Франсис Карсак - Робинзоны космоса - Бегство Земли - Рассказы.

— В грузовик! Скорее! — прокричал я, возобновляя огонь.

Мельком я увидел, как Бельтер и Вандаль нырнули в броневик, втащив за собой ссви.

— Теперь ты, Мишель!

Из броневика над нашими головами навстречу чудовищу пронеслась трассирующая очередь тяжелого 20-мм пулемета. Должно быть, она достигла цели, потому что хищник остановился. Теперь я один оставался снаружи. Вскочив в кузов, я захлопнул заднюю дверцу. Мишель выхватил у меня из рук автомат, просунул дуло в бойницу и повел огонь. Пустые гильзы со звоном падали на пол. Я огляделся: все были в сборе, кроме Мартины.

— Мартина! — крикнул я.

— Я здесь, — отозвалась она в перерыве между двумя пулеметными очередями.

Внезапно Мишель поспешно отступил назад, возопив:

— Хватайтесь за что-нибудь и держитесь покрепче!

Страшный удар потряс машину. Броня затрещала, прогибаясь внутрь. Меня отбросило на Вандаля, а сверху всей тяжестью своих восьмидесяти пяти килограммов рухнул Мишель. Пол затрясся, и я уже думал, что он проломится. Пулемет смолк, свет погас. Мишель с трудом поднялся и зажег карманный фонарик.

— Мартина! — прокричал он.

— Я здесь. Все кончено. Подайте чуть вперед, а то задняя дверца заблокирована.

Труп хищника лежал, привалившись к грузовику. Он получил двадцать одну пулю, из которых пять были разрывные; наверное, он умер в последнем прыжке, на лету. Его изуродованная голова была отвратительна, а пасть с клыками длиной сантиметров по тридцать наводила ужас.

— Как все произошло? Ты единственная это видела.

— Очень просто. Когда ты вошел, последним, зверь остановился. Я выпустила в него всю ленту. Он прыгнул. От удара я вылетела из башни вниз, а когда поднялась обратно, то увидела, что он лежит мертвый прямо на грузовике.

Ссви кое-как подполз к двери.

— Взлик! — сказал он. Потом сделал вид, что натягивает лук, и показал два пальца.

— Да ну? Он утверждает, что убил двоих стрелами!

— Я бы не сказал, что это невозможно, — заметил Бреф-фор. — Особенно если стрелы были пропитаны достаточно сильным ядом.

— Но ведь они не пользуются ядом! К счастью, потому что в противном случае Вандаля, возможно, здесь бы уже и не было!

— Быть может, они отравляют только свои охотничьи стрелы? На Земле ведь тоже есть племена, которые считают, что использовать яд на войне бесчестно.

— Так или иначе, если в окрестностях Кобальт-Сити водится много таких созданий, — проговорил Бельтер, стоя одной ногой на мертвом звере, — то мы еще от них натерпимся. Хотел бы я посмотреть на них здесь — на всех этих наших охотников на тигров! Какие прыжки! А какая живучесть! А клыки... а когти... — продолжал он, осматривая лапы хищника.

— Зато умом они, должно быть, не блещут, — заметил Вандаль. — Даже интересно, где в таком сплюснутом черепе может располагаться мозг?

— Ты только что говорила, — шепнул я Мартине, — «... девственная земля со всеми ее красотами. и опасностями». По этому поводу я должен тебя поздравить: ловко ты управилась с пулеметом!

— Хвалить за это нужно, скорее, не меня, а Мишеля, который в свое время настоял на том, чтобы я регулярно упражнялась в стрельбе. По его словам, это всегда может пригодиться, а если и не пригодится, все равно окажется полезным для укрепления нервов.

— Только я, разумеется, не думал, что тебе придется применить эти навыки в таких вот условиях, — улыбнулся Мишель.

Глава 5. Возвращение

Короткая красная ночь прошла без тревог. Наутро мы решили все-таки переправиться через реку. Для этого пришлось соорудить большой плот, на постройку которого ушло целых шесть дней. Мы видели за эти дни немало странных животных, но ни одного хищника.

Впервые отведали мы теллусийского мяса; небольшое животное — сильно уменьшенная копия здешних «слонов», которые приходили на водопой, — поставило нам вырезку на жаркое. Из осторожности мы съели по маленькому кусочку, так как опасались отравления и вообще не знали, сможет ли наш организм усвоить незнакомую пищу. По вкусу мясо напоминало телятину, только было слегка красноватым. Почти поправившийся к этому времени Взлик поглощал его с явным удовольствием. Никаких желудочных расстройств не последовало, и с этого дня до самого возвращения в зону гидр мы все время разнообразили наше меню, правда, каждый раз ограничиваясь небольшими порциями. Зато попробовать плоды с деревьев, сваленных для плота, мы так и не решились, хотя Взлик уписывал их за обе щеки. Он мог немного ходить и, казалось, совсем к нам привык. Накопленный запас французских слов уже позволял ему выражать простейшие мысли.

Переправа прошла благополучно. Сняв с плота веревки и вытащив гвозди, мы двинулись вниз по течению и ехали так два дня. Река то привольно разливалась, образуя почти озерную гладь, то стремительно рвалась сквозь теснины между холмами. Я отметил, что глубина у нее повсюду была довольно значительной, без отмелей и перекатов.

Жизнь кипела на берегах реки. Мы встречали многочисленные стада «слонов», иногда видели голиафов, которые паслись парами или в одиночку, то и дело натыкались на незнакомых животных — и маленьких, и огромных. Два раза вдалеке появлялись тигрозавры. Это название, придуманное Бельтером для хищника, который на нас напал, так за ним и осталось, несмотря на протесты Вандаля, уверявшего, и не без оснований, что у зверя нет ничего общего ни с тигром, ни с ящером. На это Мишель ему возразил, что главное — понимать друг друга, а как назвать хищника — тигрозавр, левиафан или, скажем, каракатица — не столь важно!

В реке было полно рыбы и прочих водяных созданий, но все они держались в отдалении от берега, и мы не смогли их как следует рассмотреть. К вечеру второго дня снова прошел дождь. Как и прежде, вокруг расстилалась саванна, и лишь вдоль ручьев и речек тянулись полосы деревьев. Температура в полдень доходила до тридцати пяти градусов в тени, но ближе к ночи спускалась до десяти градусов.

На рассвете третьего дня после тревожного сна, все время прерываемого трубным ревом голиафов, первое, что мы заметили, выглянув наружу, был столб дыма. Он поднимался далеко на юге на другом берегу Дордони. Что это было — костер ссви или лесной пожар, нам так и не удалось узнать.

Почва становилась все более неровной; низкие холмы заставляли нас то и дело искать объезды. Перевалив последний подъем, мы почувствовали в воздухе терпкий и сильный запах — пахло океаном.

— Тут где-то рядом море, — сказал Бельтер.

Вскоре он первый увидел его из башни, а через несколько минут море предстало перед всеми нами. Оно было темнозеленое, бурное. Дул западный ветер, и волны, увенчанные пеной, с ревом обрушивались на берег. Спуститься к нему мешали утесы, но в двух-трех километрах южнее Дордонь впадала в море широким устьем с песчаными откосами.