Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

— Тебе ли говорить о смысле!

Андрей вынул из бумажника три рубля и протянул их Коле.

Тот посмотрел на деньги, как на мерзкую лягушку, и неожиданно ударил Андрея по руке. Деньги упали на мокрый тротуар.

— До свидания, — сказал Андрей и пошел прочь.

Он не оборачивался и поэтому не видел, поднял ли Беккер эту трехрублевку.

Андрей пришел в себя в семинарском саду. Уже почти стемнело, и здесь фонарей было мало — до ближнего метров пятьдесят. В полутьме голубела мокрая скамья. Андрей дошел до нее и, обессиленный, сел. Его знобило. Он подумал, что в поезде он долго стоял в тамбуре, потому что в вагоне было душно. Его могло продуть. Еще не хватало пролежать в горячке все Рождество.

Два человека шли по грязной, истоптанной за день дорожке. Оба были в глубоко надвинутых на брови картузах и бушлатах, подобных морским, которые любили носить мастеровые. Андрей вдруг испугался — на версту вокруг никого. Если что — не докричишься. От этих фигур веяло угрозой. Андрей понимал — самое разумное встать и уйти. Быстро уйти отсюда. Может, даже убежать. Но с Андреем так бывало в жизни не раз — он понимал, что надо сделать, чтобы спасти себя, но не делал, замирая и стараясь переждать опасность или беду.

Мужчины замедлили шаг, подойдя к скамейке, и Андрей, глядя на них и не различая в сумерках лиц, мысленно молился: пройдите мимо, пройдите, не останавливайтесь.

Мужчины остановились.

Один из них сказал:

— Студент, закурить не найдется?

— Я не курю, — сказал Андрей.

— А ты получше посмотри, — сказал второй со смешком.

— Честное слово, я не курю, — сказал Андрей и поднялся со скамейки.

— Это мы сейчас посмотрим, — сказал первый мужчина. — Выворачивай карманы.

Андрей начал отступать от них. Он боялся повернуться к ним спиной. Мужчины шли за ним следом точно с той же скоростью, как Андрей отступал. Андрей задел каблуком камень.

— Я сказал тебе, — повторил первый мужчина негромко, — показывай, что в карманах.

Андрей запустил руки в карманы и вывернул их. Ключи и мелочь посыпались на дорожку.

— Ну, что нам с ним сделать? — спросил первый. И тут Андрей узнал его голос. Года три назад он служил в гимназии истопником, и гимназисты бегали вниз, в котельную: старшеклассники покурить или сыграть в карты, те, кто помладше, — потому что там было всегда тепло и интересно.

И это узнавание сразу успокоило Андрея. В мире, в котором он существовал, были свои порядки: в нем были и люди законопослушные, и тихие, и разбойники, и жулики, но существовала определенная установленность отношений. И еще не сказав ничего, Андрей понял, что своего эти мужики обижать не будут, даже если «свой» обозначает лишь гимназиста, которого этот истопник и не помнит. Как же его звали? Тихоном?

Теперь, когда они стояли рядом, Андрей разглядел и второго. У него было скуластое крепкое лицо, узкие губы и злые глаза.

— Не буду, — сказал Андрей. — Не буду, Тихон.

— Ты кто? — Тихон приблизил лицо — от него пахнуло водкой. — Ты кто такой?

— Я у вас в котельной все свои лучшие годы пробыл, — сказал Андрей, стараясь улыбнуться. Улыбка, правда, не получилась.

— Ах ты, мать твою! Гимназист! Из Александровской? Много вас было, разве всех упомнишь. А теперь что, в студенты пошел?

— Я в Глухом переулке живу, — сказал Андрей. — С теткой. Может, знаете?

— Кто вас всех знает, — сказал Тихон без злобы. — Они у меня, стервецы, курили. — Последние слова были обращены к спутнику, который стоял — руки в карманах бушлата — и покачивался.

— Если курили, — сказал он со злобой, — чего же он папиросу пожалел?

— А я не курил, — сказал Андрей. — И сейчас не курю. Но если вам деньги нужны, возьмите.

Тут он понял, что нетактично предлагать людям деньги, которые валяются на земле. Он опустился на четвереньки — ключи были большие, они блестели, их он нашел сразу, а монеты попали в грязь.

— Да ты чего, — сказал Тихон. — Ты ничего. Бог с ними.

Он тоже встал на четвереньки, и они с Андреем шарили руками по лужам.

— Во, — говорил Тихон. — Нашел. Двугривенный.

Его спутник стоял над ними. Ему это не нравилось.

— Пошли, — сказал он. — Штаны извозишь, мать твою.

— Не, — говорил Тихон. Он был совсем пьян. — Надо помочь. Гимназисту. Тебя как зовут?

— Андреем. Андрей Берестов.

— Как же, Андрей, Андрюша! Помню. Курносенький такой был.

Конечно же, Тихон Андрея не помнил, но теперь они были заняты общим и, с точки зрения Тихона, полезным делом.

— А много денег-то у тебя было?

— Не знаю, — сказал Андрей. — Около рубля, наверное.

— Дурак ты, гимназист. Если будешь каждому карманы разевать, не напасешься.

Тут он нашел целый полтинник, и на том они поиски прекратили, потому что второй, которого звали Борисом, хотел уйти.

Они пошли к выходу из сада все вместе. Андрей протянул Тихону мокрую ладонь, на ней было два пятиалтынных и гривенник.

— Нет, — сказал Тихон, — это ты себе оставь. У нас уже полтинник есть и двугривенный.

— Давай, — сказал Борис и взял деньги у Андрея. Что Тихону не понравилось. Он стал объяснять Борису:

— Тетка у него, в очках, Марья Павловна, я ее знаю, она к соседу моему приходила, еще на Пасху, благотворительность носила. Я ее, ей-бо, знаю, ты скажи, Андрюш, я ее знаю?

— Точно, знаете, — удивился Андрей.

— Я и говорю. Она женщина справедливая и небогатая, это я точно тебе говорю.

Борис не отвечал. Но и деньги не вернул.

Они вышли на Екатерининскую.

— Слушай, гимназист, — сказал Тихон, — пошли собачьей радости вкусим за твое здоровье. Ты не думай, у нас есть.

— Я не пойду, — сказал Андрей.

— Пойдешь, пойдешь, — сказал Тихон. — Выпьем, посидим. Надо согреться.

Через три минуты они сидели в жарком, душном и, как показалось Андрею, страшно уютном зале трактира. Половой принес штоф водки и горячей жареной чесночной колбасы.

Тихон, оказывается, теперь служил кочегаром на станции, а Борис был приезжий, из Пскова, и работал в депо. К удивлению своему, Андрей понял, что спутники его — совсем молодые, а в гимназии ему казалось, что Тихон велик и стар.

В морщинках вокруг глаз Тихона, под носом, над усами была сажа, под обломанными ногтями тоже чернота. Борис был чище, одет аккуратнее. Он был мрачен и только после второй рюмки попривык к Андрею, разговорился. Они, оказывается, готовили в депо забастовку, все продумали, а приехал из Киева эсдек Мученик и велел все делать иначе. Получилось, что теперь Борис не главный, и это он переживал. А Тихон, который Борису сильно сочувствовал, достал ему выпить, но тут у них кончились деньги, а выпить хотелось — вот и подошли к студенту. Они только и собирались рупь взять, не больше, но когда студент, то есть Андрей, стал кобениться, они на него рассердились. Так что если бы не узнавание, накостыляли бы Андрею.