Октавия Батлер - Дикое племя
Она велела ему подождать, пока она одевалась и вытирала лицо. Затем, охваченная тяжелой безнадежной усталостью, она открыла дверь и впустила его. Он чувствовал себя таким же исступленным, как и она. Рыжие волосы спускались на покрасневшие глаза. Кожа, совсем недавно бронзовая от загара, теперь выглядела совсем бледной, какой Энинву никогда не помнила ее. Он казался не просто уставшим, но и больным. Он молча стоял, уставившись на нее, и вызывая тем самым ее желанье подойти к нему, как в свое время к Окойе, и попытаться успокоить его. Но вместо этого, она села на один из стульев, так что он уже не мог сесть достаточно близко от нее. Он с готовностью сел напротив нее, на другой стул. - Он угрожал тебе? - последовал тихо прозвучавший вопрос. - Разумеется. Это он умеет делать лучше всего. - И обещал тебе райскую жизнь, если ты подчинишься? -.....да. - Он сдержит свое слово, так или иначе. - Я уже видела, как он держит свое слово. Наступила затянувшаяся неприятная пауза. Наконец, Исаак прошептал: - Не позволяй ему сделать это, Энинву. Не выбрасывай свою жизнь! - Неужели ты думаешь, что я сгораю от желания умереть? - сказала она. - Моя жизнь была долгой исчастливой. Она могла бы быть еще длиннее и лучше. Мир гораздо просторнее, чем я думала. На свете есть еще так много всего, что я хотела бы увидеть и узнать. Но я не хочу становиться его собакой! Пусть занимается этой мерзостью с другими людьми! - Например, с твоими детьми? - Ты тоже угрожаешь мне, Исаак? - Нет! - воскликнул он. - И ты это очень хорошо знаешь, Энинву. Она отвернулась от него. Хоть бы он ушел. Ей не хотелось говорить ничего, что могло причинить ему вред. Он заговорил сам, очень тихо: - Когда он сказал мне, что я могу жениться на тебе я был удивлен и немного испуган. Ты была замужем много раз, а я еще не был женат ни разу. Я знаю, что Окойя - твой внук, самый младший из всех, а он почти такого же возраста, как и я. Я не вижу, как я могу сравняться с твоим жизненным опытом. Но я хочу попытаться! Ты даже не представляешь себе, как я хочу попытаться. - А если ты будешь использован всего лишь как производитель, Исаак? Это не имеет для тебя значения? - А разве ты не знаешь, что я хотел тебя еще очень давно, гораздо раньше, чем он решил, что мы должны пожениться? - Я знаю это. На этот раз она взглянула на него. - Но то что плохо, то плохо! Оно все равно остается плохим! - Но здесь совсем другое. Это... Он пожал плечами. - Окружающие люди всегда с трудом понимают нас. Здесь очень мало запретов. Большинство из нас не верит ни в бога, ни в духа, ни в дьявола, которые могут либо вызывать удовлетворение, либо вселять страх. У нас есть Доро, и этого достаточно. Он говорит нам, что следует делать, и не имеет никакого значения, что этого не делают другие, потому что иначе мы пропадем, и не важно, что посторонние подумают о нас. Он поднялся и, сделав несколько шагов, встал около камина. Казалось, что слабый огонь успокаивал его. - Поступки Доро мне не кажутся чересчур странными, - сказал он. - Всю свою жизнь я был свидетелем их. Мне частенько приходилось иметь общих с ним женщин. Первая из них... Он чуть помедлил, неуверенно взглянул на нее, будто стараясь оценить, насколько она готова воспринимать подобный разговор, и не будет ли она оскорблена этим. Она была почти равнодушна. Решение уже созрело в ее голове, и никакие не могли изменить его. - Моя первая женщина, - продолжил он, - была из тех, что он сам посылал ко мне. Все здешние женщины очень рады его вниманию. Но это не значит, что они тут же побегут ко мне, только из-за того, что он так меня любит. - Так и отправляйся к ним, - спокойно заметила Энинву. - Я бы пошел, - сказал он, поддерживая ее интонации. - Но я не хочу этого. Я предпочитаю остаться с тобой и так провести остаток своей жизни. Ей хотелось выбежать из комнаты. - Оставь меня одну, Исаак! Он лишь медленно покачал головой. - Если сегодня ночью я выйду из этой комнаты, то эта ночь будет последней для тебя. Не проси меня ускорить твою смерть. Она промолчала. - Между прочим, я хочу чтобы ты хорошенько подумала этой ночью. Он слегка нахмурился, глядя на нее. - Как ты можешь вот так жертвовать своими детьми? - Каких детей ты имеешь в виду, Исаак? Тех, которые у меня уже есть, или тех, которых он предлагает мне завести от тебя и от него? Он прикрыл глаза. - Ах, ты! - Я не могу убить его, или даже понять, что значит убить его. Мне пришлось ударить его, когда он носил другое тело, и он показался мне не больше, чем обычным мужчиной. - Тебе никогда не удастся даже дотронуться до него, - сказал Исаак. - Лейл попытался, и однажды чуть не сделал это. Он достиг, с помощью своих талантов, воможности изменить мысли Доро, но едва не умер при этом. Я даже думаю, что он наверняка погиб бы, если бы Доро не сдерживал себя от этого убийства. Доро носит человеческую плоть, но сам по себе он не имеет с ней ничего общего. Он не плоть, он даже не дух, так он сам говорит про себя. - Я не могу понять этого, - сказала она. - Но сейчас это не так важно. Я не могу уберечь от него своих детей. Я не могу уберечь себя. Но я не дам ему других людей, чтобы он выстроил в ряд смертников. Тогда он отвернулся от огня, вернулся к своему стулу и подвинул его ближе к ней. - Ты сможешь спасти целые, еще не родившиеся поколения, Энинву, если захочешь. Ты сможешь счастливо жить и сможешь остановить его от мнгих новых убийств. - Но как же я могу остановить его? - с недоверием спросила она. - Разве можно остановить леопарда делать то, для чего он рожден? - Но он не леопард! Он не относится к разряду безумных животных! Она не могла заставить себя не слышать гнева в его голосе. Она вздохнула. - Ведь он твой отец. - Он Бог, - пробормотал Исаак. - Как только я могу сделать так, чтобы ты поняла... Я не обижаюсь за оскорбление моего отца, Энинву, я только хочу сказать, что поступая подобным, только ему свойственным образом, он, тем не менее, может иметь оправдание собственному существованию. Он ничем не может помочь тому, что делает. Когда ему нужно новое тело, он вынужден забирать его, независимо от того, хочет он этого или нет. И большую часть времени он производит такую трансформацию не потому, что хочет, а потому что должен. Есть несколько человек, четыре или пять, которые могут достаточно сильно влиять на него, так что временами им удается удержать его от убийства, спасая тем самым несколько его жертв. Одним из таких людей являюсь я. Ты можешь стать следующим. - Ты можешь только приостановить его, - сказала она, и в ее голосе послышалась усталость. - Ты .... - она рылась в памяти, подыскивая нужные слова, -...ты можешь только задержать его. - Я имею в виду то, что я сказал! Есть люди, к которым он прислушивается, люди, которых он ценит, не за их ценность как производителей или как слуг. Это люди, которые могут дать ему...хоть немного простого дружеского общения, в котором он так нуждается. Они находятся среди тех нескольких людей во всем мире, которых он все еще любит, или по крайней мере заботится о них. Хотя я и не думаю, что его чувства почти такие же, по сравнению с тем, что чувствуют остальные из нас, когда мы любим или ненавидим или завидуем. Я боюсь, что наступит время, когда он вообще перестанет что-либо чувствовать. Если это произойдет...то не будет предела тем несчастьям, которые он может принести. Я успокаиваю себя только тем, что я не доживу до тех пор, чтобы видеть это своими глазами. Хотя ты, можешь дожить, дожить, чтобы увидеть, или дожить, чтобы предотвратить это. Ты можешь оставаться рядом с ним, поддерживая в нем остатки человечности, которые проступают в нем сейчас. Я же буду стареть, и я умру, как все остальные, но ты не должна умереть, во всяком случае, у тебя нет такой необходимости. Ты - настоящее сокровище для него. И я не думаю, что он на самом деле понимает это. - Он знает. - Он знает, разумеется, но он ... к сожалению, не чувствует этого. Это все еще не стало реальностью для него. Разве ты не видишь? Он прожил больше тридцати семи веков. Когда Христос, являющийся Сыном Божиим, для белого большинства в этой колонии, появился на свет, Доро был уже невероятно старый. Все, что окружало его, было для него лишь временным: жены, дети, друзья, даже племена и нации, боги и дьяволы. Все умирали, кроме него. И может быть, кроме тебя, ЖенщинаСолнце, может быть. Так дай ему, если ты не сможешь переделать его, дай ему почувствовать это. Докажи это ему, даже если некоторое время тебе придется делать не совсем приятные для тебя вещи. Доберись до него! Заставь его увидеть, что теперь он не один остается на свете! Установилась затянувшаяся тишина. Только сдвинулось палено в камине, затем вспыхнуло и затрещало, когда начало гореть новое дерево. Энинву прикрыла лицо ладонями и медленно покачивала головой. - Хотелось бы, чтобы ты был лжецом, - прошептала она. - Я испугана, раздражена чувствую полную безнадежность, а ты, тем не менее, возлагаешь на меня эту ответственность. Исаак промолчал. - Так что же запрещено здесь, Исаак? Что здесь является самым страшным преступлением? - Убийство, - сказал Исаак. - Временами воровство и некоторые другие вещи. И, разумеется, это пренебрежение к Доро. - А если человек убьет кого-то, а Доро скажет, что он не должен быть наказан, то что бывает в таких случаях? Исаак нахмурился. - Если человек должен быть оставлен в живых, то обычно Доро забирает его. Он отсылает его из колонии, но никогда не просит нас оставить его именно здесь. - А когда человек становится больше не нужен ему, то он умирает? - Да. Энинву глубоко вздохнула. - Возможно, что ты хочешь соблюсти некоторые приличия, а может быть ему еще не удалось сделать из тебя животное. - Подчинись сейчас, Энинву, а позднее ты сможешь удержать его от превращения всех нас в скотов. ~Подчинись сейчас~. Эти слова вызвали нехороший привкус у нее во рту, но она взглянула на осунувшееся лицо Исаака, на его неприкрытое страданье и страх за то, что она так спокойно вела себя. Она заговорила как можно мягче: - Когда я слышу, как ты говоришь о нем, мне кажется, что ты любишь его больше, чем он тебя. - А разве в этом дело? - Да, дело не в этом. Ты именно тот человек, для которого это не имеет значения. Мне казалось, что он может быть хорошим мужем. На корабле я беспокоилась о том, что не смогу стать именно такой женой, какая нужна ему. Мне хотелось угодить ему. Сейчас же я думаю только о том, что он никогда не отпустил бы меня. - Никогда? - повторил Исаак с мягкой иронией. - Это слишком большой срок, даже для него и для тебя. Она отвернулась. В другой раз она была бы удивлена, услышав как Исак советует набраться терпения. Он был не очень-то терпеливый молодой человек. И сейчас, спасая ее, он был готов впасть в отчаяние. - Ты получишь свободу, Энинву, - сказал он. - Но прежде всего, тебе будет необходимо добраться до него. Он, подобно черепахе, заползает в свой панцирь, который год от года становится все толще. Тебе понадобится много времени, чтобы проникнуть внутрь человека, но оно у тебя есть, и есть человек, до которого тебе следует добраться. Ведь он родился на свет таким же, как и мы. Он слишком извращен, потому что не может умереть. Но все еще человек. Исаак остановился, чтобы перевести дух. - Не спеши, Энинву. Разбей оболочку и войди внутрь. Он окажется как раз тем, что нужно тебе, так же как я думаю, ты, то самое в чем так нуждается он. Она покачала головой. Теперь она знала, что чувствуют рабы, когда лежат закованные в цепи на скамье, а раскаленное железо работорговца впивается в их тело. Из-за собственной гордости она отрицала тот факт, что фактически была рабом. Дальше она не сможет отрицать это. Клеймо, поставленное Доро, отметило ее с того самого дня, когда они встретились. Она могла освободиться от него только за счет смерти и предательства собственных детей, оставив его в этом мире превращаться в худшее из животных. Многое из того, о чем говорил Исаак, теперь казалось ей правдой. А может быть, это была ее трусость и страх перед тем ужасным способом, которым Доро пользовался для убийства, и что так придавало вес его словам? Откуда ей было знать? Чтобы она не сделала, все оборачивалось злом. Исаак встал, подошел к ней, взял за руки и попытался потянуть вверх, чтобы она встала на ноги. - Я не знаю, каким мужем я могу быть для....для кого-то подобного тебе, - сказал он. - Но если желание сделать приятное тебе будет выше всего... Почти не сопротивляясь, с полной безнадежностью, она позволила ему приблизить ее к себе. Если бы она была обычной женщиной, он мог бы задушить ее в объятиях. Спустя некоторое время она сказала: - Если бы Доро сделал это по-другому, Исаак, если бы он сказал мне, когда мы встретились, что он ищет жену для своего сына, а не для себя самого, я не стала бы срамить тебя отказом. - Но мне ни сколько не стыдно, - прошептал он. - Просто чем дольше ты не позволишь ему убить тебя, тем.... - Если бы у меня было мужество, как у твоей матери, я бы убила себя. Он с тревогой посмотрел на нее. - Нет, я буду жить, - успокоившись, сказала она. - У меня нет мужества. Я никогда раньше не думала о том, что буду столь малодушной, но признаюсь, что это так. Жизнь стала для меня очень дорогой привычкой. - Твое малодушие ничуть не больше, чем у любого из нас, - сказал он. - Все остальные, по крайней мере, не делают никакого зла на твоих глазах. - Энинву.... - Нет. Она склонила к нему свою голову. - Я решилась. Я больше не буду произносить громкие, но лживые слова, даже самой себе. Она взглянула на его молодое, на его детское лицо. - Мы поженимся. Ты хороший человек, Исаак. Я плохая жена для тебя, но, возможно, так или иначе, в этом месте, среди этих людей, это не будет иметь большого значения. Он поднял ее своими сильными руками и понес на большую мягкую постель, чтобы зачать детей, которые должны будут продлить ее рабство.
