Роберт Шекли - Десятая жертва (сборник)

— Между нами говоря, у меня тоже есть свой интерес в этом деле.

— Я никому не скажу.

— Спасибо. Но в данном случае важнее то, что мой сын, Этьен, оказался замешан сюда. Причем без моего ведома. И это начинает становиться опасным.

— Расскажите, — сказал Хоб. — То есть если хотите, конечно.

— Полагаю, мне действительно стоит это сделать. Вана сказал, что вы достойны доверия. А Вана не ошибается. Ладно, давайте-ка выпьем, закурим по сигаре, и я начну.

Варгас встал, налил по рюмке себе и Хобу. Потом открыл ящичек кедрового дерева и предложил Хобу гаванскую сигару, такую, какими полагалось быть гаванским сигарам в былые времена. Теперь таких американцам не продают. Оба закурили.

— На самом деле, — начал Варгас, — мой сын ввязался в это дело по моей вине. Вана мне так и сказал, и следует признаться, что это правда. Я держал мальчика на чересчур коротком поводке. Давал ему слишком мало денег. Я полагал, что абонемента на самолет на неограниченное число рейсов в любую точку мира и довольно щедрого содержания, которое я ему назначил, будет достаточно. Я хотел, чтобы мальчик встал на ноги, сделался чем-то большим, чем просто сынок богатого папы.

Варгас раскурил свою сигару и некоторое время задумчиво созерцал тлеющий кончик.

— Я рассчитывал, что он сделается адвокатом, войдет в высшее общество, воспользуется теми возможностями, которых у меня никогда не было. Я ведь пробивал себе путь тяжким трудом, мистер Дракониан, в жестоком мире, где все, чего ты хотел, надо было выгрызать зубами…

Хоб откинулся на спинку кресла. Одна из сложностей частного сыска состоит в том, что разные богачи вечно рассказывают тебе про свою жизнь. Хотя, пожалуй, история этого богача могла оказаться небезынтересной. К тому же сигара была очень хороша.

— Дело в том — но это между нами! — продолжал Варгас, — что у меня есть свой финансовый интерес в этой операции. Однако когда я услышал, что в это дело ввязался Этьен и что из-за его подружки, Аннабель, у него возникло недоразумение с сеньором Арранке и некоторыми другими заинтересованными лицами, я был шокирован.

— Еще бы!

— Семья для меня прежде всего. Этьен теперь в безопасности, у меня на вилле, под охраной моих телохранителей. Но мне не нравится, как пошло все дело. То, что поначалу казалось совершенно безопасной торговой операцией, теперь становится опасным. Сегодня вечером состоится окончательное голосование по поводу того, стоит ли продолжать все это. Я намерен проголосовать против. Это, конечно, рискованно, но я предпринял свои меры. А вот вы, мистер Дракониан, похоже, находитесь в опасности.

— Я и сам начинаю так думать, — согласился Хоб.

— Вот видите, что бывает, когда пытаешься играть в одиночку! Я рассчитываю, что на сегодня вы присоединитесь к нам с Ваной. Так будет безопаснее для вас.

— Спасибо, — сказал Хоб. — Но у меня есть еще кое-какие дела.

— Ну, будьте осторожны. Если нам всем удастся выйти отсюда целыми и невредимыми, считайте, что нам очень повезло.

Глава 5

Хуанито укладывался, собираясь уезжать.

— А ты не едешь? — спросил он Хоба.

— Не могу. Я еще не нашел Найджела.

Хуанито поколебался, не зная, как лучше выразить то, что он хочет сказать.

— А тебе не опасно оставаться?

Хоб угрюмо пожал плечами.

— Опасно. Но для Найджела тут тоже опасно. Ты не мог бы дать мне поднос с бутылкой шампанского и парой бокалов?

— Ладно, — сказал Хуанито. Он достал Хобу красивый подносик, пару охлажденных бокалов и бутылку лучшего шампанского в отеле. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

На самом деле Хоб этого не знал. Но он всегда придерживался точки зрения, что немалая часть искусства частного детектива состоит в том, чтобы делать умный вид, когда не знаешь, что еще можно сделать.

Он вышел из кухни с подносом, на котором красовались бутылка шампанского и два высоких бокала на белой салфеточке. Конечно, Хоб понимал, что эта маскировка шита белыми нитками, но он старался смотреть на происходящее с положительной стороны. Люди, которые его не знают, примут его за официанта, ищущего кого-то из гостей, а знакомые просто решат, что Хоб Дракониан проворачивает какую-то очередную хохму. Негусто, конечно; но это лучшее, что он мог сделать сейчас, когда прием кончался, а Найджела нигде видно не было. А найти его просто необходимо.

Большая часть народа уже разошлась, однако гостей оставалось еще немало. Хоб пробирался между ними, надеясь найти Найджела раньше, чем Арранке найдет его самого. Он искал глазами знакомую широкоплечую фигуру. Но в главном вестибюле Найджела, похоже, не было.

Хоб заметил лестницу, по которой поднимались и спускались беседующие люди с бокалами в руках. Он поднялся наверх. Там был коридор. С одной стороны находились пронумерованные двери — номера отеля. В другой стороне красовалась скромная табличка: «Картинная галерея».

Хоб прошел сквозь вращающиеся двери и оказался в коридоре, увешанном картинами в рамах. Должно быть, теми самыми, что Найджел купил по дешевке, потому что за все годы своего общения с живописью Хоб еще никогда не видел подобного убожества. Лучшим в этих картинах были, несомненно, рамы. Сами же картины были не просто плохи — они были отвратны. Даже не просто отвратны: на них плюнуть — и то не хотелось. Эти картины казались карикатурой на представление невежд об искусстве. Они могли бы служить объяснением того, почему простые люди по всей Европе с таким пренебрежением относятся к живописи семнадцатого-восемнадцатого веков. Эти картины относились к западному искусству, как сатир к Гипериону[126] — если вывернуть наизнанку знаменитый образ Шекспира. Или как шарманка к реквиему Монтеверди[127] — если привести собственное сравнение.

Хоб прошел весь коридор и добрался до дверей в дальнем его конце. Вид этих дверей ему чем-то сильно не понравился. В голове у него зазвучали пророческие рубаи:

Вот дверь, а что за ней — не знаю я.Напрасно целый век гадаю я.Нас смерть подстерегает на пороге,А что за ним — потом узнаю я.

За дверью, видимо, картинная галерея заканчивалась и снова начинался реальный мир. Хоб поколебался и уже хотел было повернуть обратно, подобно некой новой Эвридике, не решившейся последовать за Орфеем, когда дверь распахнулась, и из нее вышли двое мужчин.

Вот справа скала и слева скала,Терновник и груды песка…И трижды щелкнул затвор ружья,Но нигде он не видел стрелка.[128]

В опасные моменты у Хоба часто возникали такие странные поэтические ассоциации. Мужчины были одеты как гости, но было в них нечто — то ли черная шерсть на руках, то ли шрамы на скулах — явно следы ножа, то ли низкие лбы и квадратные челюсти, — что выдавало в них охранников.