Кирилл Берендеев - 90х60х90

Из тайника, буквально в руки, выпал пистолет. Глухо бухнулся о спинку дивана, и скатился на сиденье.

Павел вздрогнул, невольно отпрянув от дивана.

Конечно же, как же прежде он мог сомневаться. Пусть это было только предположение, но вполне логичное, ведь Серафима бывала в его квартире достаточно часто и долго, кто может поручиться, что она тайком не изучала ее? И кто может поручиться, что она не нашла то, что хотела бы найти и узнать? При всей своей лености и нерасторопности, она всегда была любопытна, в чем, в чем, а в этом, в стремлении получить ответ на волнующий вопрос, у нее не было равных.

Вот он и получил подтверждение. Тайник потревожен, значит, она уже знает о нем. И, разумеется, о его содержимом.

Хотелось бы знать, что она об этом думает.

Павел заглянул внутрь и замер. Замерли и мысли, когда он медленно, осторожно, точно боясь испортить неловким движением, вынимал из тайника сверток документов, куда тоньше и легче обыкновенного.

Затем резко сорвал резинку и впился в бумаги, торопливо проглатывая их содержимое, отбрасывая одну за одной, устилая ими ковер и сиденье дивана; читал одну-две фразы из середины и откидывал, переходил к следующей, к следующей, к следующей...

Отбросив последнюю, он остановился и не сразу понял причину своей остановки. Документы кончились, кончилась и его деятельность, состоявшая в их просмотре и отбрасывании, кончилась программа действий, а следующая все не поступала. С минуту Павел просто стоял посреди комнаты, устремив невидящий взгляд на смятый настенный ковер. Затем как бы нехотя заставил себя увидеть опустошенный тайник. И тогда только перевел взгляд на разбросанные вокруг бумаги.

В основном ксерокопии и распечатки рапортов, отправленных по электронной почте.

И произнес с неожиданной силой в голосе:

- У-у, с-сука!!! - и грохнул кулаком по стене. Костяшки пальцев обожгло, но Павел попросту не заметил этого. И ударил еще раз. Лишь после этого удара остановился, осматривая разбитый кулак, заметно подрагивающий от напряжения. Павел вздохнул несколько раз, пытаясь взять себя в руки.

- Тварь, - уже почти спокойно с выдохом произнес он и принялся медленно собирать документы.

Все они ему были хорошо знакомы, немногие чуть подзабылись, но теперь, выплыв наружу, вновь восстановились в памяти. Слишком хорошо знакомы, слишком.

Он начал машинально сортировать документы по датам; тем самым, определяя временные рамки - всего за два года с девяносто седьмого по девяносто девятый, последние были примерно годичной давности. Это занятие вернуло ему немного душевного равновесия, так что подобрав последний документ, в котором фамилия Османов встречалась на самый поверхностный взгляд, раз десять, он смог неторопливо, от начала до конца прочесть его. И даже вернуться к середине, чтобы перечитать один из абзацев.

И в это самое мгновение он как-то внезапно понял, что первое ощущение было ложным. Серафима не придет, она ушла, сделав все, что было необходимо, и теперь не вернется.

Не вернется никогда.

Странно, но он не испытал того болевого шока, который, быть может, подсознательно хотел испытать. Знание это далось ему легко, настолько легко, что он испытал разочарование от непришедщей боли и муки.

Серафима забрала все, что он собрал за прошедшие пять лет, можно не утруждать себя дополнительной проверкой. Все, что он скопил на ее мужа и на своего дядю за это время, до чего сумел дотянуться и безболезненно изъять: сперва для подстраховки, как гарантия собственной от Караева безопасности и определенного рода независимости, а уже много позже - как план предстоящих действий. Алексей же попал в его списки позднее, незадолго до того, как Серафима позвала его в гости и сделала то предложение, от которого он не смог отказаться. Поначалу муж его любовницы фигурировал лишь как малозначительный компаньон дяди один из многих, с кем Караев имел дела, до поры до времени Павел не интересовался тем, кому изменяет Серафима, водил только шапочное знакомство. Этого ему вполне хватало, все знакомство Павла заключалось в том, чтобы почерпнуть дополнительную информацию о Караеве. Ведь несколько не связанных меж собой источников слухов и фактов всегда лучше, чем один.

Постепенно Алексей стал проявлять активность в контактах с его дядей. Вне всякого сомнения, молодой человек решил получить еще один выход на своего компаньона, через племянника. Для чего стал чаще встречаться именно с Павлом, а не с Вагитом Тимуровичем. Тогда еще Серафима два раза в неделю ездила к Павлу на квартиру - не исключено, подумал он, что муж попросту закрывал на это глаза: близилось подписание серьезного контракта с "Анатолией", на солидные суммы, и все свое внимание Алексей сосредоточил именно на нем.

В итоге, подписание контракта пришлось отложить, неполадки в финансовой сфере банка дали о себе знать, оказавшись куда серьезнее, чем предполагалось поначалу. Вагит Тимурович пошел ва-банк и принялся зарабатывать деньги, распродавая все, в том числе знаменитую коллекцию. По-своему это был неплохой выход, чтобы и не потерять возлюбленное детище окончательно, а заодно привязать к себе семью Серафимы - главный источник поступления финансов согласно отложенному контракту.

А когда "Анатолия" снова пошла ко дну, и Караев предпринял авральное затыкание финансовых дыр, то на одной из них он поймал племянника, занимавшегося по-тихому уводом своих и частично банковских капиталов куда подальше. Тогда ему волей-неволей пришлось выбирать между двумя почти равными по значимости в его системе мер величинами. А сделать этого сразу Караев не смог: оставив Павла в опале, но по-прежнему при себе, он спешно принялся за спасение банка.

Теперь никто не сможет сказать, сумел бы он провернуть всю операцию от начала и до конца. И имело ли это смысл. Караев ушел, и с ним ушли его тайны. Его эпоха.

Ушел и Алексей, последнее время, безукоризненно внимательный к делам Павла, понимающий, дающий полезные советы и рекомендации. И неизменно с поразительным упрямством выспрашивающий, при каждом своем визите, о действиях его дяди, о финансовых делах, о состоянии банка и настроении сотрудников. Помнится, именно он натолкнул Павла, в одном из разговоров как бы между прочим, на махинации со счетами.... А затем ненавязчиво подсказал мысль о возможности начать самостоятельное плавание. За успехом которого будет внимательно следить семья Серафимы, и он - последнее, не произнесенное им, но выраженное через другие, слово Алексею далось с некоторым трудом - ее представитель.

Павел соглашался, шел на контакты, встречался с общими знакомыми, имеющими выгодные связи и определенный вес. Шел, будучи уверен в том, что воспользоваться всем этим ему, если, и придется, то одному: Серафима тогда уже позвала его к себе и предложила то самое, от чего он не смог отказаться. Он согласился и с ней и с ее супругом, поставив сразу на две лошади и, ожидая, когда они обе придут к финишу.