Константин Соловьёв - ГНИЛЬ

— Нет, господин Мунн. Я руковожу этим отделом и мои парни полезут в «гнездо» только при том условии, что я буду следить за их шкурами лично. И подобную ответственность я доверить никому не могу.

Мунн выглядел удивленным. Даже раздосадованным. Но Маан знал его достаточно долго чтобы понимать — лицо Мунна выражает лишь те эмоции, которых требует ситуация.

— Это неразумно, — сказал он наконец.

— В подобных операциях я не могу доверить все заместителю.

— Мне казалось, ты говорил, что он хорош.

— Он действительно хорош, господин Мунн. Но я пойду с ним.

— Маан… Ты смел и настойчив, как и полагается человеку Контроля. И ты беспокоишься за своих парней, что тем более достойно уважения. Но в этот раз тебе стоит остаться в стороне. В этой ситуации. Я не хочу объяснять потом Кло, что с тобой случилось.

Это было похоже на шантаж. Неуклюжий, но явственный. Маан вдруг ощутил себя уверенным и спокойным, как будто подсознательно ждал чего-то подобного.

— Кло тридцать лет ждала, когда вы ей объясните, что со мной случилось.

— Это твое решение, Маан?

— Да, господин Мунн. Если вы считаете, что я не могу руководить этой операцией, отстраните меня официально. До тех пор я буду считать себя начальником отдела и действовать соответственно своих должностных обязанностей.

Мунн посмотрел ему в глаза и смотрел достаточно долго чтобы Маан стиснул зубы. У глаз Мунна было странное свойство — быть мягкими, прозрачными, и вместе с тем давить на собеседника каким-то невидимым силовым полем, выжимающим дыхание из груди.

— Я был уверен в тебе, — он ткнул пальцем в грудь Маана, — И не сомневался. Иди, инспектор, готовь группу.

Маан ощутил себя так, точно вместо воздуха вдохнул чистый кислород.

— Значит?..

— Упрям как черт, — проворчал Мунн, склоняясь над своими бумагами, — Мне будет тебя не хватать тут, Маан. Я имею в виду, через пять месяцев. Черт, как же упрям… Иди! Поведешь своих парней сам. Но держи их на коротком поводке. В любую минуту может быть вызов — и тогда у вас будет час на то чтобы прибыть на место. Понял?

— Так точно! — Маан по-военному козырнул, — Приступаю к выполнению приказа!

Из кабинета Мунна Маан вышел еще более напряженным. «Гнездо!» Слишком неожиданно. Такими вещами обычно занимались другие люди, например третий и восьмой отделы, специализирующиеся на штурмовых операциях. Нет, за своих Маан был спокоен, он достаточно хорошо знал ребят чтобы быть уверенным в том, что они справятся. Значит… Неужели он боится за себя самого? Вот ведь глупость. Маан прислушался к собственному сердцу, но то молчало, отзываясь лишь слабым ритмичным перестуком.

Штурм «гнезда» никогда не был серьезной опасностью, если на то пошло, брать вдвоем «тройку» куда как опаснее. Может, сама атмосфера… Маан скривился. Когда берешь Гнильца в квартире, это всегда проще. Пусть он уже не человек, но он тщится притвориться человеком, с отчаяньем обреченного отстаивает свои, ставшие уже бесполезными, человеческие привычки, цепляется за них, как будто они могут что-то значить. Так больной проказой может цепляться за свои щегольские костюмы, уже ощущая изнутри липкое прикосновение смерти, но боясь взглянуть ей в глаза. Нет, штурмовать квартиру куда проще. Существо, живущее в ней, опасно, но собственная слабость и страх делают его уязвимым. «Открыть, Контроль!», слетающая с петель дверь, грохот «римских свечей», парализующие ослепительные вспышки фонарей… Обычно этого хватает. Человеческое начало сковывает волю и силы.

С «гнездом» хуже. Туда уходят те Гнильцы, которые понимают — их человеческая жизнь закончилась. То, что будет дальше — уже не человеческой природы. Такие доставляют больше всего проблем. Смирившиеся. Поддавшиеся своим поганым инстинктам. Откинувшие человеческое. Они бегут туда, где нет света и людей, прячутся в темных сырых углах, забиваются в самые глухие норы, где нет ничего кроме шороха крыс и зловония проникающих в грунт сточных вод. Логово человекоподобных тварей. Лепрозорий.

В отделе произошли изменения — исчез сидящий за столом Мвези, но появился Геалах — как всегда по утрам бодрый, хитро щурящийся, ухмыляющийся в усы. Как нагулявшийся за ночь кот, заявившийся на теплую кухню. Когда Маан вошел, он пил кофе, судя по запаху — второсортный эрзац. Не удивительно, даже его класс не давал возможности регулярно пить тот кофе, который принято было называть настоящим. Догоревшая до середины сигарета в импровизированной пепельнице говорила о том, что в отдел он заявился совсем недавно.

— Я просил не курить здесь, — сказал Маан, надеясь, что строгость в его голосе дозирована оптимально.

Но, конечно, Геалаха пронять такой репликой было невозможно.

— Минус один, Маан! — он поднял чашку, салютуя, — Здесь такая вонь, что табак кажется едва ли не елеем.

— А ты пока кажешься инспектором Санитарного Контроля, — Маан взял сигарету, при этом пальцы дрогнули, затушил ее и выкинул вместе с пепельницей в утилизационный контейнер, — И если не будешь соблюдать санитарные правила, когда-нибудь прекратишь им казаться.

Геалах только головой покачал.

— Что это с ним?

— С утра кусается, — отозвался Тай-йин, — Я думаю, съел что-то не то.

— Наверно, он тренируется быть сварливым. Незаменимое качество для уважающего себя пенсионера.

— Если так, ему впору организовывать курсы, в этом-то деле он прилично поднаторел.

— Не выйдет, — с сожалением сказал Геалах, — Его будут бояться даже ученики.

Слушая пикировку подчиненных, Маан подошел к кофейному автомату и сам взял чашку. Он не любил пить эрзац-кофе с утра, от этого часто начинала ныть печень, а желудок затопляло едкой волной изжоги, но сейчас ему надо было сосредоточиться, а кофе в этом неплохо помогал.

— А, его же к старику вызывали. Наверно, поэтому злой.

— Серьезно? — Геалах поднял голову, — Ходил наверх? Как Мунн?

— Отлично. Передавал вам привет.

Геалах ткнул пальцем в папки, которые Маан, сам того не замечая, продолжал держать в руке:

— Что-то серьезное?

— Что? Нет, да черт, ерунда… Какая-то девчонка решила избавиться от любящего отца. Не наше дело.

— О. У меня было пару таких заявок в том месяце. Дети. Теперь ты понимаешь, отчего я еще холост?

— Разумеется. На этой планете всего два миллиона жителей. Человека, готового терпеть тебя дольше, чем мы, пришлось бы специально завозить с Земли через карантин.

— Дети, — Геалах сплюнул в остатки кофе и бросил стакан в утилизационный контейнер, — Всегда так. Ты их растишь, кормишь, заботишься — и только для того чтобы получить плевок в лицо, как только они почувствуют себя самостоятельными. Знаешь, сколько у нас жалоб от детей?