Михаил Васильев - Искатели

В щелях между этими псевдоплитами застряла белая каменная пыль, влажная сейчас. Днем дали еще один короткий и теплый, может, от нагревшихся вверху труб, дождик.

Маленький белый домик без окон и дверей, стоящий на берегу моря, прямо в воде, оказывается, был очистным сооружением. Потоки воды, бегущие по каменным канавам через весь город втекали в квадратную дыру в его фундаменте и исчезали там.

Здесь, в одном из домов, в окне Конга и Ахилла висела гирлянда сушеной рыбы. Сами они были видны далеко от берега на самодельном бамбуковом плоту с бессмысленным здесь парусом. Рыбалка, это тихое и неспешно занятие, им быстро надоела, и теперь они купались, с криком и грохотом прыгая с плота.

Недавно тут появилась стальная вышка. Ахилл и Конг заказали и оплатили ее. Оказалось, что здесь это недорого. Оттуда они тоже прыгали, с неимоверной высоты, и, кажется, собирались сделать парашют. Для них все это вокруг еще оставалось приключением.

Платон уже прекратил делать вид, что сочиняет доклад, уже несколько дней назад он застрял на одной фразе, а теперь уже и забыл ее. Сейчас он убивал время, бессмысленно и неумело. До сих пор ни разу в жизни этого делать не приходилось.

Улица шла в гору и становилась все круче. Он остановился у дома усатого Эпильдифора с аптекой внизу. Аптека оказалась необычной для здешних мест, настоящей — действующей и даже запертой на замок. Рядом сквозь стальные узоры сварных ворот видна была глубина двора: аккуратные огородные грядки, в листве деревьев — бело-зеленые шары, неспелые еще яблоки.

На другой стороне улицы, совсем не по-городскому — прямо на стене, висело зеркало. И не электронное, включающееся-выключающееся, а архаичное, стеклянное, в пластмассовой, под красное дерево раме. Платон уже не в первый раз сегодня увидел там еще молодого человека, высокого, с длинной шеей и по-особому породистым лицом, будто с удивлением глядящего на него. Себя. Смотрел через улицу, ухватившись за подбородок, внимательно, будто собрался бриться. Подбородок не изменился, остался таким же круглым и маленьким, как в детстве.

Неожиданно подумал, что всегда жил в каких-то несуществующих воображаемых мирах. В книгах, интернете, или вот в археологии. Где разглядывал прошлую, чужую, ненастоящую уже жизнь. И вот сейчас заподозрил, что и в реальности он тоже живет как-то не так, не особо этой реальностью интересуясь. Будто и это все вокруг — невсерьез, какое-то плоское и незначительное.

Сорвал несколько ягод с эпильдифоровского ежевичного куста, просунувшего ветки через сквозной кирпичный забор. Где-то недалеко отсюда в свой предыдущий круг по городу он открыл заброшенный кофейный аппарат, всеми забытый в незапамятные времена. Кажется, там, в той подворотне.

Дом с подворотней был не похож на остальные, немного другой, с четырехугольной башенкой на углу, он нарушал старомосковский стиль этих мест. Как заметил Платон, на нем единственном здесь были печные трубы. И это, и что-то непонятное еще выдавало, что он, возможно, копия какого-то другого, настоящего, дома.

Странно, но трубы эти не были недействующей имитацией. Вопреки запретам, а об этом Платона здесь предупреждали, было заметно, что внутри иногда что-то жгли. На окрашенном синей краской небе над домом виднелось размытое пятно сажи, похожее на низкую неподвижно повисшую тучу. Окно в башенке было явно жилым, занавешенным противомоскитной сеткой. Оказывается, здесь на стене даже висела табличка. "Мансуровский переулок" почему-то было написано на ней и еще номер.

За аркой этого дома в сыром сумраке светился старозаветный аппарат. То, что он кофейный, удалось установить опытным путем, многократным уже. На освещенном изнутри стекле горела какая-то поцарапанная неразличимая уже реклама. Под пальцем непривычное ощущение, сопротивляющейся как будто, пружинной кнопки. Лампочка внутри нее осветила насквозь этот его палец с темной каймой под ногтем. Залязгал внутри примитивный на звук механизм. — "Механический механизм! Никакой тебе не электронный отнюдь". Зашипел, выплескиваясь, коричневый кипяток. Это было похоже на какой-то эксперимент. Никакого кофе не хотелось, хотелось хоть так заполнить этот вынужденный досуг.

Платон ощутил — опять, в который уже раз сегодня — необычный, химический почти вкус этого кофе. Вышел на улицу, точнее, теперь Мансуровский переулок.

В кармане запищало — это карманный компьютер решил выдать изображение дома по тому же адресу на Земле, в Москве, хотя его никто ни о чем не спрашивал. Как ни странно, подлинник в Москве уцелел, сохранился до сих пор, может, единственный из своей эпохи. А этот домик, перед Платоном, как он и предполагал, был копией, уменьшенной и упрощенной. Ненужное, сделанное от скуки открытие.

"Кстати, — заговорил своим тоненьким голосом компьютер, — это дом, где в свои последние годы жил генерал Скобелев. Скобелев это…"

Платон хлопнул по своему карману, заставив компьютер умолкнуть.

Сетка на окне дрогнула, появилась голова бородатого бригадира Карла, кивнула стоящему внизу Платону.

Платон тоже приветственно поднял стаканчик с кофе:

— Вижу, отдыхаете. Закончилась работа? — В его голосе невольно позвучало раздражение. Прорвалось.

— Работаем, — послышалось сверху. — Конструкция у вашей летающей тарелки незнакомая, затейливая такая. Уникальная, можно сказать. А вы, Платон Сократович пока восстанавливайте силы. Пользуйтесь случаем. У нас тут, можно сказать, курорт.

— Не до курортов сейчас. Время не ждет. Пока еще не научились им управлять.

— А у меня отдых какой, — продолжал Карл. — Вот за брегет с репетиром взялся, хочу сделать, — произнес он что-то непонятное.

— Чего?

— Луковицу такую, вроде как. С крышкой.

— Луковицу? Зачем? — с недоумением спросил Платон.

— Часы такие, — наконец, сумел объяснить бородач. — Стилизация под старину. Вот только золота у меня нет. Из гольдина такие вещи выполняю или пинчбека какого-нибудь. Тоже немного блестит. Сам научился разные сплавы выплавлять у себя на верфи. Теперь хочу золото искусственное придумать, древние алхимические книги читаю, изучаю. Только не по силам пока.

— Средства, наверное, большие уходят? — невпопад спросил Платон.

— А куда их еще, средства эти? — сказал Карл, подумав. — Мы здесь на верфи финансово неплохо себя чувствуем. А я и не ем совсем. Пищу эту пресловутую не ем. Спирт только. Хочу бросить, но никак не удается. И ночами не сплю, не умею. Вожусь, мастерю свои поделки потихоньку.

Платон давно заметил, что жители астероида говорят на другом, архаичном диалекте, немного отличающемся от нормального земного языка.