Иван Беляев - Фригорист

В это самое мгновение словно молния пронзила мозг Петровича – в незваном госте он узнал того самого человека, который расстреливал оставшихся в живых после взрыва сотрудников лаборатории. Петрович действовал скорее интуитивно, чем подчиняясь разуму. Левой рукой он отвел ствол пистолета от своей груди, а правой что было сил толкнул стальную дверь и бросился в гостиную.

Он слышал, как вскрикнув от боли, упал киллер и принялся лихорадочно соображать, что же можно предпринять в данной ситуации. «Бежать, бежать!» – решил он, мгновенно перебрав несколько вариантов. У него не было ни тени сомнения, зачем этот человек пришел в его дом – чтобы укокошить его (Стрелкова), как ненужного свидетеля. «Как только они узнали про меня?» – мелькнула еще одна мысль. «Может быть, – успел подумать Петрович о своей невидимости, – мне стоит быстренько раздеться?..» Но на это не оставалось времени, сейчас он не может рисковать. Пока это он скинет пиджак, брюки, рубашку!.. Бесшумно сделать это не удастся, а этот парень, видно, не первый раз берется за такую «работу». Да еще этот чертов макияж! «Нет, нужно бежать!»

Петрович осторожно выглянул в прихожую и увидел, что гость прихрамывая направился на кухню. Петрович на цыпочках прокрался к выходу и, уже не осторожничая, бросился вниз по лестнице. Все происходило так быстро, что опомнился он только на дне оврага, рядом с подгнившим тополем и принялся торопливо стягивать с себя брюки и рубашку. Вспомнив про накрашенное лицо, стянул с головы бейсболку и начал ожесточенно тереть лицо.

– Стоять, сука! – от этого окрика, который раздался так неожиданно, Петрович вздрогнул всем телом и машинально поднял руки вверх.

Бейсболка вдруг вылетела у него из руки, и только миг спустя, Сергей уловил несколько почти неслышных щелчков. Одна из пуль обожгла ему палец. Петрович пригнулся и бросился за ствол дерева. Теперь его было не видно, нужно только притаиться и его никто не найдет. Даже если на лице и осталось небольшое количество крема, в такой темноте это не имело никакого значения.

– Макс, мать твою, какого черта ты не стрелял? – прошипел Дудин и, припадая на одну ногу, подошел к месту, где только что стоял Стрелков.

Стараясь не дышать, Петрович просто врос в шершавый ствол тополя. Он не видел как Игорь Васильевич поднял бейсболку дулом пистолета и, расправив ее, посмотрел сквозь отверстия от пуль на луну.

– Чего это с ним, Игорь, а? – выдавил из себя, молчавший до этого Макс.

– Не видишь что ли, – пожал плечами Дудин, бросая бейсболку в сторону.

– Вот именно, не вижу, – кивнул Макс, перекладывая оружие в правую руку.

– Ты лучше послушай, – недовольно поморщился Игорь Васильевич, замерев на месте, – может он шуметь будет. Тогда бей наверняка эту падлу.

– Да кого бить-то? – Макс сделал несколько шагов вперед.

– Это прямо телепортация какая-то…

– Не мели чепуху, Макс, – Игорь Васильевич начинал нервничать, что с ним бывало крайне редко, – говорю тебе, послушай.

Макс навострил уши, но ничего подозрительного не услышал.

– Ничего, – он спрятал пистолет в кобуру. – Что будем делать?

Потирая время от времени ушибленную ногу, Дудин сделал полтора десятка шагов по дну оврага и вернулся назад.

– Нужно звонить Полкану, – вздохнул он, – предполагаю, что он будет очень недоволен.

– Мамед Мамедович, – раздался в поднятой трубке исколотый визгливыми нотками голос секретарши, – Кушнарь Олег Николаевич, соединить?

– Валяй, – с оттенком обреченности произнес Магомедов, мешая сахар в чашке. – Слушаю, Олег Николаевич.

– Привет, Мамед, – раздался в трубке звучный густой баритон, – у меня к тебе просьба есть.

Кушнарь не любил говорить обиняками, как, впрочем, не любил и разного рода преамбулы.

– Чем могу, как говорится… – замешкался от неожиданности Магомедов.

Его короткопалая рука беспокойно заерзала по листкам бумаги.

– Разговор есть…

– Мне подъехать, Олег Николаевич? – с восточным подобострастием спросил Магомедов.

– Не беспокойся. Я тут в трех шагах от тебя, так что сам заеду.

– Хорошо.

Магомедов повесил трубку и, тяжело вздохнув, встал с кресла. Его рассеянный взгляд скользнул по портрету Путина, как показалось сейчас Мамеду Мамедовичу, смотрящему на него с некоторой ехидцей и затаенным неодобрением. Магомедов принялся ходить по кабинету взад-вперед, пытаясь одолеть неприятное волнение, вызванное ожиданием визита Кушнаря. Он не симпатизировал этому резковатому и прямолинейному человеку, привыкшему называть вещи своими именами. Магомедов диву давался, как будучи лишенным склонности угождать и идти на компромисс, можно достичь высокого чина. «А может, он в тайне и прислуживает кому?» – закралась у него мерзкая мыслишка. От этого на душе у него стало спокойней. Сознание того, что присущее ему угодничество и лицемерие могут быть свойственны и другим людям, приятно согревало Мамеда Мамедовича. Ничто так не ранит душу самовлюбленного человека, как чужое моральное превосходство.

Магомедову нелегко пришлось в жизни. Маленького роста, полный, похожий на шарик, с неуклюжими движениями и неловкой походкой, обделенный чувством юмора, плохо усваивавший школьные дисциплины, он не внушал бы людям ничего, кроме жалости или брезгливого отвращения, если бы не перешагнул через свое происхождение, не позаботился о себе и не сделал карьеры. Теперь он волен был распоряжаться судьбами многих людей, но это завоеванное могущество не избавило его от застарелых комплексов и обид. А тут этот несгибаемый, улыбчивый красавец!

Кушнарь в свои пятьдесят с небольшим был мужчиной хоть куда. Он коротко стриг свои густые, начавшие седеть волосы, но ничто не властно было над упрямством его волнистых прядей. Орлиный профиль, жесткая линия подбородка, светлые проницательные глаза, глядевшие с иронией на собеседника, высокий рост и ладная фигура, а главное, чин Кушнаря, его профессиональные успехи – все это больно било по самолюбию Магомедова.

Мамед Мамедович кашлянул, пробуя отогнать от себя неприятные мысли. Он догадывался, что Кушнарь будет что-то требовать от него, вернее, просить. Просьба всегда была приказом, мягким, но настойчивым призывом к повиновению. И это тоже не нравилось честолюбивому полковнику.

В этот момент заскрипел селектор. Магомедов поспешил нажать кнопку.

– Мамед Мамедович, – проклюнулся в селекторе голос Маши, – к вам Олег Николаевич.

– Ага, – он сел за стол, взял в руки ручку и стал озабоченно постукивать ею о стол.