Орсон Скотт Кард - Тень Гегемона. Театр теней (сборник)
Для Питера обед в «Леблоне» с родителями, Бобом и Карлоттой состоял из долгих периодов мучительной скуки, перемежаемых краткими приступами панического страха. За весь обед никто ничего не сказал хоть сколько-нибудь существенного. Поскольку Боб выдавал себя за туриста, посетившего святилище Эндера, говорили только об Эндере, об Эндере и опять об Эндере. Но разговор неизбежно обходил темы весьма чувствительные – предметы, которые могли бы выдать, чем на самом деле занят Питер, и ту роль, которая может достаться Бобу.
Хуже всего было, когда сестра Карлотта – монахиня она там или нет, но она умела быть вреднейшей из стерв, когда ей хотелось, – начала расспрашивать Питера о занятиях в университете, хотя отлично знала, что все эти занятия всего лишь прикрытие для дел куда более важных.
– Я, знаете ли, просто удивляюсь, что вы тратите время на обычные курсы, хотя ваши способности следовало бы использовать намного интенсивнее.
– Мне нужен диплом, как и всякому студенту, – ответил Питер, внутренне дернувшись.
– Но почему тогда не изучать то, что подготовит вас к исполнению роли на большой политической сцене?
Как ни смешно, его спас Боб.
– Брось, ба, – сказал он. – Человек со способностями Питера Виггина будет готов ко всему, к чему захочет и когда захочет. Официальное обучение для него труда не составляет. Он его проходит, только чтобы доказать людям, что может жить по правилам, когда это необходимо. Верно, Питер?
– В общем, – ответил Питер. – Меня мои занятия интересуют даже меньше, чем вас, а вас они вообще интересовать не должны.
– А если ты так их не любишь, зачем мы тогда платим за обучение? – спросил отец.
– А мы не платим, – напомнила мать. – У Питера такие успехи, что они сами ему платят.
– И ничего за свои деньги не получают? – спросил отец.
– Они получают то, что хотят, – возразил Боб. – Чего бы Питер ни достиг, всегда будут напоминать, что он учился в университете Гринсборо. Он будет для них ходячей рекламой. Я бы сказал, что это отличные дивиденды с инвестиций, вы не находите?
Мальчишка заговорил на языке, который отец понимал, – надо было отдать ему должное, Боб знал, к кому обращается. И все же Питеру было досадно, что Боб так легко просек, что за идиоты его родители и как их легко провести. Как будто Боб, таская для Питера каштаны из огня, одновременно ткнул его носом в то, что он еще дитя, живущее с родителями, а у него, Боба, более непосредственные отношения с жизнью. От этого Питер еще больше разозлился.
И только к концу обеда, когда все они вышли из бразильского ресторана и шли к станции, Боб бросил бомбу.
– Вы знаете, что нам, поскольку мы себя здесь раскрыли, надо немедленно снова скрыться. – Родители Питера что-то сочувственно промычали, и Боб сказал: – Я вот подумал: не поехать ли Питеру с нами? Выбраться на время из Гринсборо? Как ты, Питер? Паспорт у тебя есть?
– Нет, у него нет, – сказала мать одновременно с ответом Питера: «Конечно есть».
– У тебя есть паспорт? – удивилась мать.
– Просто на всякий случай, – ответил Питер. Он не стал добавлять, что у него шесть паспортов четырех стран и десять банковских счетов, на которые идут гонорары обозревателя.
– Но сейчас же середина семестра, – сказал отец.
– Я могу взять отпуск, когда захочу, – ответил Питер. – А предложение звучит заманчиво. Куда вы едете?
– Мы еще не знаем, – сказал Боб. – Мы решаем только в последнюю минуту. Но мы тебе напишем и скажем, где мы.
– В кампусе электронные адреса не защищены, – сказал отец очень кстати.
– Но ведь любой адрес можно взломать? – спросила мать.
– Мы напишем шифром, – успокоил их Боб.
– Мне это не кажется разумным, – покачал головой отец. – Пусть Питер считает, что его занятия – пустая формальность, но в этой жизни без диплома не обойтись. Если чем-то занялся, Питер, это надо закончить. Если по твоей зачетке будет видно, что ты учился урывками, на серьезных работодателей это произведет плохое впечатление.
– И как ты думаешь, какую карьеру я себе рисую? – спросил Питер с досадой. – Унылого ботаника в корпорации?
– Терпеть не могу, когда ты пытаешься говорить сленгом Боевой школы, – заявил отец. – Ты там не был, и не надо строить из себя боевого аса.
– Не согласен, – возразил Боб, предупреждая вспышку Питера. – Я там был и считаю, что слово «ботаник» – обычное слово в лексиконе. Ведь выражение «строить из себя» тоже когда-то было жаргоном? Слово врастает в язык, когда его используют.
– Все равно он говорит как мальчишка, – буркнул отец, но это была всего лишь попытка оставить последнее слово за собой.
Питер ничего не сказал, но не был благодарен Бобу за то, что Боб встал на его сторону. Наоборот, этот парень действительно вывел его из себя. Как будто Боб считал, что может войти в жизнь Питера и встать между ним и его родителями как спаситель какой-то. Это принижало Питера в собственных глазах. Никогда не было, чтобы читатели его работ, созданных под псевдонимами Локка или Демосфена, относились к нему презрительно, – потому что не знали, что он еще ребенок. Но то, как вел себя Боб, могло быть предупреждением о будущем. Если Питер выступит под собственным именем, ему немедленно придется встретиться именно с таким отношением. Люди, которые когда-то дрожали от страха попасть под аналитический скальпель Демосфена, люди, которые когда-то мечтали снискать одобрение Локка, в грош не поставят все, что напишет Питер, и скажут: «Чего же еще ждать от ребенка» – или добрее, но не менее уничижительно: «Когда он наберется опыта, тогда и посмотрим…» Взрослые всегда говорят что-нибудь в этом роде. Как будто опыт действительно имеет какую-то корреляцию с мудростью, как будто не все глупости в мире делались взрослыми.
А к тому же Питер не мог избавиться от чувства, что Боб получает удовольствие от его невыгодного положения. Зачем этот маленький хорек пролез в его дом? Ах, пардон, в дом Эндера, конечно же. Но он знал, что это дом Питера, и прийти домой и застать Боба за разговором с матерью – это было как застигнуть грабителя на месте преступления. Боб ему не понравился с самого начала – и особенно тот наглый вид, с которым он обиженно ушел, когда Питер не сразу ответил на его вопрос. Да, Питер действительно его слегка поддразнивал, и в том была толика презрительности – подразнить ребенка перед тем, как сказать ему, что он хочет знать. Но отмщение Боба перехлестнуло далеко через край. Особенно этот несчастный обед.
И все же…
Боб – настоящий человек. Лучший, кого выпустила Боевая школа. И Питер может его использовать. Может быть, Питеру он даже нужен на самом деле именно потому, что сам он не мог себе позволить выступить публично. Боб же пользовался уважением, несмотря на рост и возраст, потому что он участвовал в битве. Он мог действовать сам, вместо того чтобы дергать за ниточки за сценой или добиваться решений правительства, влияя на общественное мнение. Если бы Питер заключил с ним какой-то рабочий союз, это сильно компенсировало бы его бессилие. Если бы только Боб не был таким невыносимым наглецом!
Нельзя, чтобы личные чувства влияли на работу.
– Знаете что? – спросил Питер. – Мам, пап, у вас завтра есть что делать, а у меня первое занятие лишь после полудня. Давайте-ка я пройду с нашими гостями туда, где они заночуют, и поговорю насчет возможности с ними поехать.
– Я не согласен, чтобы ты просто так взял и уехал, а мать тут будет волноваться, что там с тобой случилось, – сказал отец. – Я думаю, все мы понимаем, что юный мистер Дельфики притягивает опасность, и думаю, твоя мать уже потеряла достаточно детей, чтобы опасаться, как бы с тобой не случилось еще худшего.
Питер внутренне поморщился – отец всегда говорил так, будто только мать будет тревожиться, только мать будет думать, что с ним. А если это так – кто его знает? – то еще хуже. То ли отцу все равно, что с ним случится, то ли он так упрям, что не может признать обратного.
– Я не уеду из города, не согласовав с мамой, – ответил Питер.
– И не надо такой иронии, – сказал отец.
– Милый, – вмешалась в разговор мать, – Питеру не пять лет, чтобы его отчитывать перед людьми.
«То есть уже наверняка шесть. Спасибо, мама».
– Да, сложно жить в семье, – заметила сестра Карлотта.
«И тебе спасибо, стерва-монашка, – мысленно произнес Питер. – Это же вы с Бобом усложнили положение и теперь отпускаете шуточки насчет того, насколько легче жить одиноким людям вроде вас. Да, родители – мое прикрытие. Я их не выбирал, но должен пользоваться тем, что есть. А ваши насмешки только показывают ваше невежество. Или зависть, когда вы видите семью и знаете, что у вас никогда детей не будет и никто с вами не ляжет, госпожа Христова невеста».
