Ирина Ванка - Фантастические тетради

— Мне известно о ваших богах, — говорил экс, — больше, чем им самим о себе известно. Таких амбициозных недоучек в истории фактурологии поискать… Не веришь мне — спроси Кальтиата, никогда еще авантюра с подачи мадисты не заканчивалась в нашу пользу.

— Оттого, что вы неверно истолковывали суть авантюры, — отвечал Эссима.

— Я не уверен, что разумному существу Ареала придет в голову истолковывать мадистогенную суть. Если только оно не сама мадиста.

— Намекаешь на меня? — уточнил альбианин, кутаясь от ветра в дырявую циновку.

— Не скрою, — признался Зенон, — были подозрения… не у меня одного. Если б ты не был упрямым невеждой, пожалуй, Копра обратилась бы за консультацией к мадистологам.

— Бедняжки, — улыбнулся Эссима, — сколько вы от меня натерпелись.

— Больше того скажу, на Копру произвели ужасные впечатления хулиганства в Аритаборе. Я, конечно, не отрицаю своей вины, но главным виновником все же позволь признать твою трусость. Именно трусость. Кто, как не посредники, мог доказать твою правоту? Чего ты испугался? Не просто испугался, а до помрачения рассудка, предпочел ринуться в пекло…

— Выходит, я все-таки мадиста… — уточнил альбианин.

— Время покажет, кто ты. Чистосердечные заблуждения обходятся дороже дурных намерений. Ты — манустрал по природе и не можешь знать своей родословной. Никто теперь не скажет наверняка. На твоей планете произошла фиксированная аннигиляция мадистогенной субстанции с четко выраженной координатой процесса. Этот могильник является самой аномальной точкой ближнего космоса. И то, что планета ушла в провал, утащив за собой часть зоны, могло быть спровоцировано именно мадистой.

— Но я не мадиста, — злился альбианин.

— Я бы на твоем месте не перебивал, а слушал. В бонтуанском архиве имеется полная копия мемуаров… Если б ты изучил ее внимательно, ты бы понял, какие процессы произошли в утробе могилы. То, что «боги» решили устроить на этой планете фактуру, говорит об их крайней степени отчаяния.

— Но я…

— Я объясню, что произошло. На этом самом месте образовалась нестабильно полярная зона. Тебе известно о свойствах «промежуточных зон»? Зеркальный эффект Естественных инфополей… Весь хаос фактурного бытия, посеянный здесь бонтуанцами, он транслирует на манустрал. Ты не можешь знать, кто ты и откуда…

— Но я…

— Иначе, — повысил голос Зенон, — ты нашел бы способ убедить Копру и не опасался бы посредников. Тебе известно, что существо манустральной природы не может находиться в полярном инфопространстве вне фазы контакта его родной функции с функцией Ареала. Я же, прибыв сюда, собственными руками вытащил Альбу из провала. Ты как ни в чем не бывало путешествуешь без малейшей пространственной привязки… создаешь проблемы себе и причиняешь неудобства окружающим. Выходит, одно из двух: либо я прав, либо ты — чистейшая мадиста. Во всяком ином случае тебя вообще не должно быть. По логике здравого смысла, тебя не существует.

Краем глаза Зенон заметил, как тонкий костюм альбианина безжизненно упал на ботинки. Эссима исчез без пыльных церемоний, предательски нагло и недвусмысленно. Некоторое время экс еще произносил речь и, чтобы убедить себя в реальности происходящего, собственноручно поднял с палубы еще не остывшую тряпку.

— Гаденыш, — умилился он, — неужели его связь работала? — Но, обнаружив на досках палубы навигационный манжет, задумался. — Это что-то новое в лифтостроении, — сказал он и огляделся. Чтобы успокоиться, ему пришлось оставить работу и погрузиться в пучину медитаций. На выходе из пучины его ожидала новая загадка мироздания — бамбуковый коврик каким-то образом исчез вместе с аборигеном.

Своего товарища Нап-Кальтиат нашел в бытовом отсеке. По чистому наитию он зашел туда, где не бывал годами, и обнаружил. Товарищ кутался в бамбуковую циновку и дрожал не то от злости, не то от холода.

— Ты бросил его на Альбе? — возмутился Кальтиат.

— Так получилось.

— Это против правил. Надо разыскать, пока не поздно.

— Нап! — воскликнул альбианин. — Неужели я похож на мадисту?

Кальтиат примолк и сменил угол наклона маски, чтобы лучше рассмотреть находящуюся перед ним особь.

— Из какого дерьма ты вылез? — спросил он. — Где ты так вымазался?

— Приготовь мне пар, — попросил Эссима, натягивая циновку на голые плечи, — ужасно хочется принять душ и одеться в чистое.

Возмущенный Нап пошел приводить в порядок паровую капсулу, в которой голые кожаные существа, по делу и без дела, способны были просиживать часы напролет, истекая потом. Сто лет несчастный потомок Кальты не мог вникнуть в смысл такого удовольствия. Испокон веку гигиеническая кабина индивидуального пользования олицетворяла собою апогей фактурного варварства, каким-то образом укоренившегося в цивилизации. Благодарный варвар дрожал и полз по пятам, предвкушая минуты наслаждения.

— Нап, дорогой! Во имя всех богов, ответь мне на один дурацкий вопросик: мадиста… если это мадиста, понимает, что оно мадиста?

Кальтиат не ответил, исполненный решимости как можно быстрее замуровать в паровой камере все дурацкие вопросы. Он успокоился, дождался, пока абориген достигнет отверстия капсулы, и попытался закрыть за ним дверь.

— Пожалуйста… — канючил Эссима. — Я тебя умоляю… — и сжимал зубы, чтобы их барабанный бой не помешал улавливать акустические колебания из «зоны Кальты».

— Я кое-что знаю о происхождении насекомых, — сказал Нап. — Вероятно, это наследство Земли. Так что твои дела совсем не безнадежны.

— Земли? — переспросил Эссима. — Родины Ло?

— Там могло водиться нечто подобное. Впрочем, оно могло водиться где угодно.

— Это можно проверить?

— Трудно. Земля относилась к закрытой зоне. В официальных каталогах нет даже переменных координат. Если только порыться в «тетрадях» Ло…

— Ерунда, — отрезал альбианин. — Ло никого не подпустит к библиотеке.

— Надо его убедить.

— Напрасная трата сил. Никакой библиотеки на Альбе не было, нет и быть не может.

— Как это понимать?

— Как хочешь, — вздохнул альбианин и полез в пар, задвинув за собою механическую крышку люка.

Тусклая лампада озаряла звездную панораму навигаторской. Она же неимоверно смердела от утечки керосина. Но Эссима бережно содержал ее в металлической чаше и ни за что не соглашался заменить на что-либо более совершенное. Он сидел в рабочем кресле, завернувшись в тканый халат баролианской эпохи, и излучал невиданное блаженство, какое бывает ниспослано лишь каторжным землекопам после удачно вырытого туннеля в ад.