься по задней лестнице…

Матя пошел навстречу Алмазову, преграждая тому путь к Лидочке.

— Что вам от меня нужно, Ян Янович? — спросил он. — Я к вашим услугам.

— Ну и отлично, — сказал Алмазов. — Надеюсь, что вы не секретничали с Иваницкой?

— Мы говорили о любви и погоде.

— Отлично. И больше ни о чем?

И о том, что вы умеете появляться там, где вы не нужны, чуть было не сказала Лидочка. Но сдержалась.

— Спокойной ночи, — сказала Лида.

— Ну почему вы нас так рано покидаете? — сказал Алмазов, даже не стараясь казаться искренним. Он взял Матю под руку и повел в сторону, толкнул дверь в бильярдную — там было темно. Не отпуская руки физика, зажег там свет, затем обернулся и сказал Лидочке, широко улыбаясь: — Спать, спать, пошла спать!

Подходя к лестнице, Лидочка обернулась — Алмазов усаживал Матю на диван, на котором скончался философ Соловьев, — с дивана Алмазову было удобно смотреть на дверь. А то, что сам факт такого вечернего разговора мог кого-то удивить, Алмазова, видно, уже не беспокоило.

«Пожалуйста, — подумала Лидочка, поднимаясь по лестнице. — Мне надоели ваши тайны, я не хочу в них участвовать. Если бы Пастернак завтра позволил, я бы пошла с ним пешком по грязи до Калужского шоссе». Лидочка остановилась у своей двери. Как бы переехать в другую комнату? Она ведь никому не мешает, она только просит, чтобы ее соседка не меняла так часто и так шумно своих любовников. Это же какой-то Казанова в юбке!

Лидочка постучала. Не исключено, что после всего происшедшего Марта рыдает на своей девичьей койке.

Никто не ответил.

Лида вошла, свет зажигать пока не стала, а спросила:

— Марта, вы здесь?

Марты в номере не было. Но это еще ничего не значило — Марта могла появиться, и не одна. Лидочка попыталась увидеть в этом забавную сторону, но настроение не располагало к юмору.

Лидочка посмотрела на фосфоресцирующий циферблат часов. Одиннадцатый час. Почему же не бьет гонг? Он должен бить в десять. Потом она зажгла лампу. Тусклая лампа висела под самым потолком, и от этого комната становилась казенной и недружелюбной. Как палата в бедной больнице.

Переодевшись в халатик, Лидочка отправилась в умывальную — надо было помыть волосы, но, наверное, в душе опять нет горячей воды, завтра возьму на кухне — в кастрюле… ах уж эта кастрюля, скорей бы Полина приходила за своей.

Лидочка вошла в умывальную. Там лампа тоже светила тускло, но, отражаясь от кафеля стен, свет казался живее.

Как только Лидочка закрыла за собой дверь, дверца в душевую кабинку открылась, и оттуда выскользнула Полина.

— Ой, — сказала она, — я уж и не чаяла, что вы придете.

— Я сейчас отдам, — сказала Лидочка, стараясь не показать, как напугана неожиданным появлением Полины.

— Спасибо, что сберегли, — сказала Полина. — Ведь теперь мало кто захочет помочь.

— Подождите, я только умоюсь.

— А вы не торопитесь, — сказала Полина, — я хотела вас предупредить, что завтра ее возьму.

— Почему?

— Сегодня ночью они у меня обыск устроят — они меня так не отпустят. Я пришла вам сказать — если со мной что случится, оставьте себе.

— Спасибо, мне ничего не нужно.

— Это большая ценность.

— Возьмите кастрюлю, спрячьте где-нибудь в парке — парк громадный, в нем не то что кастрюлю, человека можно спрятать.

— Нельзя, — сказала Полина, — они увидят, как я в парк пойду. Они следят за мной.

— А сейчас?

— А сейчас как следить? С улицы не увидать, а если кто войдет, мы с тобой сразу увидим. Слушай, а как тебя звать?

— Полина, зачем вы притворяетесь крестьянкой? Это же не ваш язык, не ваши манеры.

— Какой был мой язык и мои манеры — забыто. Об этом и разговор…

Настроение Полины, до того деловое и связанное с сохранностью кастрюли, вдруг резко изменилось. Кастрюля ее перестала интересовать.