Михаил Васильев - Искатели

— Тоже учила? А я сам могу Отелло быть. Когда-то я играл в самодеятельности. Один раз. В старинной пьесе Уильямса Теннесси "Кошка на раскаленной крыше" негра, подающего торт. У меня в реале среди предков негры были, поэтому и волосы такие.

— А негры — это инопланетяне такие?

— Нет. Это с Земли, с континента Африка.

— Не бывала. А я, конечно, Дездемона. Только она немного другая была, грустная какая-то и ростом поменьше. Ну ничего, я сыграю, — решительно закончила Диана.

— Конечно, сыграете. Каждая женщина в душе считает себя актрисой.

На углу улицы, где над домом темнела башня, в ее окне мерцала красная точка. Ближе оказалось, что это огонь в трубке бригадира Карла. Он курил, о чем-то задумавшись и подперев голову ладонью.

— Добрый вечер, Карл, — остановилась Диана. — А у нас новости — Эпильдифор Ардалионович здесь театр решил устроить. Я Дездемону буду играть.

— Значит, теперь артистка сцены, — отозвался Карл. — Восходящая звезда. А я вот тоже развлекаюсь, брегет делаю… Точнее, часы, — с непонятной поспешностью пояснил он. — Стилизация под старину, так сказать. Можно, конечно, и современной начинкой их нашпиговать, без часового механизма обойтись. Сейчас и оловянных солдат заставляют двигаться, маршировать без всяких механизмов вообще, только так неинтересно. Все же для себя стараюсь. Уже есть у меня одни часы, напольные. Хочу вмонтировать их в такой маленький зАмок, чтоб из него фигурки выходили. Выходили и входили. По принципу карусели. Всё мечтаю подарить свои игрушки кому-нибудь. Некому только. У меня и коллекция всяких красивых дорогих камней есть. Накопил.

— Готовите раритеты? — спросила снизу Диана. — Будущие исторические ценности?

— Не будет здесь исторических ценностей, — помолчав, ответил Карл. — И будущего, наверное, не будет.

Сказал совсем негромко. Диана будто только сейчас заметила, что здесь все говорят негромко, но все слышно — не мешает шум вокруг. И сейчас было тихо, только на море заливались длинными трелями лягушки.

— Все здесь разрушится, распадется, — продолжал маленький бригадир. — Думаю, что останется только вахтовая ремонтная база, откуда-нибудь с Марса сменяемая. Хотя, я когда-то тоже попытался уехать отсюда. Побывал на Земле, на Луне. Вокруг машины, люди… Нет, для меня это не жизнь. Не знаю даже как сказать. Повсюду, из-за каждого угла — всякие неожиданности, чуть ли не опасности. И все время что-то новое, незнакомое. Появляется откуда ни возьмись — просто непрерывно. И как там люди умудряются за жизнь столько всего увидеть и еще что-то понять. Нет, лучше я здесь, в этом своем родовом каменном орехе. Один на льдине. Ваши Томсон с Джеррисоном поняли бы.

— Так вы пессимист, — догадалась Диана. — Впервые в жизни пессимиста вижу. Хотя, вы, Карл, чем-то похожи на нашего профессора Кента. Ничего, скоро никаких несчастливых на свете не будет.

— Только все мелкое здесь. — Будто не услышал ее Карл. — Вместе со мной. И все мельчает, мельчает, изнашивается, ветшает. Вот сижу тут, думаю. Неудачным у нас этот мир получился, ошибочным. Даже с большой буквы — Ошибочный мир.

— Ну, почему же, — как-то неуверенно возразила Диана. — У вас тут вроде даже неплохо. Комаров только много.

Карл молчал, глядя куда-то вдаль перед собой, будто был способен увидеть что-то в темноте. Потом даже ткнул в эту темноту пальцем.

— Постамент когда-то поставили в расчете на будущего героя. Так никто и не заслужил. А молодежь надеялась, что такой появится. Много уже лет как построено. Один я еще помню.

— Какая молодежь? — спросила Диана.

— А мы. Когда молодыми были. А так весело все начинали, этот мир строили. С такой любовью ладили все вокруг. Не думали, в голову не приходило, что когда-нибудь это станет не нужным никому.

— А что случилось? — спросил, наконец, Эпильдифор, до сих пор стоявший молча, ухватившись за ус. Оказывается, он тоже чего-то не знал.

— Да, в общем-то, ничего. Просто все старше стали, угасли. Потом разъехались, разлетелись отсюда… Malum necessarium necessarium. Неизбежное зло неизбежно. Жаль, что этот мир вместе со мной умирает. После меня, наверное, все пропадет. Я здесь первый и единственный родился, я здесь, видать, первым и останусь навсегда. Удобрю родную землю. Хотя удобрю, наверное, тоже единственным. Adversa fortuna. Такой вот жалкий удел, злой рок.

— Теперь будет добрый! — решительно возразила Диана. — Мы ваши проблемы решим. Вот слетаем на Марс…

— Ну что ты, девочка, как можно это решить. Не кроссворд. А театр мы сделаем, технические возможности у верфи есть. Местной промышленности такое под силу. Раньше, давно, был у нас здесь театр, еще какой был…

Окошко в башне осталось позади, светилось вверху слабым красным светом. Это тлели угли в горшочке на подоконнике, предназначенные для того, чтобы отгонять дымом комаров.

— А костюмы кто шить будет? — спросила о чем-то задумавшаяся было Диана.

— Да, — озадаченно отозвался Эпильдифор. — У нас народ здесь все по железу. Сварка, резка, монтаж… Карл умеет, — решил он. — Он все умеет. Согласится, — отверг он сомнения Дианы. — У меня настойка на спирту есть, за нее согласится.

Они подходили к дому Эпильдифора с аптекой внизу.

— Ко мне в аптеку редко кто приходит, — рассказывал он. — Только Карл. Он часто, почти каждый день. Но он только одно лекарство берет — спирт. Алкоголизмом страдает, а алкоголизм только спиртом лечится. Я здесь даже фельдшером еще. Числюсь, хотя больных, конечно, ни разу не было.

— Я тоже больных никогда не видела.

За стальными воротами, в эпильдифоровском дворе среди темной зелени светилась изнутри оранжерея. Получалось классическое прощание у калитки, о котором Диана явно не слышала.

— Жаль, что розы у меня быстро одичали, — сказал Эпильдифор. — Давайте, Диана, зайдем ко мне. Это ведь называется в гости?

— А профессор Кент боится тягот и ужасов семейной жизни, — непонятно к чему сказала Диана. — Просто жаль, Эпильдифор Ардалионович, что такой мужчина, как вы, пропадает.

Эпильдифор достал гигантский, даже кованый, кажется, ключ.

— Выпьем чаю с селедкой, — предложил он. — У меня селедка есть, я люблю.

— Да нет, я пойду, — почему-то поспешно ответила Диана, хотя казалось, что только что она готова была согласиться.

Уходя, она все-таки обернулась к опустившему голову и как-то нелепо растопырившему руки Эпильдифору.

— И зря говорите, что ухаживать не умеете, — уже издалека крикнула она. — Ухаживаете очень хорошо.

А маленький Карл, как всегда, не спал всю ночь в своем доме, где от комнат остались только узкие коридоры между нагромождениями готовых и неготовых еще машин и скульптур, механизмов, материалов, станков и приборов. Сидел у горящего камина с кипящими там колбами, склонившись над какой-то только ему понятной железкой. Под иконой "Неиспиваемая чаша", поставив рядом бутыль кустарного рома. К утру ром в бутыли закончится, исчезнет, а появится какая-нибудь музыкальная шкатулка, табакерка или горсть ограненных камешков.