Эрве Рихтер-Фрих - Бессмертные карлики

- Но как попала она под землю? - спросил Паквай.

- Тут должно быть несколько хорошо скрытых остановок на этой подземной линии сообщения, - сказал Фьельд, поднимаясь. - Если бы мы подробнее осмотрели гавань в Таничи, то, может быть, открыли бы конечную станцию. Но надо скорее двигаться дальше.

Оба спутника направились, насколько это было возможно, по течению подземной реки. От времени до времени шепчущий звук замолкал совершенно, а потом поднялся опять до мощного гула.

Растительность постепенно пропадала, и через час ходьбы перед ними предстал кратер, подобно огромной, вздыбленной крепости.

Они остановились под последней увядшей пальмой. Упорная, как и все ее подруги, она крепко держалась, ущемленная в трещине скалы, и вела здесь безотрадную, тягостную жизнь, далеко от всякой растительности. Но ее крона, хоть маленькая и полузасохшая, поднималась все же высоко, высоко, и там гордо раскачивалась над гигантской каменной пустыней.

- Эта пальма тоже бессмертна, - пробормотал Фьельд и приблизился к старому, тонкому стволу.

- Осторожнее, господин! - крикнул Паквай и схватил доктора за руку. Посмотрите на эту фигуру там...

Но Фьельд хладнокровно подвигался вперед.

- Это только скелет, Паквай.

Но все же зрелище было не из приятных.

К пальме был привязан скелет с большим, оскаленным черепом, обращенным по направлению к долине. Мощные челюсти с крепкими, словно лошадиными зубами, были широко разинуты.

- Что это у него во рту? - спросил Паквай.

- Слиток золота, - ответил Фьельд. - Этому молодчику, должно быть, немало лет. Он получил то, чего так жаждали Писарро и его сподвижники. В глотку его было влито расплавленное золото. Это типичная месть инков. Наши друзья там, в кратере, не желают предостережений... И посмотрите сюда: латинский молитвенник.

Без больших затруднений Фьельд высвободил книгу из костлявых пальцев. Крепкий переплет свиной кожи сильно полинял, а серебряная оправа совершенно потемнела. Но содержимое выдержало напор времени и непогод. На первой странице затейливо-узорчатыми буквами значилось, что священная книга напечатана в Толедо в 1531 году.

Фьельд вложил книгу обратно в побелевшие кости руки, которая с готовностью охватила снова драгоценный памятник духовной жизни.

- Это старая трагедия, - прошептал про себя Фьельд. - Скелету этому, наверно, исполнится скоро четыреста лет. Он, должно быть, старше пальмы, и принесен сюда через много времени после смерти этого человека. Может быть, это - один из людей Орельяна [Франсиско де Орельяна (нач. XVI в. - 1549) испанский авантюрист. Совершил путешествие через Анды по реке Напо, добрался до Амазонки и с января по август 1541 г. первым из европейцев проплыл ней до самого устья.].

- Кто был Орельяна, господин?

Фьельд обернулся к индейцу.

- Это был первый испанец, который пересек южно-американский материк от запада до востока. Эти конкистадоры были отчасти порядочным сбродом, но мужчинами они тоже были. Если когда-нибудь будет написано евангелие мужества, жажды приключений и дерзновенной смелости, то Писарро и его люди должны получить в нем почетное место... Они все искали Эльдорадо. Орельяна был один из них. Он отправился вместе с Гонзаго Писарро в 1540 году через неизвестные области Эквадора и открыл реку Напо, один из крупнейших притоков Амазонки.

- Я слыхал об этом.

- Писарро возвратился обратно, но Орельяна поехал дальше по реке Мараньон. После страшных испытаний, он добрался до Атлантического океана, туда, где теперь находится Напа: бессмертное деяние. Он был тяжело ранен индейцами племени нахумедес, которые пожрали многих из его свиты, но Орельяне удалось пробиться дальше... Человек, скелет которого мы видим здесь, наверное, принадлежал к его экспедиции. Он поражен вражескою рукою. Может быть, его заманили в западню, соблазнив зрелищем золота. Он ведь, наверное, страдал величайшим пороком всех времен: вожделением к золоту! Ну, его и напоили золотом, больше чем ему было надобно... Теперь стоит он, как предостережение, и указывает вниз на долину.

Фьельд не имел возможности продолжать свое подробное слово. Среди жуткой тишины, в которой даже пальма забыла свой шелест, послышался вдруг один резкий женский крик, в расстоянии не более ста метров.

Оба вскочили, схватили оружие и ринулись к месту, откуда исходил этот крик. Но они не могли ничего заметить кругом. И тишина после раздирающего звука казалась еще глубже.

Паквай невольно приготовил к употреблению лассо, которое он носил всегда у пояса.

Они осмотрели каждую ямку, каждую трещину в скале. Но не нашли ничего, что бы могло разъяснить происхождение крика.

Наконец Фьельд поднялся с земли и простонал, как раненый зверь.

- Это был голос Инесы, - сказал он мрачно.

Но говорил пустому воздуху.

Когда он осмотрелся кругом, он стоял один на плоскогорье застывшей лавы.

Паквай исчез.

30. ДОРОГА ИНКОВ

В третий раз в жизни Йунас Фьельд стоял оцепенелый и беспомощный.

Он находился в мертвом, окаменевшем мире. По-видимому, всякая жизнь погасла кругом него. И все же чьи-то глаза отовсюду следили за ним. Как некогда Раймон Сен-Клэр, он лишился последнего спутника. Его верный друг и помощник исчез у него за спиной, и он даже не мог представить себе, каким образом это произошло.

Понемногу к нему вернулось спокойствие и хладнокровие. Многое может показаться неестественным и страшным для слабых мозгов. Но Фьельд не принадлежал к той породе людей, которые могут уверовать в чудо.

Он встал на колени и пополз на четвереньках, осматривая каждый сантиметр земли.

И на этот раз он открыл нечто, что навело его на верный след. То был маленький кончик веревки, зажатый между двумя пластами лавы. Он тотчас узнал эту тонкую, но крепкую веревку. То был кончик лассо Паквая. Он схватил и потянул его. Камень медленно поднялся под сильной рукой и бесшумно повернулся на своей оси, обнаружив большое темное отверстие. Ни один современный тайник не мог быть придуман с большей хитростью.

Фьельд не задумался ни на минуту. Он проскользнул туда с единственной мыслью найти во что бы то ни стало своих друзей. Потому что он знал, что другой конец длинного лассо был крепко обвязан вокруг стана Паквая.

Он очутился в трубообразном коридоре. В некоторых местах тот был так узок, что его широкие плечи, нагруженные вдобавок тяжелым ранцем, едва могли протиснуться дальше. Но зато его глаза постепенно привыкли к темноте, и у него хватило времени на то, чтобы обдумать свое положение.

Он начал уже ориентироваться, и, когда внезапно открылся выход из коридора, его ноги нашли опору на ступеньках, которые хотя и были очень круты, но не настолько, чтобы он не мог по ним приступить к равномерному спуску вниз.