Роберт Хайнлайн - Дверь в лето

Особых новостей в газетах не было, кроме космического корабля, по-прежнему числившегося пропавшим без вести где-то между Землей и Марсом. Но это скорее была не новость, а ее прискорбное отсутствие. Не нашел я и имен старых знакомых среди недавно проснувшихся сонников. Я лег и стал ждать, когда погаснет свет.

Около трех ночи я вдруг проснулся и сел. Автомат включил свет, и я заморгал, щурясь. Мне приснился страшный сон — не кошмар, но почти — будто бы я не заметил в объявлении среди других имен имени Рики.

Я знал, что этого быть не могло. И все равно, увидев, что скопившаяся за неделю стопка газет лежит на прежнем месте, я почувствовал огромное облегчение. Я ведь мог запихать их в шахту мусоропровода, как я частенько делал.

Притащив их опять в кровать, я стал снова просматривать объявления. Теперь я читал все подряд: рождения, смерти, браки, разводы, усыновления, погружения и пробуждения, потому что мне подумалось: возможно, мой взгляд зацепился за имя Рики неосознанно, когда я краем глаза видел другие колонки, просматривая «пробуждения». Может, Рики вышла замуж или у нее родился ребенок…

Я чуть не пропустил то, что вызвало этот неприятный сон. В номере от второго мая 2001 года среди состоявшихся накануне, во вторник, пробуждений было: «Хранилище Риверсайд… Ф. В. Хайнике».

Ф. В. Хайнике?

Хайнике была фамилия бабушки Фредерики, я это теперь знал точно. Я просто был в этом убежден. Не знаю, почему я был так уверен. Но она была глубоко спрятана где-то в глухом уголке моей памяти и не всплывала, пока я не наткнулся на нее в газете. Когда-то я наверняка слышал эту фамилию от Майлса и Рики, а может быть, и встречался с почтенной бабулей в Сандии. Так или иначе, попавшаяся на глаза в «Таймс» фамилия нашла свою ячейку в моей памяти, и я вспомнил.

Оставалось только доказать это. Мне надо было убедиться, что «Ф. В. Хайнике» — это и есть Рики.

Меня трясло от волнения, от страха и предвкушения. И хотя новые, современные привычки у меня уже вполне сформировались, я начал застегивать одежду, вместо того чтобы просто сложить швы вместе и надавить. Одевание превратилось в пытку. Но уже через несколько минут я спустился в вестибюль, где у нас был телефон-автомат (в моей комнате телефона не было; номер в справочнике — это номер этого самого автомата). Тут выяснилось, что придется опять бежать наверх: свою карточку с номером кредитного счета на телефон я оставил в комнате. Вот как я разволновался.

Когда я принес ее вниз, у меня так тряслись руки, что я еле попал карточкой в прорезь. Воткнув наконец ее в щель, я набрал служебный номер.

— Слушаю. Что вам угодно?

— Э-э, я… мне надо хранилище Риверсайд. Это в Риверсайде.

— Ищу… нашла… линия свободна. Ждите ответа.

Наконец осветился экран, и на меня взглянул заспанный, угрюмый человек.

— Вы, должно быть, набрали не тот номер. Это хранилище. У нас ночью закрыто.

Я поспешно сказал:

— Не отключайтесь, пожалуйста. Если это хранилище Риверсайд, то мне именно оно и нужно.

— Ну, и чего вам надо? В этакий-то час?

— У вас есть клиент. Ф. В. Хайнике. Из недавно пробудившихся. Я хотел узнать…

Он покачал головой.

— Мы не даем по телефону информацию о наших клиентах. И уж во всяком случае, не посреди ночи. Позвоните после десяти утра. А еще лучше — приезжайте.

— Обязательно. Но я хочу узнать только одно: как расшифровываются инициалы Ф. В.?

— Я же вам сказал. Мы…

— Дослушайте меня, ради Бога! Я не собираюсь врываться к вам. Я сам сонник. Соутел. Тоже недавно пробудился. Так что я прекрасно знаю все про заботу о покое клиентов и все правила. Но вы уже опубликовали имя клиента в газете. Мы оба — и вы, и я — знаем, что хранилища обычно дают в газеты полные имена погруженных в сон и пробужденных. А газеты для экономии места урезают их до инициалов. Так?

Он чуть подумал.

— Возможно.

— Тогда что случится, если вы сообщите мне полное имя вместо инициалов «Ф. В.»?

Он поколебался мгновение.

— Пожалуй, что ничего страшного, если это все, что вас интересует. Но больше я вам ничего не сообщу. Ждите.

Он исчез с экрана, и мне показалось, что его не было целый час.

— Света маловато, — сказал он, щурясь и вглядываясь в карточку. — Фрэнсис. Нет, Фредерика. Фредерика Вирджиния.

В ушах у меня зазвенело, и я чуть не упал в обморок.

— Слава Богу!

— Эй, с вами все в порядке?

— Да. Спасибо… Спасибо вам от всего сердца! Да, я в полном порядке.

— Хм-мм… Наверное, беды не будет, если я скажу вам еще одно: может, не поедете зря. Она уже выбыла.

9

Я бы мог добраться скорее, взяв такси до Риверсайда, но с наличными у меня было туго. Жил я в Западном Голливуде; ближайший круглосуточный банк был в центре, в районе Большого Кольца Ленты. Пришлось ехать на ленте в центр и зайти в банк за наличными. Одним из серьезных элементов прогресса, который я еще не успел до этого оценить, оказалась единая банковская система: одна ЭВМ на весь город и радиоизотопный код на моей чековой книжке позволили мне получить на руки наличные так же быстро, как в ближайшем ко мне отделении сберегательного банка, напротив «Золушки Инк.».

Потом я перебрался на экспресс-ленту до Риверсайда. Когда я добрался туда, светало.

Кроме ночного техника, с которым я разговаривал, и его жены, работавшей там же дежурной медсестрой, там еще никого не было. Боюсь, что я произвел на них плохое впечатление: безумные глаза, суточная щетина на щеках, запах пива. И отсутствие убедительной версии — я не успел придумать, что бы им наврать.

И тем не менее миссис Ларриган, дежурная сестра, оказалась очень доброжелательной. Она достала из папки фотографию.

— Это ваша кузина, мистер Дэвис?

Это была Рики. Вне всякого сомнения, это была Рики! Ну, не та Рики, которую я знавал когда-то, — это была уже не девочка, а молодая женщина, лет двадцати с небольшим, с взрослой прической, очень красивая. Она улыбалась.

Но ее глаза не изменились, и какая-то неуловимая привлекательная черточка, делавшая ее когда-то таким очаровательным ребенком, тоже осталась в ней. Это было то же лицо: зрелое, наполненное женственностью, красивое, но безошибочно — то же самое.

Стереофото вдруг потеряло объемность и резкость: на мои глаза набежали слезы.

— Да, — выдавил я из себя. Голос у меня прерывался. — Да. Это Рики.

Мистер Ларриган сказал:

— Напрасно ты показываешь ему это.

— Тьфу ты, Хэнк, да пусть себе смотрит! Тоже беда!

— Ты знаешь правила, — он повернулся ко мне. — Я же сказал вам по телефону, мистер: мы не даем информацию о наших клиентах. Приходите в десять, когда откроется административное здание.

— Или в восемь, — добавила его жена. — Доктор Бернстайн уже придет.

— Ну, Нэнси, тебе бы помалкивать. Если хочет получить информацию — пусть идет к директору. Делать доктору Бернстайну больше нечего, кроме как на вопросы отвечать. Да она, кстати, была вовсе и не его пациенткой.

— Ну чего ты, Хэнк! Вы, мужчины, любите правила ради правил. Раз он так спешит ее увидеть, к десяти он может быть уже в Броули. — Она повернулась в мою сторону: — Приходите лучше всего к восьми. Мы с мужем действительно ничего больше не можем вам сказать.

— А что вы сказали насчет Броули? Она что, поехала туда?

Не будь рядом ее мужа, она, наверное, сказала бы мне и про это. Но только она открыла рот, он посмотрел на нее так выразительно, что ее решительность куда-то исчезла. Она ответила только:

— Вы поговорите с доктором Бернстайном. Если вы еще не завтракали, то совсем рядом есть очень хорошее кафе.

Пришлось идти в «очень хорошее кафе» (что оказалось сущей правдой), где, помимо завтрака, я смог купить в туалетной комнате в одном автомате свежую сорочку, а в другом — тюбик пасты «брадобрей». Я умылся, привел себя в порядок и, сменив сорочку, выкинул старую в урну. Когда я вернулся в хранилище, я выглядел вполне респектабельно.

Но Ларриган, похоже, успел уже нашептать про меня доктору Бернстайну. Он оказался молод (видимо, недавно окончил институт) и очень официален.

— Мистер Дэвис, вы утверждаете, что вы тоже сонник. Тогда вам должно быть известно, что многие преступники пользуются доверчивостью и дезориентированностыо недавно пробудившихся сонников. У большинства сонников есть немалые средства; они обычно немного не в своей тарелке; одиночество и боязнь нового окружения делают их легкой добычей для мошенников и проходимцев.

— Но я только хочу узнать, куда она уехала. Я ее кузен. Но я купил себе Холодный Сон раньше нее и даже не предполагал, что она тоже собирается это сделать.

— Вот и все так обычно говорят — утверждают, что родственники. — Он пристально на меня взглянул. — А я нигде не мог видеть вас раньше?

— Сильно сомневаюсь. Разве что на ленте, где-нибудь в городе — могли случайно ехать рядом. — Люди часто принимают меня за кого-то знакомого: у меня очень стандартное лицо, лишенное уникальности, словно горошина в банке с горохом. — А может, доктор, вы позвоните в Соутел и справитесь обо мне у доктора Альбрехта?