Владимир Васильев (Ташкент) - Гостиница

4. Пигмалион и Галатея

Мечты незримы для других.И в этом сила их и прелесть.В тепле их тайном тайно греясь,В них ищем древних берегинь.

Мечтам свидетели — враги:Невыразим их смысл и смелость,Так хрупко-трепетна незрелость,Они наивны и наги.

Когда ж Мечта приходит в мирМишенью в ярмарочный тир —В отчаяньи ее мечтатель:Мечта свободна и сильна,Твореньем стал — ее создатель…Судьбу его решит она…

Из монологов, произнесенных на площади перед гостиницей

Да! Ты — Мечта!Он вымечтал ТебяПо черточке, по вздоху, по крупицеТревожных снов, когда всю ночь не спитсяИ проступает Лик Любви сквозь лицаВ судьбу его входящих, не любя.Ночную тьму отчаяньем дробя,Он, вижу, глыбу света высечь тщится.Твой образ в ней позднее воплотится:Когда уже откажется больницаВ нем теплить жизнь, он сотворит Тебя…Да! Ты — Мечта!Он вымечтал ТебяИз одиночества, тоски… Когда границеМеж двух миров нельзя не раствориться…Так свой полет творят из выси птицы…Он не летал. Он просто жил, скорбя.И Ты пришла, его внимая зову,Когда у смерти было все готово,И он поверил: жизнь начнется снова!..Но жизнь не повторяется с нуля.Был светел Путь, была желанна ноша…Путь в мир иной, где небо и земляНавряд ли есть… И души не болят…Сбылась Мечта… Все в прошлом… Жребий брошен…Но сердцу одиноко и печально,Когда в чужой мечте свою встречаешь…

Встреча третья

То ли исповедь это была, то ль прозрение, то ли молитва,Но вбирала толпа, словно почва, созревшее Слово.Слово не было жарким, как пламя, и не было острым, как бритва,Слово искренним было, а это искусства основа.От толпы в стороне он заметил двоих одиноких и скорбных.И почувствовал, что его строки им слышать больнее,Чем прочим — рифмы били их души, как град по листве непокорной.Он узнал их тотчас — эту Женщину, дочь рядом с нею…Замолчал. Со ступеней сойдя, подошел к ним и встал на колено.— Извините меня, если слово мое слишком грубо.Ведь для вас это вовсе не сказка, а касанье плиты раскаленной…Это вечная боль, когда мир по живому разрублен.— Ни отца нет, ни мамы теперь, и могил на земле не сыскать их,Чтоб цветы возложить и поплакать, когда одиноко.Разве что возле входа в сей склеп расстелить поминальную скатерть…Только холодно здесь… Да и в тризне пустой мало прока…

— Горе вечной разлуки, увы, для познавших ее неизбывно, —Ей ответил Поэт, поднимаясь с колена неспешно. —Чтоб ее превозмочь, надо верить и встречу творить непрерывно,Как отец ваш творил… И творение было успешно…А Гостиница — это не склеп — меж мирами прямая дорога:Между тем, что нам явлен, и тем, что остался незримым,Но касается нас то тоской, то мечтой, то тревогойВсем несбывшимся, что сиротливой душою храним мы.

— Это то, чего нет, — помолчав, усмехнулась она удрученно.Иллюзорная жизнь — от бессмысленной правды спасенье…Ах, зачем вы, Поэт, так отчаянно и увлеченноЛюдям дарите Ложь?!.. Ядовито для душ угощенье…Тридцать лет миновало с тех пор, когда мама внезапно исчезла.Тридцать лет — нет как нет… А вернулась прекрасной и юной…Как сие объяснить, но без лживых иллюзий — разумно и трезво?!Кто так ловко играет на сердца натянутых струнах?..

Может, каждый, кто в Город попал, для кого-то — подопытный кролик?Может, каждому номер в Гостинице этой заказан?Кто же тот Драматург, что в экстазе придумал нам странные роли?..Кто же Зритель, кому этот странный спектакль показан?..

— Я не ложью дарю, а Дорогой… Я — только один из Идущих.Я — лишь голос души, что себя в тишине наблюдает.Я дарю Тишину — ту, где шепот души болтовней не заглушен…А иллюзии?.. Что ж, без иллюзий любви не бывает…Кто мы с вами по сути? Всего лишь иллюзии тех, кто нас знает…Мы творим этот мир и друг друга из наших иллюзий.Всяк из нас — Драматург… И Актер, он же Зритель… И рана сквознаяВ нас от разных ролей… А спасенье — в их дружном союзе…

— Философия, сказка, игра и весьма поэтический образ…Но, увы, из идей ни домов, ни Гостиниц не строят.Я боюсь — что-то в мире не то!.. Не пора ли нажать нам на тормоз?..На Гостиницу глядючи, мне вспоминается Троя…Как приятно, наверно, и славно уходить от ответа меж строк,Из троянского робота храм сотворить и святыню…Ну, а если когда-то нежданно вдруг минует таинственный срокИ по вашей Дороге на Город данайцы нахлынут?..— Что ж, пожалуй, вы правы, — подумав серьезно, Поэт согласился. —Я в ответе за Слово, что к людям отпущено мною…Я по Белой Дороге пройду до конца, где бы он ни случился,Постараюсь связать с этим чудом земным неземное…Да, я должен идти!.. Ведь когда-то в той сказке, что сбудется вряд ли,Я поклялся ЕЕ охранять от невзгод и напастей…Она мимо прошла сновиденьем Поэта заснувшего рядом,На мою ли беду?.. На его ль одинокое счастье?..Попрощавшись кивком, подошел он неспешно к стене бесконечной,Что, сверкая, стремилась безудержно в синее небо.И застыл посредь мира недвижно, как камень, казалось, навечно,В Тишину погружаясь, как в небо — пробившийся стебель.И сгущался Покой вкруг него, как озерная гладь, леденея.Снисходила, кружась, Тишина на застывшую площадь.Мягче лица людей становились, а взоры и думы — нежнее,Мир — прозрачней и глубже, проблемы — понятней и проще.Перед взором его в Тишине расстилалась призывно Дорога,У границ окоема сужаясь стрелой нитевидно,И представил он Путь предстоящий искомой строкой — слог за слогом.Жизнь Поэта — поэма, которой за прозой не видно…

Просветленная площадь от страха на миг затаила дыханье,Наблюдая, как он по стене вертикальной восходит.Шаг, другой… Выше, выше… Как будто становятся стопы стихами,В тихом ямбе шагов заменяя мгновеньями годы.И за маму держась, вслед Поэту Девчонка шептала:— Я теперь буду жить, чтоб когда-нибудь вымечтать Вас…А потом вышло солнцеи видно Поэта не стало…

Часть вторая. В пути