Гарриет Хэпгуд - Квадратный корень из лета
Горло у меня сжалось от невыплаканных слез. Папа покупает «Мармит», Нед закатывает вечеринку, а я следую инструкциям и соблюдаю ритуалы, так отчего же именно ко мне привязались тоннели во времени?
– Я не плакала на похоронах, – призналась я. Поминки проходили в деревенском пабе, где собрались друзья Грея, сплошь бороды и вельвет. Мы пили эль и ели киш, и люди рассказывали забавные случаи и не договаривали, потому что их душили слезы. Но я не плакала даже тогда. Я не заслужила слез. Впервые я заплакала только в октябре, когда Джейсон наконец ответил мне эсэмэской. Ну вот какой человек станет плакать из-за парня, а не по деду?
Я не сказала об этом Томасу.
– Все это просто лишено смысла, – сказала я.
Я растеряна. Вспомнив, как плавала с Джейсоном в канале и как это само по себе оказалось своеобразной любовью, я решила, что все в порядке: я снова вернулась к жизни, и она завораживает своим великолепием. Но сегодня утром я не сделала ничего особенного, только написала на грифельной доске, что нам нужна жидкость для мытья посуды, и на меня обрушилась черная дыра пустоты. Будто каждый раз, когда я думаю, что мне уже лучше, происходит что-то печальное, и хрупкое равновесие летит к чертям.
– А оно и не обязано иметь смысл, – возразил Томас.
Плечом к плечу, рука к руке и нога к ноге до самой пятки. У Томаса на пальце дыра. Такой чистюля, а носки вечно дырявые. Я вдруг подумала, что обязательно куплю ему новые носки.
Я повернула голову, а Томас уже глядел на меня.
– Спасибо тебе…
Меня перебил его поцелуй, неожиданный, короткий и сладкий. Несомненный, будто читаешь любимую книгу и вдруг увлекаешься, хотя уже знаешь, чем все закончилось.
Сегодня все иначе, чем прошлой ночью. Тогда были головокружительные, невероятные мгновения, прежде чем мы отпрянули друг от друга с любопытством. А сегодня его очки приплюснуты к моей скуле, и я чувствую тепло его испытующих губ своими. Мои руки вцепились в горловину его футболки и сминают ткань, подтягивая Томаса ближе. Мы стукаемся носами, лицами, подбородками, языки не знают, целоваться, говорить или все сразу, руки на лицах, руки повсюду, неуклюжие и новые.
Вдруг сад залил яркий свет, и раздался пронзительный сигнал. Таймер духовки распищался на всю деревню.
Мы отскочили в разные стороны, дико глядя друг на друга, и прищурились на кухонную иллюминацию.
Из окна свесился Нед. В кухне непонятно в честь чего горел полный свет.
– Так, детки, – сказал он нам, – прощаемся.
– Ты меня что, спать отправляешь?!
Ушам не верю.
– Нам с Томасом нужно кое-что обсудить. – Нед поманил его из окна. – Дай мужчинам поговорить о торте.
Я взглянула на Томаса, который будто пчелу проглотил. Целуя его в щеку, я прошептала:
– Не обращай на него внимания.
Нед кашлянул – папино кряхтенье, но с громкостью Грея, и Томас выпрямился и пошел напролом через сад.
– Извини, – пробормотал он, обернувшись. А ведь слова «извини» в нашем лексиконе не водилось.
В комнате Умляут, пища, ходил кругами по моей подушке. Я переоделась в пижаму и взглянула на имей, прикнопленный к пробковой доске.
Имейл изменился.
Он превратился в математический код. Смысла в нем по-прежнему не было, но он стал больше походить на нормальный язык, чем прежняя тарабарщина. Во вселенной Шрёдингера – «сумасшедшего бабника» с не живым и не мертвым котом – существует бесконечное множество вероятностей. Но мне кажется, их уже раз-два и обчелся. Наверное, я приближаюсь к тому, чтобы заглянуть в коробку.
Изменение в созвездии на пробковой доске было таким крошечным, что я с трудом его уловила. Я уже отворачивалась от письменного стола, когда маленькая оранжевая точка, точка Умляута, сдвинулась.
И когда я снова посмотрела на кровать, настоящий Умляут, который игриво драл когтями мою подушку, с легким хлопком исчез.
Пятница, 8 августа
[Минус триста сорок один]– Ты веришь в рай?
Дневной воздух напоен пыльцой, в саду все клюют носом.
Буквально все. Реальности объединились: мое приглашение Соф породило присутствие Мег, которое породило присутствие Джейсона, которое породило у Соф паническое безмолвное «прости, нет, подожди, я не могу об этом рассказывать, помогите, а-а-а-а!» за его спиной. Эта троица, не обращая внимания на обещанные безглютеновые пирожные-корзиночки, играет на траве в карты, причем, по-моему, без всяких правил.
Нед, весь в стразах, прогулявший свою смену в книжном, чтобы не упустить возможность пофотографировать, пьет из бутылки, в которой, подозреваю, не Н2О.
По взаимному молчаливому согласию мы с Томасом уединились под яблоней. Последний дневник Грея лежит рядом со мной на траве. Сквозь листья видно ярко-голубое небо, и мне становится любопытно, не поэтому ли Томас спросил о рае. Не думает ли он, что Грей в раю и видит всех нас сверху?
Но Грей не верил в рай, он верил в реинкарнацию.
– Готти, – сказал бы он мне сейчас, – я уже вернулся, в виде жука. Это я взбираюсь по стебельку травы у твоей ноги. Хочешь знать, где Умляут? Ответ – повсюду вокруг тебя, пигалица. Ты уже близка к пониманию этого.
Я смотрела на жука, который добрался до верхушки таволги, согнувшейся под его крошечным весом. Для него наш сад – целая Вселенная. Мне захотелось рассказать ему, что я открыла: существует гораздо больше, чем это. На мгновенье я позволила себе поверить в то, что это, правда, Грей, который думает теперь жучиным мозгом: «Надеюсь, здесь есть муравьи на обед». Но вряд ли он видит нас с травинки. Или с неба, из рая. Вряд ли так бывает.
– Нет. Рай – это слишком просто.
Рай освобождает меня от обязательств. В раю тепло, весело и есть большая космическая арфа. Рай не ждет открытия тоннелей во времени и не считает в бессилии дни до вечеринки Неда.
– Го… – Томас чихнул, не закончив фразы. – Ох, пыльца… Я не сказал «в рай», я сказал «в рок». В судьбу. В тебя, меня и это лето. – Он серьезно глядел на меня через очки. – В нас?
– Типа это судьба, что ты вернулся? – Не пойму, нравится мне такая идея или нет. Я хочу думать, что у меня есть некоторый выбор.
– Я имею в виду, нет никакой разницы, упал бы я тогда с горы книг, въехав тебе лбом в подбородок, или нет, – сказал Томас. – Ты не мой первый поцелуй, но единственный, который имеет значение.
Вау. Я бросила взгляд в сторону нашего самозваного дуэния: Нед сидел к нам спиной, так что я отважилась проворно метнуться и поцеловать Томаса с размаху в губы. Хотела коротко, но получилось как Большой взрыв – поцелуй все расширялся и расширялся.
– Дети, – прервал нас Нед, подходя. Мы отодвинулись друг от друга. Я поглядела на троицу на траве: Соф смотрела на нас, приподняв бровь. У меня хватило ума написать ей о нас с Томасом, прежде чем она пришла в гости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});