Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце

– Нет, – удивился Добров. – А зачем?

– Потому и разрядились. Знаю то место. Там воздух электричество проводит. Аккумуляторные клеммы по воздуху замкнулись.

– Это становится интересным, – взволнованно шепнул Виктор. – Кажется, мы сделали открытие. По-видимому, там не только никому не нужное здесь железо, но и…

– Радиоактивные руды! – воскликнула Галя. – Их излучение ионизирует воздух, делает его проводящим электричество!

Учитель кивнул головой:

– Я так и думал. И еще о магнитной аномалии думал, о железе в недрах. Хочу, чтобы наши люди на заводе работали, в домах жили. Со вчерашнего дня мне это кажется возможным.

– Почему со вчерашнего дня? – поинтересовался Виктор.

– Доклад я слышал вчера по радио. Инженер Карцев на острове Диком рассказывал о ледяном моле, о мореходстве вдоль наших берегов круглый год.

Галя вскочила, но не могла выговорить ни слова.

– Подождите! – не сдержался Виктор. – Проект Алексея? Уже обсуждается всерьез? Вот это бы изменило дело! Нельзя ли пойти к вам, товарищ учитель? Здесь воняет чем-то кислым, шкурами, что ли… Расскажите, что там говорили о проекте. Неужели будут строить? Тогда я первый подниму вопрос об арктической металлургии.

– Ну что ж, могу показать вам нашу школу и интернат. Вы там сможете отдохнуть.

Виктор стал суетливо собираться. Добров не упустил момента, чтобы шепнуть своему начальнику:

– Виктор Михайлович, а выходит дело, без моих аккумуляторов и открытия бы не было. Вот так.

Виктор сделал вид, что не расслышал. Галя прощалась с гостеприимными хозяевами.

Ваня повел гостей к большому двухэтажному дому, расположенному недалеко от стойбища оленеводов. Шумная ватага любопытных ребят в кухлянках с откинутыми капюшонами мчалась навстречу геологам и учителю.

Учитель подробно пересказал доклад Алексея. Виктора раздражали подробности. Какая досада, что нельзя тотчас же радировать!.. Железо и уран рядом! Неплохо, если магнитный хребет в Голых скалах будет носить название «Хребет Омулева»!

Виктор с Добровым ушли вперед. Ваня с Галей отстали. Галя с волнением слушала рассказ учителя.

Глава девятая. Северный ветер

Встреча Алексея с полярными моряками была для него, пожалуй, первым в жизни серьезным потрясением.

До сих пор у Алексея Карцева все складывалось на редкость удачно. В школе он был первым учеником, признанным вожаком во многих школьных затеях, победителем в математической олимпиаде, в состязании моделистов, в конкурсах клуба юных техников. Его полудетские мечты-проекты, вроде прорытия туннеля между Черным и Каспийским морями или передачи сигналов на Марс с помощью радиолокационных установок, вызывали если не признание, то во всяком случае интерес.

Профессора в институте предлагали Алексею остаться после окончания на кафедре. Но стремления Алексея были иными. Все свои каникулы он проводил на новых гигантских стройках, работая простым рабочим, потом машинистом экскаватора, растаскивал землю будущих каналов исполинскими «стальными муравьями» – скреперами, обрушивал в воду грунт берегов, чтобы засосать его в трубы землесоса, ведущего за собой канал. Алексей считал, что должен изучить все тонкости машин и профессий, которыми будет руководить как инженер.

Способного практиканта звали вернуться на строительство. Но молодой инженер Карцев выбрал своей специальностью искусственное замораживание грунта. Он работал на строительстве метро, быть может, так и не расставшись с детской мечтой прорыть туннель под Кавказским хребтом.

Отец Алеши, Сергей Леонидович Карцев, виделся с сыном мало. Он работал в далеких пустынях над поворотом сибирских рек в Каспийское море. Самостоятельность и способности сына, с которым он встречался через большие промежутки времени, поражали и даже беспокоили его. Все свое влияние Сергей Леонидович употреблял на то, чтобы привить сыну трезвость мысли и критическое отношение к себе.

Мать Алеши, Серафима Ивановна, женщина деятельная и властная, всегда занятая – она была директором одного из московских вузов, – также не могла уделить воспитанию сына много времени. Он воспитывался школой, Домом пионеров, пионерскими лагерями, позже студенческой средой, наконец, атмосферой великих строек.

Мать гордилась им как способным мальчиком, обладавшим, правда, отчаянным упрямством, которое она стремилась превратить в упорство.

Мальчик нежно любил мать и, кстати, очень хотел на нее походить. Это желание еще больше развивало в Алексее упорство, каким его мать обладала и огромной мере.

Это упорство и проявилось сейчас в Алексее после разгрома, который устроил ему старый моряк.

Несмотря на то что его идея ледяного мола не выдержала первого испытания, Алексей упрямо конструировал гигантские ворота, раскрывающиеся для того, чтобы пропустить оторванные от берегов ледяные поля. Потом ему вдруг начинало казаться, что затея с воротами – техническая утопия. Алексей злился и ожесточенно рвал и снова рисовал эскизы ворот.

Нельзя сказать, чтобы это занятие вытеснило у Алексея все другие мысли. Напротив, он, нуждавшийся сейчас в дружеской поддержке, часто вспоминал о московских друзьях: о Денисе, о Викторе, даже об академике Омулеве, с которым можно было всегда посоветоваться. С Федором советоваться Алексей не решался, думая, что тот теперь окончательно махнул рукой на его проект. Особенно горькими были воспоминания о Жене. Стоило в сознании Алексея возникнуть образу девушки с высоко поднятой головой, как ему капалось, что она смотрит на него сверху вниз чуть прищуренными холодными глазами…

Все дни, пока корабль шел к острову Дикому, Алексей был мрачен, выходил из каюты редко, старался ни с кем не встречаться.

Все в том же состоянии – с тысячью вариантов выхода из положения, но без окончательного решения, углубленный в себя, Алексей сошел на берег.

Отойдя от двухэтажных домов радиоцентра, он отправился в глубь острова.

Пейзаж казался ему угрюмым: суровые базальтовые скалы, едва поднимающиеся над травянистым покровом, почва, засасывающая ноги. Нигде ни деревца, ни кустика. Ничто здесь, на краю света, не растет выше травы! Под ногами – ровные, поразительно прямые тропки, соединяющие собой порки. По ним проносились пестренькие зверьки, похожие на крыс, – лемминги.

Идти Алексею было тяжело, ноги с хлюпаньем увязали в почве, но он настойчиво брел вперед. «Добраться до противоположного) берега во что бы то ни стало!» Он шел с таким упорством, словно на базальтовых скалах берега его непременно осенит блестящее конструктивное решение.