Михаил Васильев - Искатели

Сейчас от него пахло как из винного погреба или вытрезвителя.

— Я не для того, чтоб их есть, — почему-то стал оправдываться Карл, показывая на свою корзинку. — У меня там желуди даже. Я их для модели, для фруктово-цветочного орнамента. Доску мраморную для камина собираюсь резать с таким орнаментом…

Я еще платье для Дианы стал изобретать, — заговорил он. — Шестнадцатый век. Золотое и серебряное шитье. Жабо, темное сукно…

— А я все думала, кому платье заказать, — остановила его Диана. — Августа тоже хорошо шьет. Помните мой сарафан вчерашний. Это она сшила, точнее, перешила. У нее он много лет лежал, говорит, что некуда было его надеть.

— Бусы, ожерелья, — опять заговорил деятельный гном. — Сетка на голову. Это женское платье шестнадцатого века тяжелой технической задачей оказалось. Даже мне, Карлу, изо всех сил придется напрячься. Difficilia quae pulchre. Прекрасное трудно. Жемчуг совершенно необходим, хотя бы искусственный. Нет, нет, — не дал он задать вопрос любопытной Диане. — ЖемчугА в горной породе не встречаются. Они в раковинах созревают, но в нашем море таких нет. Какой у нас жемчуг! Икра лягушачья только. Omnia praeclara tam difficilia, quam rara sunt. Как говорится, все прекрасное столь же трудно, как и редкостно. Может красный камень какой-нибудь еще пойдет, вопреки моде. Жаль, граната у меня нет. Сердолик какой-нибудь, яшма, гиалит красный… — озабоченно и все неразборчивей бормотал он.

— Сейчас сцену придумал. — Эпильдифор обвел рукой пространство берега. — Здесь будет длинный-длинный путь на корабль. Торжественные проводы и отплытие Дианы в Европу. Не знаю, нужна ли в этой сцене красная ковровая дорожка, слышал, что были такие. Сегодня назначил Диану вице-принцессой, — сообщил он Карлу.

— Нет, — опять не согласилась та. — Говорила уже… Я бретера буду играть. Переоденусь в мужскую одежду и все нормально…

— А кто же принцессой? — в очередной раз сегодня удивился Эпильдифор. — Я? В общем, по краям этой красной дорожки будет стоять вице-королевский двор и аплодировать. Как только корабль отплывет, все придворные переодеваются в пиратов для следующей сцены.

— И ничего страшного, ты очень хорошо можешь принцессой, — попыталась вернуться к прежнему Диана. — А усы сбрить можно. Это легко.

— Алмазную пыль применить? — вопросительно произнес Карл, будто спрашивая сам у себя. — Техалмазов у нас полно. Изношенных, расколотых… А где будет настоящая сцена? Ну, по которой ногами ходят.

— Никакой сцены, — отрезал Эпильдифор. — Все действующие лица будут у меня появляться снизу, из люков корабля и туда же проваливаться. Смелый ход. Режиссерская находка.

— Надо вон там, подальше, пристань построить, — озабоченно сказал Карл. Постепенно становилось заметно, что стиль зимовщиков — эта вот деловитость и мобильность. — В ретростиле сделаем, из натурального дерева, из бамбука.

— Профессор Кент обязательно спросит про деньги, — тоже озаботилась Диана.

— Пусть не спрашивает. Мы, зимовщики, не жадные, — заметил Карл. — Потому что много зарабатываем и мало тратим. Таков у нас образ жизни.

— Хотя, у нас скоро денег много будет, — добавила Диана.

— А у меня компас есть, — непонятно к чему сообщил Карл. — Большой, хороший, как раз для солидного корабля. Ненастоящий, недействующий, конечно, — магнитных полюсов здесь нет. И еще генератор мыльных пузырей для праздничной атмосферы. Где-то со старых времен завалялся. Полагаю, черного пороху много понадобится. Лично займусь, придется. Сегодня ночью и начну изобретать.

— Только не взорвись, — произнес Эпильдифор. — Теперь мне, как режиссеру, за такое отвечать. У нас по инструкции на астероиде пожара нельзя — без кислорода останемся, Пожара, тем более взрыва, до сих пор еще не было у нас…

— Здесь чего только не было, — неопределенно пробормотал Карл.

— Если грубо прикинуть, пороха бочек пятьдесят понадобится, — озабоченно сказал Эпильдифор. — Потом мы посчитаем, на все общую смету составим, заявки.

На улицах постепенно становилось шумно и оживленно — по местным меркам. Один за другим проезжали в своих трескучих экипажах зимовщики, куда-то ехали в этот выходной день. На крыше своего дома появились Ахилл и Конг со свежеизобретенным парашютом. Ахилл, разбежавшись по крыше, спрыгивал и долго планировал над морем, потом медленно опускался в воду. Слишком тяжелый для парашюта Конг просто, сам по себе, прыгал, бухался в воду.

До деятелей будущего театра доносилось ритмичное и монотонное буханье. Эпильдифор достал из корзины Карла мандарин и теперь жевал.

— У нас здесь музыкальные роботы завалялись с прошлых времен, — говорил Карл. — Киберокестр. Мыслящие роботы, хорошие ребята. Раньше в саду играли. Давно, правда, выключенные лежат — может даже, репертуар немножко успел устареть. Технически мы этот проект организуем. Декорации виртуальная установка обеспечит. Есть такая, очень мощная, на одном корабле Мы его сейчас ремонтируем. Облака и тучи тут нужны, какое же море без облаков. Я на Земле видел. А многие впервые здесь увидят. Сделаем спектакль.

— Конечно, сделаем, — бодро согласилась Диана. — Невозможного не бывает.

— Quiescere iuventus nescit, — высказался Карл. — Молодость не знает покоя… Вы просто оживляете этот наш булыжник, — с неожиданной застенчивостью добавил он. — Может, этот Ошибочный мир станет не таким уж ошибочным, может, даже исправим что-то.

— Я ни причем. Это ведь Эпильдифор Ардалионович пьесу сочинил.

— Еще не сочинил, но вот что мне еще в голову пришло… — начал Эпильдифор.

Сейчас они куда-то двигались. Карл на велосипеде и рядом Диана и Эпильдифор. Незаметно для себя приблизились к железным рельсам. Отсюда ходила маленькая открытая платформа. Ремонтники называли ее дрезиной. На ней эти трое и продолжили путь, отправились на верфь организовывать театр, оформлять какие-то заявки, по дороге продолжая обсуждать подробности будущей пьесы. Начинались какие-то организационные дела, чертежи и бумаги.

По-паровозному засвистел закипевший чайник. Он стоял в камине на маленькой плазменной горелке. Забавный этот старинный предмет Платон нашел здесь. Титаныч ненавидел его, как источник зловредного пара, но сейчас старика дома не было.

В этот затянувшийся период вынужденного отдыха чаепитие превратилось в серьезное занятие. Быта становилось все больше. Накопившиеся предметы и даже пыль, лежащая здесь, и запахи внутри этой комнаты стали бытовыми, домашними, укоренились, будто уже много поколений жили здесь и оставили все это.

На столе лежали старческие болезненные мелочи, принадлежавшие Титанычу. Масленки, отвертки, мелкие винтики, болты и гаечки. Платон осторожно глотнул спирта из маленького пузырька. Камень-ловушка.