Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени

— Ты тоже так думаешь? — спросила Леда Диониса, но он, окруженный сатирами, уже забыл о ней.

— Нет. Он забыл не о тебе, — сказала Партэния. — Он забыл о той, кем ты была в своей другой жизни, другом мире, где люди забыли, что такое любовь, желание, страсть. Забыли, научившись получать наслаждение от своих страданий, лишений, истязаний своей плоти. Они притворяются, что не понимают нас, но на самом деле просто боятся утратить свою веру. Их убеждения держат их за горло, заставляя отрицать все, что выходит за рамки их жизни. Они боятся таких, как мы. Боятся настоящих, открытых, свободных. Боятся, потому что мы можем изменить их, можем показать, какова жизнь без нагромождения их сложностей. Скажи, разве ты боишься их?

— Нет.

— А они боятся тебя. Боятся, потому что не имеют над тобой власти. Их изломанный, искаженный мир не имеет над тобой власти. Мир, где за желание любви нужно рубить себе палец. Где страдание возвеличено до божественности.

— Да. Слишком сложный мир.

— Или слишком простой, лишь притворяется сложным.

— Пусть будет что-то среднее. — Леда улыбнулась, вспомнила брата и подумала, что без нее ему будет действительно лучше. Пусть он никогда и не признает этого. Пусть будет все усложнять и запутывать. Даже страдать — эти страдания будут желанны для него.

— Так это значит, теперь ты останешься здесь навсегда? — спросила Партэния.

— Иногда мне кажется, что я отсюда никогда и не уходила, — сказала Леда.

И где-то далеко играла музыка, смеялись танцовщицы и резвились сатиры…

История пятнадцатая. Крупицы себя

Когда-то Мэл Симондс был хорошим писателем. Когда-то его любили, ждали выхода новой книги. Когда-то критики отзывались о нем положительно, и как-то раз он получил в подарок от признанного миром старого писателя золотое перо. В тот далекий день Симондс был польщен и озадачен. Ему было двадцать. Он послал этому седому мамонту литературы свой рассказ и получил не только ответ с пожеланием успеха и похвалой, но и золотое перо. Позже, много лет спустя, когда хозяин пера был давно мертв, Мэл хотел купить чернил для своего золотого подарка. Но мысль эта так и осталась мыслью, к тому же в творчестве Симондса наступил кризис. Мир, который прежде распускался и оживал на страницах его книг, погас, погиб.

Сначала от прогоревшего автора отвернулись читатели, затем пришли отказы от издательств. Наступила ночь: темная, непроглядная. Годы, потраченные на творчество, вспыхнули, превратились в прах. И вместе с ними в прах превратился, казалось, весь мир. Ничего не осталось. Лишь чертово золотое перо — подарок великого мертвого мастера. Оно лежало на рабочем столе. Мэл Симондс так сильно привык к нему, что уже не замечал — оно просто было частью этого рабочего места и все. Мэл просто смотрел на него и думал, что скоро жизнь оставит его. Эта ставшая вдруг ненужной жизнь.

Нет, он не собирался совершить самоубийство. Порез на руке был случайностью, но Мэлу нравилось смотреть, как кровь растекается по пыльному столу, и представлять, что это конец. Он подумал, что было бы неплохо оставить предсмертную записку. Взгляд заскользил по столу в поисках ручки или карандаша, зацепился за золотое перо.

«Почему бы и нет?» — подумал Симондс.

Он взял чистый лист, макнул перо в собственную кровь… Но что писать? О чем говорить? Мыслей не было. Предсмертных мыслей, которые можно было бы оставить друзьям и родным. Как не было друзей и родных, пожелавших бы услышать эти мысли. Но чистый белый лист все еще ждал. И ждало перо, на котором высыхала кровь.

«Значит, будем писать», — сказал себе Мэл Симондс.

Первые строки вышли кривыми и неуклюжими, но потом рука привыкла к перу. Мэл не думал, нет, он просто писал, пока не наступило утро, пока рана на руке не перестала кровоточить, а кровь на столе не засохла. Мэл так и не понял, что у него вышло: рассказ, мемуары, просто бред…

«Пусть разбирается издатель», — решил он, запечатал рукопись в конверт и послал своему агенту, который давно поставил на нем крест.

Это должно было стать идиотской, ничего не значащей шуткой. Мэл лег спать и спустя два дня уже забыл об этом, устав представлять себе лицо Джулии Торн, которая получит это письмо. Шутка перестала казаться шуткой, и Мэл убедил себя, что проще будет забыть об этом, чем звонить и приносить извинения. Поэтому, когда позвонила Джулия и сказала, что продала его рассказ в журнал, давно забывший о нем, Мэл лишь растерянно переспросил сумму, которую заплатили ему.

— А что за рассказ? — не поверил он в правдивость услышанных цифр. — У меня нет такого рассказа, — сказал Мэл, услышав название, затем вспомнил недавнюю рукопись.

— Ты хоть и псих, но таланта тебе не занимать, — рассмеялась Джулия Торн и повесила трубку. Мэл тоже рассмеялся, слушая гудки.

Все это напоминало ему странный сон, который скоро забудется. Но сон повторился. Два месяца спустя.

— Все просто сошли с ума от твоего рассказа, — сказала по телефону Джулия. — Они хотят еще, Мэл. Им нужна серия. — Она назвала шестизначную сумму. — Сможешь написать еще?

— Я попробую, — растерянно сказал Мэл Симондс.

Но в голове была пустота, пока взгляд снова не зацепился за золотое перо.

«Сходить в магазин, — сказал себе Мэл. — Купить чернил».

Но чернила не помогут. Он знал это. Перо жаждет крови. Его крови.

Он работал больше года, пока силы не покинули его и жизнь не оставила измученное, обескровленное тело. Все кончилось, лишь рассказы продолжали выходить в журнале в течение следующих полутора лет, да алчные читатели, не зная о смерти автора, просили еще и еще, больше и больше. Просили, пока не поняли, что больше уже не будет… Тогда они забыли Мэла Симондса.

История шестнадцатая. Эби

Космос. Далекий, бескрайний. После смерти Земли люди разбросаны по нему, словно стадо овец, лишившееся пастуха. Ядро родной планеты остыло после ряда экспериментов — попыток добыть новый источник энергии. Но технологии позволили покорить космос, встретить много других рас.

Одной из них была раса фрингов — бесполые внешне, но идеальные блудницы по природе. У них не было своей планеты и редко рождались дети, но они могли с легкостью проектировать любые образы в головы своих клиентов. Они исполняли мечты. Их железы выделяли феромоны, противостоять которым было невозможно. Их телепатические способности достигали совершенства в искусстве любви. Все их существо было создано для любви, для торговли собой. Но некоторые из фрингов отказывались от природной роли. Они удаляли себе железы, отвечающие за выделение феромонов, блокировали телепатические способности.