Владимир Васильев (Ташкент) - Гостиница

О каком блокноте Он говорит?.. У Него в жизни блокнота не было… Разве только в детстве?.. Или Он имеет в виду тот Единственный Блокнот, страницы которого заполняют все Поэты?..

«Я представляю связь времен,Как сообщенье душ…» —

мысленно повторяла Девушка и вдруг, неожиданно для себя почувствовала, что Поэт не Бог и не черт знает где, как ей всегда казалось, а совсем-совсем близко… И не то, чтобы внутри нее, в душе, а словно бы оба они, он и она, пребывают рядышком внутри чего-то большего. И это Большее странным образом не воспринималось как внешнее, а было ими самими, их единой сущностью…

— Когда подступит ТишинаОзнобом ожиданья к горлу… —

вдруг услышала она Его голос в себе и так же безмолвно ответила:

— Не дочь Тебе и не жена,Но мне — как Божий Глас, Твой голос.— Отринь тенета суеты —В них липкий страх твоих сомнений!..— Но как забыть, кто — я, кто — Ты?!Душа привыкла к поклоненью…— Проникнись тишиною сферТебе доселе недоступных…— Где доступ к ним, коль мир мой сер,И я в сем мире неотступно?— Не бойся встретиться с тоской…Ты — Бог, ты — боль и радость мира.— Тоска все время «под рукой»,Но мир не храм, а лишь квартира.— Тогда лишь делай Первый Шаг,Когда познаешь жажду страсти…— Коль страсть придет, не мне решать —Ей будет каждый шаг подвластен…

Когда подступит тишина…Когда подступит тишина…Вернулось эхо, как волна,Дыханьем гладя сон прибрежный,Стирая тяжесть глыб со днаВ песочек ласковый и нежный…Когда подступит тишина?..

Да никогда! Жизнь — вечный шум!Немолчный, вездесущий шум,Подобно камню-катышуГремящий глухо за прибоем…Пока его не заглушу,Навряд ли быть смогу собою…И тишина — лишь слабый шум…Но, может быть, откажет слух,Когда в зенит взметнется дух,Который к суетному глух,И Тишины душа коснется?..Но трижды пропоет петух,И ведьма женщиной проснется,Напялит зрение и слух…И канет в грезы Тишина,Неощутима, неслышна…Когда ж становится слышнаТоска далекого… другого,Что бьется в сердце, как струна,И жалит чувства, словно овод?..Когда своя заглушена…. .

…Девушка встала из-за письменного стола, оставив на нем маленький круг света с открытым блокнотом в центре. Взгляд ее все еще оставался погруженным в эту светящуюся бездну, но в теле чувствовалось томление и жажда движения. Она потянулась, услаждая мышцы, и сбросила халатик на пол, как осеннее деревце сбрасывает мертвые листья.

Ей захотелось погрузиться в медленный и глубокий танец, который растворил бы ее в себе, как Океан припадающую к нему речку. Но музыку включать было нельзя, потому что она могла разбудить родителей.

Тогда Девушка стала воспроизводить мелодию мысленно и постепенно погружалась в танец, как в знобкие воды, пусть не Океана, но чистого горного озера. Озноб, быть может от сквознячка, мелкой дрожью пробегал по ее коже. Однако ей казалось, что она ощущает именно прохладное прикосновение воды…

Но когда тело разогрелось в танце, озноб исчез, и Девушка ощутила себя речкой, текущей вместе с мелодией в тревожную и манящую даль, где ждало ее Нечто или Некто… И в нем не ощущалось опасности, а лишь покой и радость…

Незаметно для себя она оказалась в соседней темной комнате и вдруг почувствовала там чье-то присутствие!.. А потом заметила во мраке и чуть светящийся силуэт.

Девушка остановилась, и священный трепет узнавания очистительным порывом ветра пронесся то ли по телу ее, то ли в душе — все едино…

Из темноты к ней приближалась Женщина, а за спиной ее светилась лунным мерцанием уносящаяся ввысь стена Гостиницы. И Дверь за спиной Женщины закрывалась медленно, словно еще оставляла ей возможность вернуться. Но Женщина не оборачивалась на Дверь. Она шла навстречу Девушке…

…И сказочно было нездешним ее одеянье —То ль феи прелестной, то ль юной русалки достойно…И шла она так, как к прощенью идут от прощаньяГрустя от разлуки, но Встречу приемля спокойно.

Из брызг водопада, из слез, из тумана дыханьяКазалось сплетенным вкруг чистого тела свеченье.И Вечное знанье во взоре, и жажда Свиданья —Как Вечной Реки от истока до устья теченье…А Девушка, трепет почуяв, шагнула навстречу,И образ стал четче, понятнее, ближе, живееКак странно знакомы: прическа и хрупкие плечи,И бедер изгибы, и стебель стремительной шеи…

«Я стану такой же!..» — вдруг детская вспомнилась клятва.О, детские грезы… Какая прекрасная сказка…Витает над нею извечное злое заклятье,Как будто на озере светло-зеленая ряска…И все же — вперед!.. Да свершится заветная Встреча!Не зря ж столько рек и озер в Никуда утекло…Шагнула Девчонка и гордо расправила плечи,И ткнулась с размаху в зеркально-пустое стекло…. .Ночи нефть за окном равнодушно стекала по крышам,Повисев на ветвях, натекала на серый асфальт…И никто на Земле этой вязкой капели не слышал,Погрузившись во мрак, как в законно свершившийся факт.Но во мраке скользят, кто духовным томлением маясь,Отправляются в ночь, чтоб в себе обрести Тишину,И в паденье нежданном калечась и вновь поднимаясь,В раскоряку ползут, словно крабы по мутному дну.Где же тайный огонь, от которого «нефть» возгорится,Выжигая дотла за века накопившийся мрак?..И вернется домой за Мечтой устремившийся рыцарь,Разгадавший в пути тайну вечную Зла и Добра?..

Девушка не видела ночи. Ее взор все глубже уходил в белые глубины блокнотного листа. И строчки, которыми она его заполняла, были ступенями, позволявшими ей нисходить в Белую Глубину.

«Белая Дорога! — вдруг осознала она. — Белая Дорога, по которой ушел Он!…»

И мягкий карандаш буковка за буковкой стал поспешно, словно из кирпичиков, выкладывать черные контуры ступеней, изнутри заполненных белизной…

Она сделала первый шаг и снова ощутила себя рекой, но уже не маленькой и тихой, а глубокой, полноводной, упругое течение которой наполнено энергией и радостью Вечного Движения… И течение было ею, и глубина была ею, и то, что там — впереди, тоже было ею… И она заговорила голосом Реки: