Александр Смирнов - Свечи

Юрий Иванович с надеждой посмотрел на собеседника и от напряжения, кажется, перестал дышать.

– Когда я вышел из отделения милиции, – продолжал Владимир, – меня встретили мои институтские знакомые. Именно они убедили меня в том, чтобы я подумал, что и допрос в милиции, и наши с Саней опыты в гараже – не что иное, как сон.

– Кто?! Кто они были? – не выдержал следователь.

– Маша, Наташа и Андрей.

– Это та самая Маша, которая усадила за решётку философа?

– Да.

– Если Маша заодно с Александром, – рассуждал теперь следователь, – то у неё прямая заинтересованность в том, чтобы ты посчитал это сном.

– Дело в том, что убедить меня в том, что ничего не было, больше всего старались Наташа и Андрей.

– А вот это уже очень интересно! – Юрий Иванович с надеждой и нетерпением потёр руки.

Когда он расшифровывал последнюю осциллограмму, профессору показались интересными несколько совершенно одинаковых кривых. Он достал графики, сделанные за последние четыре дня, и занялся сравнением. Кривая, которая заинтересовала его, присутствовала на всех просмотренных лентах. Чтобы хоть как-то идентифицировать совершенно одинаковые кривые, профессор похожие части графика обозначил соответствующими буквами. Проставив буквы на всех графиках, профессор пришёл к неожиданному выводу:

– Это же формула! – воскликнул он.

– Что, что? – не поняли своего шефа врачи. – Какая формула?

Два доктора, которые находились в ординаторской, переглянулись и непонимающе посмотрели на профессора.

– Наш пациент не спит! – опять воскликнул профессор, не понятно, толи коллегам, толи сам себе. – Он покидает этот мир и работает над какой-то формулой!

Лечащий врач Александра скосил глаза на своего коллегу и незаметно от профессора покрутил указательным пальцем у веска.

– Первою букву я поменяю на «Х», а вторую на знак равенства. Коллеги, вы видите, это же действительно формула?!

Однако коллег уже не было. Они, незаметно от профессора, выскочили из ординаторской, и прямо в коридоре на подоконнике стали писать докладную записку главному врачу, в которой с полной уверенностью вынесли диагноз своему шефу.

Учёный даже не заметил исчезновения собеседников. Воспалённый мозг, совершив открытие, направил всю свою энергию для раскрытия новой загадки. Видимо, энергии понадобилось очень много. Колени учёного задрожали, и тучное тело пожилого человека повалилось на пол. Дверь ординаторской распахнулась, и трое мужчин устремились на помощь профессору. К обществу уже знакомых нам докторов присоединился главный врач, который, после прочтения пасквиля насветилунауки, хотя и решительно отверг поставленный докторами диагноз, но всё же не отказался пойти и посмотреть на профессора своими глазами.

– А вы ещё нам не верили, – говорил на ходу главному врачу доктор.

– В это трудно поверить.

– Но теперь-то вы видите, что это так?

Доктора подняли лежащее на полу тело и положили на кожаный диван. Лечащий врач хотел было ещё что-то сказать главному врачу, но тот опередил его.

– Нашатырный спирт! Быстро!

Препарат быстро справился со своей задачей. Больной медленно открыл глаза и попытался приподняться на локтях.

– Это была формула! – снова воскликнул профессор.

– Егор Степанович, – прервал учёного главный врач, – никаких формул. Отдыхать, отдыхать и ещё раз отдыхать. Так много работать нельзя. Это может плохо закончится. Вы это знаете не хуже меня.

– Легко сказать, батенька, отдыхать! А вы сами попробуйте, когда стоите на пороге открытия.

– Один маленький укольчик успокаивающего и ваш организм только приумножит открытия, – улыбнулся главный врач.

– Вы так думаете? – спросил профессор.

– Тут и думать нечего. Крепкий, здоровый сон только укрепит вас.

Профессор покорно вздохнул и как-то смиренно посмотрел на главного врача. Тот, в свою очередь, кивнул своим помощникам, которые будто бы ждали этой команды. Укол был сделан. Глаза профессора осоловели, он улыбнулся и повалился на диван.

Главный врач покачал головой и направился к выходу.

– Так вы видите, что мы были правы?! – крикнул в спину главному врачу лечащий врач.

Тот остановился и повернулся к своим помощникам. Он достаточно долго молчал, видимо, обдумывая, что ответить и, наконец, нерешительно произнёс:

– Пока я вижу обыкновенный обморок на почве переутомления.

Главный врач вышел из ординаторской.

– Гена, по-моему, он как-то неуверенно это сказал, – обратился к лечащему врачу коллега.

– Пётр, ты это тоже заметил?

В ответ Пётр кивнул головой.

– Ещё небольшой штрих, и кафедра будет свободна!

– Гена, мне страшно. Неужели мы сможем завалить такого мамонта?

– Не дрейфь, Петя, мы его уже почти завалили.

– Да, но…

– Никаких «но». Ты хочешь защитить кандидатскую?

– Хочу.

– Тогда вперёд!

– Ты бы потише говорил, – Пётр скосил глаза на лежащего профессора.

– Не бойся, я ему столько вколол, что он ничего не услышит.

– А если он… Я в том смысле, что он уже в возрасте.

– Обижаешь. Я всё-таки врач. Будет крепкий здоровый сон, только очень долгий.

Словно в подтверждение слов лечащего врача, профессор повернулся на бок и захрапел.

Доктора заулыбались и вышли из ординаторской.

Человеческий мозг устроен так, что отключить его принудительно невозможно: можно погрузить человека в сон, можно заставить его молчать или, наоборот, говорить, но заставить не думать – невозможно.

Возбуждённый своим открытием, Егор Степанович не прекращал думать о формуле ни днём, ни ночью. Как психиатр, профессор понимал природу происходящих в мозгу процессов. Понимал, но, к сожалению, ничего с собой поделать не мог. А, может быть, не к сожалению? А, может быть, к счастью? Да разве мы с вами смогли бы сегодня пользоваться благами цивилизации, если бы не было людей, которые до изнеможения не истязали бы себя ради того, чтобы хоть на шаг, хоть на полшага, хоть на микрон приблизится к заветной истине? Приблизиться для того, чтобы понять, что чем ближе приближаешься к истине, тем дальше она отодвигается. Взять хотя бы обыкновенные часы: мы смотрим на привычный циферблат, и даже не задумываемся, что ради того, чтобы доказать, что в году триста шестьдесят пять дней, пришлось провозгласить, что Земля вращается вокруг Солнца, провозгласить и взойти на костёр.

Егор Степанович был на грани изнеможения из-за этой проклятой формулы. Он понимал, что без отдыха больше нельзя, что так можно просто помешаться.

Профессор заметил, что у него дрожат колени. Он остановился, огляделся и присел на скамейку.

Лёгкий ветерок остудил горячую голову, и учёный почувствовал облегчение. Он закрыл глаза и попытался забыться. Однако со стороны Егор Степанович смотрелся странно: пожилой человек сидел на скамейке с закрытыми глазами, а руки сами чертили палочкой на песчаной дорожке какие-то буковки, циферки и значки.