Игорь Денисенко - Дом

Хозяин разомлел и душевно согрелся у пылающего костра. Теперь вот утолил голод и собирался прикорнуть здесь же, у черного зева камина. Он даже подтащил ближе к камину медвежью шкуру, расстеленную у дивана, и, подложив под голову маленькую подушку «думку», забылся блаженным сном.

Сон Пихтову приснился замечательный. Словно он вернулся в свою жизнь на двадцать лет назад, когда он еще не был художником, а был дипломированным и молодым инженером. И все у него еще было впереди. Судьба забросила его по распределению на птицефабрику, где он разбирал сгоревшие от сырости электродвигатели. Потому как подчиненных было днем с огнем не найти, и молодому инженеру было проще самому работу сделать, чем искать на необъятной территории фабрики вечно пьяных электриков.

Лето. Тепло. Солнце пригревает. Ветерок листвой шевелит. И вот сидит Семен молодой и красивый на лавочке у центральной столовой и размышляет как ему поступить…Ведь поразмыслить было о чем. При всей своей молодости, он знал, что произойдет в его жизни завтра и послезавтра, и через двадцать лет. И теперь ему эту жизнь выпал шанс переделать, прожить заново, как он захочет. Не повторяя больше ошибок. Зная наперед, где соломку подстелить. И тут к нему подсаживается старый слесарь и, хлопая его по коленке, улыбаясь, спрашивает:

— О чем задумался детина? Что зазноба не дала?

— Думаю, как жить дальше… — честно сознался Семен.

— А чего тут думать? Пятого числа аванс будет, а двадцатого получка. Хватит тебе и на пиво с раками и на танцы с девками. У начальства голова большая, пусть оно и думает.

— Надумает тут начальство, — заворчал Семен, — Кончится скоро эта лафа. Не будет тебе ни аванса пятого, ни получки двадцать пятого…По полгода зарплату не увидите.

— Паря! Ты чего? Это тебе сон такой приснился что ли?

— А вот и не сон! — вспылил Пихтов, — Развалит Горбачев Союз. И по миру пойдут три фабрики наши. Целыми днями света не будет, а по вечерам будем буржуйки топить, да одеялом батареи укутывать, чтобы не размерзлись!

— Да ты, видать, того…., - старик покрутил пальцем у виска и поднялся с лавочки.

Он еще пару раз обернулся, когда уходил, думая, что Пихтов его не видит. Но Семен боковым зрением видел. Старик по-прежнему улыбался, а в глазах его была жалость…Молодой, здоровый парень, а дурак, — читалось на лице пожилого слесаря.

После разговора со стариком Пихтов вдруг иначе взглянул на свою жизнь и понял, что его судьба неразрывно связана с судьбой страны. И что уйди он сейчас с работы на вольные художественный хлеба и протянет ноги. Потому как искусство никому и никогда особо не нужное, в 90е годы будет ненужно совсем. И вспомнил Семен, как чтобы выжить без денег писал картины отъезжающим в Германию немцам. Их стремительный отъезд больше походил на эвакуацию. Писал портрет одного мальчика, за который с ним рассчитались десятью курицами. Писал пейзаж «Осень» и получил почти новый полушубок. Продал две картины почитательнице его таланта за 100 дойчмарок и смог купит жене сапоги. Но заказов было раз-два и обчелся. Девять картин на заказ за два года. Поэтому на этой вот самой работе, на фабрике он воровал потихоньку яйцо. Десяток в обед, десяток вечером. На проданные барыгам 20 штук яйца можно было купить булку хлеба и пачку импортного маргарина «Рама», или одну бутылку паленой водки. И запил он именно тогда, от безнадежности и отчаяния. И может быть спился бы, и в белой горячке поливал мочой прохожих как Тулуз Лотрек. Но демон противоречия сидел в нем. И он назло всем и всему писал картины ночами при свете керосиновой лампы и свечек, потому, что свет давали вечером только на час. Он писал невиданные пейзажи, он лепил незнакомые лица, понятия не имея как смешивать краски. Учась и совершенствуясь на собственных ошибках, и радуясь малейшему успеху. Открывая для себя то, что давным-давно известно всем художникам по учебникам рисования. Но именно поэтому его Мастер вышел со странным, уродливым, совершенно ассиметричным лицом, так притягивающим взгляд. Именно тогда, читая при свете керосинки «Идиота» Ф.М.Достоевского он и создал свой триптих: «Мышкин», «Рогожин», «Настасья Филиповна». Именно тогда, посмотрев на его работы, председатель Союза художников Толчин В.И. признал в нем талант и дал добро на выставку.

Нет, решил Семен, все так же сидя в обеденный перерыв на лавочке у столовой.

Я не хочу пережить эту жизнь заново. Может, избеги я трудностей, спрячься от них. И ничего из меня бы не вышло. Правильно кто-то сказал: То, что нас не убивает — делает нас сильнее.

4. Глава

— Добрый вечер! — донесся из прихожей вкрадчивый елейный голос.

Дверь открыла мама Сергея и стояла, загораживая проход, поэтому в отражении в шифоньере, стоящем в комнате, Чуме было не видно, с кем она там разговаривает.

— Добрый, — автоматически отозвалась она на приветствие, — Что вы хотели?

— Сергей Чумаков здесь проживает?

— А зачем он вам? — встревожилась мама.

— Да тут ноутбук нашли, ребята говорят, что это его?

— Да нет…У него не… — нет ноутбука хотела сказать Вера Ивановна, но сын ее опередил.

— Мама, я забыл тебе сказать, — вышел Сергей из комнаты, — Я сегодня ноутбук ост…

Попытался выговорить Чума, но слово застряло у него в горле, потому, что на него смотрел давешний незнакомец. Он был без шляпы, а в какой-то затрапезной кепке, и кривошитой китайской куртке, что на рынке только колхозники покупают. Именно поэтому Сергей сразу не опознал его в мутном отражении в шифоньере. Утрешний знакомец натянуто улыбался, а вот глаза его маленькие и глубоко посаженные ничего хорошего не предвещали. Сердце в груди Сергея забилось как заполошное, а ноги внезапно стали ватные и приросли к паркету. Время на миг остановилось. И рвануло вновь с сумасшедшей скоростью. Вошедший тип быстро поднял руку, прикасаясь к матери, и она медленно стала оседать на пол. А он не глядя на неё, шагнул к Сергею.

Тут Чума опомнился и чисто рефлекторно рванул назад, в свою комнату. И он уже не видел, а спиной почувствовал, как дорогу незнакомцу преградил отец, вышедший на шум из зала.

— Да что тут …?!

— Бум! Трум-бум-бум! — загрохотало в прихожей. Звук был, словно шкаф уронили.

Это видимо отец упал следом за матерью, мелькнула мысль у Сергея.

Он влетел в комнату, рывком открыл балконную дверь и, не давая себе времени испугаться высоты, сиганул с третьего этажа вниз. Асфальт оказался удивительно твердым и отрезвляющим, от боли в ногах Чума упал набок, перекатился и, теряя тапочки, рванул за угол. Это его и спасло. Потому, что сзади раздался звук упавшего тела.