Тесс Герритсен - Химера
– Есть, – прошептала она и в изнеможении опустила плечи.
Теперь кораблем управляли компьютеры. Она не могла доверить себе штурвал. Она даже не знала, как долго будет оставаться в сознании. Черный туннель перед ее глазами уже закрывался, поглощая свет. Впервые она услышала рев воздуха вокруг корпуса корабля и почувствовала, как ее тело вжимается в кресло.
Оператор молчал. Связи не было, корабль несся через атмосферу с такой силой, что электроны отрывались от молекул воздуха. Этот электромагнитный шторм прерывал любые радиоволны, перекрывал любую связь. Ближайшие двенадцать минут будет только она, корабль и ревущий воздух.
Никогда прежде Джилл не чувствовала себя такой одинокой.
Она ощутила, как автопилот заложил первый вираж, снижая скорость корабля. Она представила яркий жаркий свет в иллюминаторах, почувствовала его тепло, когда солнце осветило лицо.
Джилл открыла глаза. И ничего не увидела, только темноту.
«Где свет? – подумала она. – Где солнечный свет?»
Она поморгала, еще и еще раз. Потерла глаза, словно пытаясь заставить их видеть, заставить сетчатку воспринять свет. А потом потянулась к панели управления. Пока она не переключит нужные тумблеры, не развернет датчики воздушных сигналов и не выпустит шасси, Хьюстон не сможет посадить корабль. Она не вернется домой живой. Джилл провела пальцами по огромному количеству различных шкал и кнопок и в отчаянии закричала.
Она ослепла.
15
На высоте тысяча двести пятьдесят метров над уровнем моря воздух над полигоном Белые Пески был сухим и разреженным. Посадочная полоса пролегала по древнему высохшему морскому дну, расположенному в пустынной долине между горными цепями Сакраменто и Гваделупа с востока и гор Сан-Андреас с запада. Ближайший город – Аламогордо, Нью-Мексико. В каменистой и засушливой местности удавалось выжить только самым отчаянным видам пустынной растительности.
Здесь долгое время располагалась тренировочная база для летчиков-истребителей. Но на протяжении десятилетий эту местность использовали и для других нужд. Во время Второй мировой войны здесь был лагерь для немецких военнопленных. Еще здесь находился полигон «Тринити», где Соединенные Штаты испытали первую атомную бомбу, собранную недалеко от этого места, в Лос-Аламосе, Нью-Мексико. В этой пустынной долине стали появляться колючая проволока и однотипные правительственные здания без опознавательных знаков, назначение которых было тайной даже для жителей расположенного неподалеку Аламогордо.
В бинокль Джек видел, как вдали в раскаленном воздухе дрожит посадочная полоса. Взлетно-посадочная полоса 16/34 немного отклонялась от направления с севера на юг. Ее протяженность составляла четыре с половиной километра, а ширина – девяносто метров, чего даже в таком разреженном воздухе хватало, чтобы принять самый тяжелый из реактивных самолетов, которому требовались долгий пробег при посадке и не менее долгий разбег при взлете.
Западнее точки посадки «Дискавери» его прибытия ожидали Джек и медицинская бригада, а также небольшой эскорт машин НАСА и Объединенного космического альянса. У них были носилки, кислородные подушки, дефибрилляторы и комплекты неотложной кардиологической помощи – все, что можно найти в современной машине «скорой помощи», и даже больше. Во время посадок в Кеннеди корабль встречают более ста пятидесяти человек из наземных служб. Здесь, на этой пустынной полосе, едва набралось десятка четыре; восемь из прибывших были врачами. Некоторые были в автономных защитных костюмах, предназначенных для работы в условиях утечки ракетного топлива. Они должны были первыми встретить корабль, с помощью датчиков состава атмосферы быстро оценить потенциал взрыва и уже затем разрешить врачам и медсестрам приблизиться к кораблю.
Гул в отдалении заставил Джека опустить бинокль и посмотреть на восток. Приближались вертолеты, их было так много, что они походили на зловещий рой черных ос.
– Что это? – спросил Блумфилд, тоже заметив вертолеты.
Теперь и остальные смотрели в небо, многие в недоумении что-то бормотали.
– Быть может, техническая поддержка, – предположил Джек.
Начальник конвоя, слушая сообщение в наушниках, покачал головой:
– Из Центра управления полетами передают, что это не наши.
– В этом воздушном пространстве никого быть не должно, – проговорил Блумфилд. – Мы стараемся выйти на связь с вертолетами, но они не отвечают.
Рокот усилился, Джек уже ощущал его всем телом, глубокий непрерывный гул, отдававшийся в грудине. Они намеревались вторгнуться в воздушное пространство космического корабля. Через пятнадцать минут «Дискавери» появится в небе и наткнется на эти вертолеты. Джек слышал, как начальник что-то настойчиво говорит в наушник, и чувствовал, как среди наземных служб начинает подниматься паника.
– Они перестали двигаться, – заметил Блумфилд.
Джек поднял бинокль. Он насчитал десяток вертолетов. Они действительно отошли в сторону и, точно стая стервятников, опускались на землю к востоку от места посадки корабля.
– Что бы это значило? – удивлялся Блумфилд.
До восстановления связи оставалось две минуты. Пятнадцать минут до приземления.
Рэнди Карпентер ощутил первый прилив оптимизма. Он знал, что они без проблем посадят «Дискавери». Если ничего не случится с компьютером, они смогут посадить птичку с Земли. Главное – Хьюитт. Она должна оставаться в сознании, чтобы в нужное время переключить два тумблера. Задание несложное, но решающее. Во время последнего сеанса связи, десятью минутами ранее, Хьюитт была в сознании, хотя и мучилась от боли. Она была хорошим пилотом, женщиной со стальным хребтом, закаленной американскими Военно-морскими силами. Все, что от нее требовалось, – оставаться в сознании.
– Полет, у нас хорошие новости от КС,[35] – сообщили из наземного управления. – Московский ЦУП установил радиосвязь с МКС по «Регул» в диапазоне S.
«Регул-ОС» – российская командно-измерительная система, работающая в радиодиапазоне сверхвысоких частот. Она существует отдельно, не зависит от американской системы и управляется посредством российских наземных станций и спутником «Луч».
– Сеанс связи был коротким. Они прошли по краю области приема во время очередного витка спутника «Луч», – доложил оператор наземного пункта управления. – Но экипаж жив и здоров.
Оптимизм Карпентера вспыхнул с новой силой, и он торжествующе сжал свои пухлые пальцы в кулак.
– Каковы повреждения?
– У них пробоина в японском модуле – пришлось отрезать Нод-2 и все, что за ним. Еще они потеряли по крайней мере две солнечные батареи и несколько сегментов фермы. Однако никто не ранен.
– Полет, связь вот-вот восстановится, – объявил Капком.
Внимание Карпентера мгновенно переключилось на «Дискавери». Он был счастлив услышать хорошие новости о МКС, но его главной заботой был шаттл.
– «Дискавери», вы меня слышите? – позвал Капком. – «Дискавери»!
Проходили минуты. Слишком много минут. Карпентер снова балансировал на грани паники.
– Второй разворот завершен, – сообщил Гвидо. – Все системы работают нормально.
Тогда почему Хьюитт не отвечает?
– «Дискавери», – повторил Капком, уже более обеспокоенно. – Вы меня слышите?
– Заходит на третий разворот, – доложил Гвидо.
«Мы ее потеряли», – подумал Карпентер.
Вдруг они услышали голос Хьюитт. Слабый и неуверенный.
– Говорит «Дискавери».
По каналу связи раздался громкий вздох облегчения Капкома:
– «Дискавери», с возвращением! Рады снова услышать ваш голос! Теперь нужно развернуть датчики воздушных сигналов.
– Я… я стараюсь найти тумблеры.
– Датчики воздушных сигналов, – повторил Капком.
– Я знаю, знаю! Я не вижу панель управления!
Карпентеру показалось, что у него кровь застыла в жилах. «Боже всемогущий, она ослепла. И она – в командирском кресле».
– «Дискавери», немедленно разверните датчики! – сказал Капком. – Пульт си-три…
– Я знаю, какой пульт! – закричала Хьюитт.
Затем она замолчала. Ее дыхание вырывалось со свистом, свидетельствовавшим о непереносимой боли.
– Датчики развернуты, – доложил оператор информационно-управляющей системы контроля. – У нее получилось. Она нашла тумблер!
Карпентер позволил себе вздохнуть. Он снова обрел надежду.
– Четвертый разворот, – произнес Гвидо. – Перехожу к интерфейсу УЭЗП.[36]
– «Дискавери», как вы? – спросил Капком.
Минута и тридцать секунд до посадки. «Дискавери» шел со скоростью девятьсот шестьдесят километров в час на высоте двух с половиной километров и быстро снижался. Пилоты называют это «летающий кирпич» – тяжелое снижение на куцых треугольных крыльях при неработающем двигателе. Второго шанса не будет, нельзя выйти из глиссады и сделать круг для новой попытки. Так или иначе, но надо приземляться.
