Дим Край - Идеaльный мир

Сдержался. Не промолвил ни слова. Ничего сказал.

Паут продолжал меня наставлять:

— Альверки не знают, что такое любовь, семья. Для них это всё чуждо. Они не понимают таких вещей. Вот и Сифиль вроде бы любит, и в то же время, не знает и не чувствует, что нужно делать дальше. Она скоро охолодеет к тебе окончательно и вы останетесь просто вечными друзьями. Самый продолжительный роман, который длился между померянином и альверкой — пять лет. Понимаешь, пять лет! Для неё это — ничто, игра, развлечение… А для тебя будет боль и страдания. Тебе это нужно? Выбирай померянок — они твоё будущее. Они тебя поймут правильно и будут с тобой столько, насколько способны…

Судьбу не остановить? Ведь я всё знаю. Я уже был в будущем и знаю, что будет. Могу ли я остановить? Или правильней не вмешиваться?

Знаю — молодой капитан-путешественник Грего Ланда на полпути к Фиафеату. Даже больше — он приближается к малой звезде. Его не остановить.

Если остановить Паута — что будет? Не станет ли хуже? Ведь Паут Воэ когда погибнет — он спасёт многие человеческие жизни, он усмирит фиатов, докажет, что люди не такие кровожадные как им они представились вначале. Если я его отговорю, спасу его — я могу испортить всю историю. Фиаты не пронесут через тысячелетия его имя, чтобы помнили потомки. Паут, который жаждет героической смерти, её никогда не обретёт и будет влачить жалкое мирное существование до конца своих дней, без гордости рассказывая о ратных подвигах, которые когда-то свершались. Он, наверняка, будет страдать, он будет жалеть, что послушался меня. Этого я хочу? Этого я добьюсь?

Что же делать? И сидеть, покорно ждать тяжёлого рока невозможно и изменить что-либо нельзя. И как смотреть ему в глаза. Он уже чует — что-то не так. Спрашивает — всё ли хорошо, почему тоскую, о чём думаю. Что же, что же ему ответить?!

Вот оно наказание за любопытство! Вот что значит, залести в будущее и увидеть прошлое. Мир, в котором ты живёшь, для тебя в одночасье меркнет, тускнеет, перестаёт казаться идеальным, когда ты узнаёшь его дальнейшую судьбу, хотя бы малую крупицу — пару грядущих событий. Теряется всякий интерес жить в таком мире, где известно его будущее.

Так было с моим миром, когда я узнал его судьбу — что через 26 лет начнётся ядерное безумие, вспыхнет кровопролитная война — жить в этом мире, в своём мире, мне резко расхотелось. Так случилось и теперь с новым миром, обретённым миром, где меня поселили — зная, что лучший друг скоро погибнет, а ты не можешь ничего сделать, помешать и будешь каждый раз при встрече терзаться в догадках (а может, всё же предупредить?!), я не смогу спокойно жить в этом мире в своё удовольствие, буду постоянно жить в страшном ожидании. Какого это, ожидание смерти, пусть и чужой, но такой же тяжелой, словно собственной?! Тут вспоминаешь тот миг, как тебя расстреливали. Когда же это случится, когда Паут Воэ увековечит себя в памяти людей и фиатов, разве я смахну с лица пот: 'Уф, наконец-то это свершилось, теперь я смогу жить спокойно'? — что-то сомневаюсь я.

О, судьба! Как мне смотреть в глаза этому человеку? Как скрывать от него страшную тайну? Я же не какой-нибудь там злодей-убийца. Но когда смотрю ему в глаза, ощущаю себя именно таким злодеем. Словно сам в корысти чёрной запланировал его смерть и жду, когда же свершиться…

Как быть?! Не смотреть в глаза? Отводить взгляд? Не вести с ним диалоги? Избегать встречи с ним? Когда он столько сделал для меня! Чем можно отплатить за спасение жизни? — Сказать всю правду? — Не поверит. Сводить его в будущее и показать наглядно? — Усмехнётся, даже обрадуется: достойная смерть героя. И это так он будет о своей судьбе говорить?.. Нет. Лучше уж ничего не говорить и не показывать.

Что остаётся?

Сидеть на месте нельзя. Остается одно — путешествовать дальше, искать свой идеальный мир, где я не буду знать будущего, но буду крайне убеждён, что всё будет хорошо, или того лучше.

В этот последний вечер я попрощался с генералом сумбурно. Я сослался на внезапно возникшую дурноту и острое желание остаться наедине. Паут сразу почувствовал неладное, но противиться не стал. Уходя, пожелал мне скорейшего выздоровления, попросил непременно сообщать, если станет хуже. На всякий случай извинился за свой наставнический тон. Козырнул на прощание. Удалился.

Я просидел максимум пять минут не двигаясь. Потом решительно понял: 'Так нельзя продолжать!' и внезапно понял, что нужно делать.

Побывав в мире будущего — восьмидесятое тысячелетие, я узнал вроде бы и немного и в то же время очень много для обычного смертного. От людей-духов я узнал: об объявившейся Вечной, о судьбе Человечества, о судьбе планеты Гео — нами всеми любимой Земле, о Великом Элькасане, о его нелёгком роке.

Летопись гласила: в 61-ом тысячелетии Вечная в последней битве победила вроде как непобедимого Элькасана и взяла того в плен. Сослала в прошлое. Хотя проще было бы убить.

Но вот что интересно: через три года ссылки, поймала того и в своей подмосковной резиденции заморозила Элькасана. Опять же не убила, а заморозила! Заморозила навечно, насколько это вообще возможно.

Узнали это тайно — всё же работает агентурная сеть в тылу противника.

И 'духи' были опечалены такой новостью и считали это величавшей трагедией. Ну, понятно, ведь это он воскресил их всех — дал второй шанс Человечеству.

Да! Именно в этот момент я понял, что могу всё изменить, если не для своего мира, так для чужого мира, где страдает всё человечество разом. И я решился на такой безумный шаг, таящий в себе опасность, непредсказуемость последствий. Но что мне оставалось? Возвращаться в свой мир, в 2007 год, и продолжать жить и работать в Питере? Или оставаться в Урвальде и каждый день смотреть в глаза обречённому Пауту? — Не вынесу. Проболтаюсь. Уж лучше — в чужой мир уйти, хотя бы на время.

Не в силах разбираться дальше, я прыгнул.

Глава 21

Щёлк!!

'Что?! Что за странный звук в рубке? Начал разваливаться корабль?'…

Я очнулся и понял, что только что потерял сознание. В глаза ударил слепящий свет. Я заслонился — рука непослушно дёрнулась, отозвалась неожиданной болью.

'Чёрт! — выругался я, прикрывая веки. — Ноги ещё побаливают. Они-то от чего побаливают?'

Вдруг я понял, что корабль не движется. А сам я уже не сижу на кресле в командирской рубке. Лежу в какой-то странного вида пастели с высокими бортами в светлой хорошо проветриваемой комнате.

'Любопытно. И где это я?'

— В лаборатории Джерра, — подсказал знакомый голос.

— Жан! Ты здесь?.. Что произошло? А где рубка? Слушай, ты где? Я тебя увидеть не могу, — я крутил головой, отперевшись о борт слабыми руками, но увидеть Жана в помещении не смог.