Сара Кроссан - Пойманные под стеклом

Все же сожаления и благодарности, которые крутятся у меня в голове, уже ничего не значат. Я не смогу больше ничего предпринять.

Все время я вынужден думать о моих братьях, Ленноне и Кине. Они часто доставали меня по самое не хочу, но все же я ужасно их люблю.

Своих родителей я тоже люблю. Даже не могу думать о том, как сильно я их всех люблю. И о том, что никогда больше не увижу их и не смогу сказать им, что люблю их.

Если бы я был милее с ними! Если бы я хотя бы время от времени разговаривал с ними уважительно!

А еще Беа. Я не знаю, почему она не перестала общаться со мной. Я так часто бросал ее, только потому что у меня было свидание с какой-нибудь девчонкой, которую я знал всего несколько часов.

А позже, когда пустая болтовня с девушкой мне надоедала, я бежал к Беа, чтобы поделиться горем. Моим горем?

Как Беа должна была жить, если ее родители не могли позволить достаточное количество кислорода, чтобы просто позволить ей с кем-то выйти прогуляться?

Если каким-то чудом я выберусь отсюда живым, то в первую очередь попрошу прощение у Беа. Я даже могу представить ее лицо, когда она простит меня.

Ее глаза наполнены слезами, когда она подходит ко мне и обнимает.

Мод, Алина и я сидим на краю грязной платформе, опустив ноги вниз. Я открываю еще один протеиновый батончик и делюсь им с Алиной.

— Если я отдам тебе свой кислородный баллон, ты вернешься и найдешь Квинна? — спрашиваю я Алину.

— Ты же знаешь, что я не стала бы этого делать, — говорит она, и, конечно, я знаю это, но я все равно должна была спросить. Чтобы быть уверенной.

Я пытаюсь уговорить себя, что с ним все в порядке, что он ждет нас, все равно, на какой станции Алина выведет нас на солнечный свет. Я пытаюсь внушить себе все это, хотя точно знаю, что вероятнее всего Квинн уже мертв, или почти мертв. И тогда я клянусь, что буду мстить за смерть Квинна, если он не выживет. Я найду способ отплатить министерству за его смерть.

Я уже потерял всю надежду и пару раз был без сознания, когда чей-то голос вырывает меня из этого состояния. Кто-то зовет:

— Эй?

Я задаюсь вопросом, не кажется ли мне все это из-за низкого запаса кислорода в моем баллоне, настолько что я начал бредить. Я кашляю. И тогда снова слышу голос:

— Эге гей!

Я пытаюсь кричать, но мое горло пересохло, и любая попытка вызывает кашель. Я кашляю и кашляю, а в это время кирпичная куча вокруг меня осыпается, и пыль летит мне в глаза.

— Привет! — кричу я, и в этот раз это похоже на слово. — Я здесь! — получилось еще громче.

— Я иду!

Я слышу звук наверху как от трамвая, который въезжает на станцию, затем скрип и грохот.

Кажется проходит вечность, когда мрак и бетонная плита наконец исчезают. Скоро ко мне наклоняется лицо, окруженное лунным светом.

— Ты точно не Алина! — говорит тип.

— Я Квинн.

— Ага, — парень откидывает остальной мусор в стороны, чтобы я смог выбраться. У него расстроенное лицо и он смотрит на меня жестоким взглядом.

За его плечом появляется еще один, которые еще более жестоко смотрит на меня, но начинает помогать.

— Ты можешь встать? — спрашивает меня первый, когда наконец, на мне больше нет камней. У меня получается сесть, но когда пытаюсь встать ноги подкашиваются.

— Вот, — он протягивает мне бутылку с водой своего приятеля. Я отодвигаю маску и делаю большой глоток, затем возвращаю бутылку.

— Мы кое-кого ищем. Девочку.

— Кто вы? — спрашиваю я.

Они оба выглядят так, что дают понять, шутить с ними не стоит.

Первый, с колким взглядом, возвращает блондину бутылку, который, не говоря ни слова, убирает ее в рюкзак и смотрит на луну, сияющую в полном великолепии.

Сильный ветер стегает нас по лицу и снежинки кружатся в воздухе. Блондин натягивает шапку пониже.

— Ты премиум, — уверенно говорит первый.

Удивительно, как быстро люди замечают это. Словно это качество человека, которое нужно узнать, чтобы понять его сущность.

— Меня зовут Квинн, — повторяю я и протягиваю ему свою опухшую, окровавленную руку. Он смотрит на нее какое-то мгновение, прежде чем пожать ее.

— Я Сайлас, — у него твердое рукопожатие. — А это — Инджер. Мы ищем мою кузину.

Часть третья

Сопротивление

— Ты утверждаешь, что встретил Алину? — Сайлас недоверчиво смотрит на меня сверху вниз. — Что вы сбежали вместе, и ты ей помог? Ты? — ему, очевидно, сложно представить это.

Я в грязи с ног до головы, все мое тело дрожит от шока, что я был погребен за живо. Чтобы остановить кровотечение из пореза на брови, прижимаю к ней старую футболку.

— Извергнутая убила бы ее, если бы мы не пришли вовремя, — каркаю я, так как мое горло все еще наполнено пылью.

— Мы? — Сайлас смотрит на Инджера, который не произнес ни слова. Он стоит позади его приятеля и ждет, уперев руки в бедра.

— Моя подруга Беа и я, — объясняю я. — Беа сейчас с Алиной. по крайней мере я так думаю.

Надеюсь.

Сайлас задумчиво потирает подбородок. У него такое же решительное и неуступчивое выражение лица как у его кузины, что позволяет ему выглядеть намного старше, чем есть на самом деле.

Я бы дал ему от восемнадцати до двадцати. Однако, он не производит впечатление, что готов врезать мне в лицо, если я раскрою рот.

— И почему же Алина решила взять Извергнутую на буксир? — спрашивает он. — Каждый знает, какими опасными они могут быть.

Инджер согласно кивает и складывает руки на груди. Молчание очень смущает меня. Поэтому я еще раз объясняю все, начиная с момента, когда встретил Алину в очереди на вакцинацию, а затем сцену в таможенной зоне.

Оба внимательно слушают. Когда я заканчиваю они в некоторой степени убеждены, что я не лгу. Сайлас перекидывает мою руку через свое плечо и помогает мне встать.

— Сможешь идти? — спрашивает он.

— Хм, наверное.

Мой живот сводит судорога, и я со стоном нагибаюсь вперед, но это только ухудшает боль.

Пыхтя, я с трудом могу дышать.

— У тебя видимо сломаны пара ребер, — предполагает Сайлас. — Но это пройдет, они сами срастутся. Врач все равно ничего не смог бы предпринять.

Сайлас и Инджер выглядят как парни, которые после потери всех конечностей будут продолжать бежать. По крайней мере, они бы пытались это сделать, вместо того, чтобы горевать.

Я по-походному закрепляю маску на лице и делаю глубокий вдох. Но даже это причиняло боль, так что я с трудом подавляю крик.

Я пытаюсь делать небольшие вдохи, концентрируясь на остроугольных блестящих серебром контурах на горизонте и на луне, которая как чистая отполированная монета светится в небе.