Василий Головачев - Рецидив
— Отдохни.
Уже когда подходили к дому Пахомыча, Юлий Антонович спросил с любопытством:
— Кем ты его назвал, душку Посвитлого?
— Когда?
— В хате, перед уходом. Что за квасдопил такой?
— А-а… анекдот вспомнил детский: «Ты квас допил?» — «От квасдопила слышу».
Брызгалов хохотнул.
— Не слышал. Но я бы назвал его скорее пивдопилом, вряд ли он знает, что такое квас.
Володя Есипчук встретил их на пороге.
— Дозвонился, «Скорая» приедет через полчаса.
Максим прошёл в спальню.
Пахомыч, бледный до зелёного оттенка, лежал с закрытыми глазами, но стоило скрипнуть половице, как он сразу встрепенулся.
Максим пожалел, что не сломал капитану Посвитлому нос или ключицу.
— Как дела, старый?
— Как сажа бела, — попытался улыбнуться лесник. — Ничего, я не единожды битый, оклемаюсь.
— И я так думаю, тем более что скоро врач приедет, осмотрит. Если понадобится, в больницу тебя отвезём.
— Никуда я не поеду, дома отлежусь.
— Это уже как доктор скажет. Ну, отдыхай пока, мы тут недалеко будем, позовёшь, если что.
Максим вышел в сени, подчинённых не обнаружил и вышел во двор, где послышались голоса оперативников.
Оба замолчали, когда майор открыл дверь.
— Как ты думаешь, командир, капитан Посвитлый не станет начинать военные действия? — спросил Брызгалов.
— Пусть попробует, — угрюмо ответил Максим. — Где Евгения Евграфовна?
— К соседям пошла, за яйцами, — сказал Володя. — А что?
— Спрошу, не надо ли помочь по хозяйству.
— Могу позвать.
— Не стоит, сама придёт.
— Я — пас, — поднял руки Брызгалов. — Никогда в руках лопату не держал или там грабли. Родился в Москве, дачи нет. Как говорится, человек асфальта.
— А на вид ты типичный фермер.
— Так то ж легенда, камуфляж.
— Пойду на улице подежурю. — Лейтенант скрылся в сенях, из которых и можно было попасть на улицу.
Зазвонил телефон Максима.
Он вытащил айком, глянул на экран: вместо цифр по экрану проползла надпись: «Номер не определён». В душе родилось нехорошее предчувствие, потому что звонили скорее всего эмиссары НАМР.
— Слушаю.
— Где хаур? — прозвучал в трубке тягучий голос.
— Где и был, — коротко ответил Максим.
— Даём вам сутки! Если за это время не получим хаур, начнём активные действия.
— Это какие? — иронически поинтересовался Максим. — Напишите жалобу в полицию?
— Ликвидируем всех свидетелей экспедиции на Сьён! В первую очередь Ольгу Валишеву. Потом лесника, вас, ваших подчинённых и слуг.
— Послушайте, милейший… — зло начал Максим.
Но в трубке раздались гудки отбоя, сменившиеся полной тишиной.
Максим с трудом удержался от ругани, посмотрел на Брызгалова.
— Зуб даю — они, — догадливо хмыкнул капитан.
— Требуют хаур. Иначе…
— Секир башка.
— Надо срочно возвращаться в Москву.
— А как же твой дядя?
— Дождёмся врача, выясним серьёзность положения и решим, что делать. Если Пахомыча не надо будет везти в синдорскую больницу, оставим с ним Есипчука.
— Думаешь, Посвитлый не станет выёживаться?
— Надеюсь, он кретин не до такой степени. Да и куда он от нас скроется, если закусит удила?
— Эт верно, — согласился Юлий Антонович.
Вдали послышался всхлип мотора, затем ближе и ближе.
— Едут, — встрепенулся Брызгалов. — Пошли встречать.
Они поспешили к дому.
Хутор Синдор — Москва
9 июля, вечер — 10 июля, утро
Врачом оказалась симпатичная женщина средних лет, русоволосая, с кроткими серыми улыбчивыми глазами. Звали её Анна Сергеевна. Она осмотрела Пахомыча, пропальпировала, исследуя места ударов, замерила температуру, давление и категорически потребовала везти травмированного в районную больницу.
— Похоже, у него повреждены почки, — сказала она Максиму, отозвав его в горницу. — Мне не нравится его слюна, не нравится температура, жалобы на подвздошные боли, общее состояние. К сожалению, в нашей «Скорой» нет ни узи, ни томографа, ни экспресс-лаборатории, а оставлять человека такого возраста без исследований и анализов нельзя.
— Да мы не возражаем, — успокоил её Максим. — Надо в больницу — поедем. Кстати, у нас есть вертолёт, можем доставить больного в посёлок за несколько минут.
— Да, это было бы здорово, — обрадовалась Анна Сергеевна. — Тут от хутора до посёлка всего-то десять километров, но мы ехали сорок с лишним минут, дорога никакая. Если повезём — растрясёт.
— В таком случае мы поможем погрузить его и выгрузить у больницы. Вертолёт там сможет приземлиться?
— Рядом с больницей есть небольшое поле до болотца, наверно, сесть можно.
— Тогда давайте скоренько за дело.
— А что случилось-то? — понизила голос врач. — У него ударные гематомы. Если бы не возраст больного, подумала бы, что он подрался.
— Вы не поверите, да и зачем это вам?
— Во-первых, мне придётся писать историю болезни, где я должна буду описать причину полученных повреждений. Во-вторых, молодой человек, я столько всякого разного повстречала на своём веку, что смогу отделить правду от лжи. Где он получил травмы?
— Избили в полиции.
Анна Сергеевна изогнула бровь, изучая лицо Максима с неопределённым интересом.
— За что били?
— Хотели выяснить некие дополнительные обстоятельства происшествия, случившегося здесь две недели назад. Слышали о пропаже группы охотников во главе с генералом из Сыктывкара?
— Слухи разные ходили.
— Это не слухи, охотники действительно исчезали, но потом благополучно нашлись, а полиция почему-то решила обвинить лесника в том, что это именно он завёл их в болото.
— Чушь!
— Увы, мозги полицейских устроены иначе, нежели у простых граждан. Как сказал Бальзак: встречаются стражи порядка, чья глупость и упорство поистине превосходят всё, чего можно ожидать от божьего создания.
— По-моему, Бальзак говорил не о стражах порядка, а о мужчинах.
Максим улыбнулся.
— Примите моё уважение и респект. Читающий врач нынче редкость. Впрочем, как и любой читающий человек. Бальзак и в самом деле имел в виду мужчин, но для полиции его высказывание верно на все сто процентов.
— Так что мне посоветуете записать?
— Упал с крыши, сильно ушибся.
Анна Сергеевна поиграла стетоскопом, кивнула:
— Хорошо, давайте грузить больного. Вертолёт ваш далеко?
— Метров четыреста от дома.
— Предлагаю довезти его до вертолёта на «Скорой», чтобы не нести на носилках.
— Это лишняя возня, донесём.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});