Колин Уилсон - Башня

– Тогда давай дождемся рассвета. Доггинз, одолевая нерешительность, покачал головой:

– Не хочу здесь ни минуты лишней задерживаться.

– Что будем делать с беднягой Киприаном? – спросил кто-то.

– Придется оставить его здесь.

– Неужели нам нельзя отыскать место, где можно будет его похоронить?

– Ладно, – махнул рукой Доггинз, – берите его с собой.

Четверо подхватили – двое за руки, двое за ноги. Доггинз повел людей к задним воротам. Вынул из кармана бластер.

– Хочу вам кое-что показать. Смотрите. Он направил бластер в центр металлической створки ворот и нажал на спуск. Из ствола вырвался голубой просверк-молния, запахло нагретым металлом. Ворота накалились докрасна, затем добела. Но металл, к удивлению, плавиться не собирался. Доггинз опустил бластер.

– Это особый тугоплавкий металл, называется латрик – специально против террористов. Вся стена сделана из такого материала. А теперь смотрите.

Он сдвинул на жнеце предохранитель, затем направил оружие на ворота. Мелькнувший из ствола тонкий голубой луч напоминал светящийся изнутри стеклянный прутик. Там, где он упирался в ворота, в металле протаивала дырочка.

Доггинз небрежно водил жнецом; из оружия рвались крохотные язычки голубого огня, оставляя за собой тонкую прямую линию.

Несколько секунд, и Доггинз вырезал в воротах небольшой квадрат. Тот вывалился наружу с тяжелым грохотом, подчеркивающим его нешуточный вес. Толщина металла, судя по всему, была около десяти сантиметров.

– Гасите светильники, – скомандовал Доггинз, – и все за мной. Оружие держать наготове, но без приказа не стрелять!

Он пошел впереди. Проходя через пролом в воротах, Найл рискнул дотронуться пальцем до металла – холодный.

Неожиданно все остановились как вкопанные. Найл подумал, что люди просто осваиваются в темноте, но тут до слуха донесся мягкий приглушенный стук – безошибочно, уронили тело.

Сам Найл, выйдя за ворота, так и замер, будто парализованный, не успев сделать и шага. Когда из-за тучи показалась луна, люди увидели поджидающих их пауков. Они стояли на той стороне мостовой и походили на черные изваяния. Свет луны отражался в невозмутимых глазах.

На этот раз Найл не чувствовал страха. Он даже обратил внимание: хотя паралич сковал мышцы так, что даже руки отнялись (впечатление такое, будто тугой жгут прекратил доступ к ним крови), глаза двигались вполне нормально, а мозг вообще не ощущал гнетущего давления.

Более того, поскольку медальон все так же оставался повернутым внутрь, Найл способен был усугублять сосредоточенность, нагнетая знакомое ощущение единой силы. Стоило ее напрячь, как онемелость в руках и ногах начинала рассасываться, а если расслабиться, конечности вновь перехватывало.

До смешного отрадно чувствовать, что ты можешь забавляться, играя со своим бессилием, как кот с мышью.

Найл напрягся сильнее, от плеч до ступней, и высвободилось все тело. Ясно было, что пауки совершенно не сознают, что с ним сейчас происходит.

Вот один двинулся в их сторону, и Найл понял, что настало время действовать. Он поднял жнец и нажал на спуск. Ничего не произошло.

Найл понял, что забыл снять оружие с предохранителя. Сдвинул большим пальцем ограничитель вперед и снова нажал.

Паук исчез. Исчезло и дорожное ограждение за ним, а заодно и большая часть фасада соседнего здания. Голубая спица света ослепила своей насыщенностью, а в мышцы живота ощутимо ударила отдача.

Когда отпустил спусковой крючок, глаза все еще слепило от сверкнувшей вспышки. Воцарившаяся моментально тишина была пугающей и неестественной.

Другие пауки – их было примерно шестеро – по-прежнему стояли неподвижно – только теперь это была неподвижность шока.

И уже повернув на них жнец, Найл понял, что этого можно и не делать. Их сила воли лопнула, как мыльный пузырь, ухе в тот момент, когда исчез первый из них. Они были словно связаны меж собой незримой пуповиной, и мгновенная гибель одного эхом сказалась на других. Вот почему, уже направив оружие, Найл не выстрелил. Их беспомощность действовала обезоруживающе.

Пока он колебался, сквозь тьму упруго хлестнул другой луч и ударил ближайшего паука, затем сместился и срезал остальных прежде, чем они успели пошевелиться.

Эффект одновременно и зачаровывал и вызывал дурноту. Луч рассек тварей пополам, словно громадный нож, раскромсав еще и стоящее сзади заграждение. Спустя секунду воздух наполнился смрадом жженой плоти. Верхние половины паучьих туловищ скатились в канаву, а ноги и нижняя часть осели на мостовую.

Ничто здесь не указывало на насильственную смерть – они и дернуться не успели. Туши выглядели так, словно никогда не были живыми. Все произошло очень быстро, просто молниеносно.

Доггинз опустил жнец. Кивнул на оружие у Найла в руках:

– Ты слишком рванул ограничитель.

– Вижу. – Ограничитель стоял на «пяти».

– Но все равно спасибо.

Все, как по команде, обступили Найла. Кто лез обниматься, кто тряс руку, кто восторженно колотил по спине, да так, что Найл невольно морщился. Такая бурная благодарность, одновременно и словом, и делом, ошеломляла – люди как бы вымещали ею пережитый ужас. Парализующее воздействие на волю они пережили впервые, и ощущение потрясло их сильнее, чем гибель товарищей.

Немудрено: на несколько секунд они утратили самое основное из того, что присуще человеку, – контроль над собственным телом.

Чувство, сходное с темным предчувствием близкой смерти.

– Ладно, хватит, – сказал Доггинз, – надо трогаться.

Он снял оружие с предохранителя. Когда нажал на спуск, Найл невольно зажмурился.

Открыв глаза, увидел, что останки пауков исчезли, на их месте в мостовой образовалась неглубокая воронка.

– А не лучше будет остаться в крепости до наступления дня? – спросил Найл.

– Да, но только не в крепости. Они первым делом сунутся туда. Лучше отыщем подвал где-нибудь в другом месте. – Он повернулся к Милону. – Ну что, понесете Киприана дальше?

– Как скажете, – поколебавшись, ответил тот. Доггинз направил на труп оружие, но, похоже, передумал.

– Несите дальше. Попробуем спрятать, а там, если удастся, прихватим его на обратном пути.

Когда поднимали тело, на мостовую упали первые капли дождя. В разгулявшейся мгле люди не могли даже различать друг друга. Так и брели, сбившись в кучу и поминутно друг на друга налетая, но даже и это было приятно – хоть и сталкиваешься, да со своими. Упруго хлестнувший порыв промозглого ветра указал, что вышли на угол улицы. Тут Доггинз спросил у Найла:

– Ты примерно прикидываешь, где мы сейчас?

– Вон в той стороне городской зал собраний.