Клэр Норт - Пятнадцать жизней Гарри Огаста
– Я полагаю, вы спрашиваете не о том, сколько времени мы с вами провели сегодня, обсуждая весьма сложные моменты в понимании такой необычной субстанции, как время, а о том, как давно вы стали посещать мое скромное жилище, пытаясь заставить меня усомниться в незыблемости основ моего мировоззрения.
– Как только мы подходим вплотную к обсуждению самых сложных проблем сущего и наступает время сделать какие-то предположения, вы всякий раз тут же бежите от дискуссии, словно кокер-спаниель от косточки, принадлежащей бульдогу!
– Просто я не вижу смысла в том, чтобы дискутировать о проблеме, о которой современная наука не в состоянии собрать сколько-нибудь достоверных сведений, – ответил я.
– Да, конечно, мы не можем взвесить время – если, конечно, у него есть вес, – согласился Винсент, мгновенно помрачнев. – Мы не в состоянии измерить его скорость – если только она существует. Но ведь вы же не сомневаетесь в самом его существовании…
– Я делаю вывод о его существовании опосредованно, наблюдая за другими явлениями.
– Значит, вся наша дискуссия упирается в то, что у современной науки для изучения такого явления, как время, недостаточно инструментов?
– Научный спор все же должен опираться на какие-то факты, какие-то… осязаемые данные, хотя бы частично подтверждающие теоретические построения. Без них научная дискуссия превращается в дискуссию философскую, а это – не по моей части, – твердо сказал я.
Винсент вцепился в подлокотники кресла, словно только это могло удержать его от вспышки ярости.
– Ну хорошо, – произнес он, справившись с собой. – Надеюсь, вы все же не будете возражать против мысленного эксперимента?
Я сделал неопределенный жест, означавший, что, пожалуй, в порядке исключения готов пойти на уступку.
– Я хочу предложить вам воспользоваться универсальным инструментом, – сказал Винсент и замолчал.
Я ждал, но он сверлил меня взглядом, не произнося ни слова.
– Ну, продолжайте же, – не выдержал я.
– Мы уверены в существовании гравитации не потому, что видим ее или можем потрогать, а потому, что ее действие приводит к определенным последствиям, которые мы в состоянии наблюдать и которые можем предсказать, используя определенные теоретические модели. Вы с этим согласны?
– Да, – неуверенно произнес я, ожидая подвоха.
– Итак, исходя из видимых последствий, мы делаем вывод о существовании явлений, видеть которые мы не в состоянии. Мы наблюдаем, как падает яблоко, и говорим: «Это – следствие действия силы тяжести». Мы наблюдаем за рефракцией света в призме и говорим, что свет, должно быть, имеет волновую природу. На основе этого умозаключения можно построить много других умозаключений, в том числе касающихся глобальных явлений. Таким образом, приложив совсем немного усилий, вы можете, опираясь на весьма простые наблюдения, проникнуть в самую суть вещей. Не так ли?
– Если вы собираетесь предложить для изучения природных явлений лучший метод, чем те, на которые опирается современная наука…
Винсент отрицательно покачал головой.
– Нет, не метод. Инструмент, – твердо сказал он. – С очень большими, практически неограниченными возможностями. Если мы возьмем первокирпичик Вселенной – атом – и объявим, что его существование тоже приводит к определенным последствиям, которые можно наблюдать, а именно к гравитации, электромагнетизму, ядерным реакциям, то разве нельзя, изучая этот крохотный объект, прийти к выводам об устройстве всего, то есть всей Вселенной и законов, по которым она существует и которым подчиняется?
– Меня не оставляет ощущение, что мы снова вторгаемся на территорию, подвластную Всевышнему, – заметил я.
– А для чего тогда существует наука, если не для того, чтобы сделать человека всемогущим?
– Это вопрос из области этики или практики?
– Гарри! – воскликнул взбешенный Винсент и, вскочив с места, принялся яростно мерить шагами комнату. – Вы вечно уходите от ответа! Почему идеи, которые я высказываю, так вас пугают?
Я выпрямился на стуле. На этот раз возмущение моего собеседника, похоже, превысило все мыслимые пределы. К тому же в его словах мне почудилось нечто странное – что-то такое, что заставило меня более внимательно обдумывать свои слова и отвечать с большей осторожностью, чем обычно.
– Пожалуйста, определите все же более четко, что вы имеете в виду под словом «все», – сказал я. – Как я полагаю, ваш… инструмент гипотетически должен давать возможность путем умозрительных заключений детально изучить Вселенную, весь окружающий мир, в том числе не только в его нынешнем состоянии, но и в том, в котором он пребывал в прошлом и будет пребывать в будущем?
– По-моему, это было бы вполне логично.
– То есть он дает вам возможность узнать все, что было, и все, что будет?
– Если исходить из посыла, что время не является абсолютным, то да, это также вполне резонное допущение.
Я сделал рукой успокаивающий жест, в то же время напряженно размышляя. Тревога в моей душе нарастала.
– Но ведь даже просто наблюдая за будущим, вы уже его меняете, – снова заговорил я. – И мы опять оказываемся в положении вашего путешественника, который вышел из своей машины времени и какое-то, пусть даже очень короткое, время наблюдал за прошлым. Вернувшись обратно из будущего в настоящее, вы измените свое поведение, и это неизбежно окажет свое влияние на все вокруг. А если даже вы этого не сделаете, все равно ваше присутствие в будущем оставит свои следы. В результате мы снова столкнемся с парадоксом, о котором уже говорили. Вселенная не сможет существовать из-за тех противоречий, которые возникнут в результате вашего визита в грядущее. Но даже если абстрагироваться от этого, есть другая сложность. Возникает вопрос: что мы будем делать с теми познаниями о будущем, которые приобретем? Что станут делать люди, если они будут, подобно богам, видеть далеко вперед и если… если…
Я отставил в сторону стакан с виски. Винсент стоял посреди комнаты в напряженной позе, повернувшись ко мне вполоборота.
– И если постулат о существовании некой высшей силы, на который опирается ваша гипотеза, не будет четко сформулирован и доказан еще в течение лет тридцати? – мягко закончил я.
В комнате наступила тишина. Я встал с кресла, несколько напуганный тем, что мышцы Виктора продолжали оставаться напряженными и даже слегка подрагивали.
– Кварки, – сказал я.
Никакой реакции.
– Бозон Хиггса, антиматерия, «Аполлон-11»!
Мой собеседник продолжал молчать.
– Винсент, – тихо сказал я и осторожно коснулся плеча молодого человека, – я хочу помочь.
Он резким движением сбросил мою руку. В этот момент мы оба находились в крайне взвинченном, возбужденном состоянии. Затем Винсент, как мне показалось, расслабился. Голова его поникла. Он улыбнулся и слегка кивнул, давая понять, что уловил то, что я так и не решился произнести вслух.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});