Александр Мееров - Сиреневый Кристалл

Вот о чем говорит наше семейное предание, — закончил старый Преойто, надолго опустив веки, застыв в своем кресле. Я с тревогой смотрел на него, улавливая в неподвижном теле признаки жизни, не представляя себе, почему в эти, как он считал, предсмертные часы он истратил столько сил и времени на пересказ семейного предания.

Быстро темнело. С океана потянуло оживляющей прохладой, зашумели за верандой беспокойные ночные обитатели тропиков, а я все сидел у кресла Преойто, боясь нарушить покой его, раздумывая над случившимся.

Вдруг он открыл глаза. Спокойно, будто и не впадал в длительное небытие, поманил меня к себе и четко выговорил:

— Пойди посмотри, не появились ли поблизости от нас чьи-то слишком внимательные уши.

Я снова осмотрел все помещение, правда довольно невнимательно, так как пребывал в состоянии несколько растерянном и возбужденном. Когда я вернулся на веранду, Преойто протянул мне связку ключей.

— Пойди к черному шкафчику, что в моей комнате. К тому, инкрустированному бирюзой и перламутром. Отомкни его этим ключом. На задней внутренней стенке увидишь отверстие. В него опусти вот этот мой перстень, и тогда откроется потайная дверца. Увидишь вырезанную из кости шкатулку. Возьми ее и неси сюда.

Я проделал все в точности. Почему-то у меня дрожали руки. Нервы были возбуждены, и я ругал себя, что против обыкновения владею собой далеко не так, как должно.

Резная шкатулка была поставлена на низенький столик у кресла больного. Преойто смотрел на нее как-то пристально, вроде даже весело. Лицо его, темно-бронзовое, почти коричневое, с чертами строгими и впечатляющими, было особенно величественно в этот момент, а в глазах, спокойных и мудрых, светилась лукавинка. Руки у него были тонкие, умные; они потянулись к шкатулке, и шкатулка распалась. Я не успел заметить, как это произошло. Передо мной была Золотая Ладья, какую описал только что Преойто.

На большой пластинке полированного рубина была укреплена стоечка с кольцом. К верхней части кольца на тончайшей цепочке (без лупы не рассмотреть звеньев) висела крылатая лодочка искусной работы.

— Ты знаешь, — спросил меня Преойто, — в каком направлении от моего дома находится храм Буатоо? — Я указал на восточный угол веранды. Правильно. Посмотри теперь, куда указывает эта птичка. — Нос кораблика, выполненного в виде клюва новозеландского поэ, указывал на восточный угол веранды. — Куда бы ты ни отнес эту Ладью, — продолжал Преойто, — она будет неизменно указывать не на север, как изобретенный китайцами компас, нет, на Буатоо. Еще в молодости, вскоре после того как я получил от отца эту семейную реликвию, я проверял ее всячески: уезжал с нею на дальние острова, бродил в разных направлениях вокруг храма и всегда ее острие было направлено на то место, где стоит храм Небесного Гостя. В Европе Золотая Ладья указывала на острова Паутоо. Этот удивительный компас я брал с собой в храм Буатоо и незаметно для окружающих ухитрялся наблюдать за ним в самом храме. В Буатоо острие указывало на то место, где, по преданию, находится Верхний Храм, до сих пор ревностно охраняемый жрецами от непосвященных.

Преойто собрал ловко устроенную шкатулку, чудо-птица скрылась в ней, и он протянул ко мне иссохшие, морщинистые руки со шкатулкой.

— Возьми! Себе возьми!

Я не в силах был поднять своих рук и оторопело смотрел на реликвию.

— Бери. Ты достоин. Ведь ты знаешь; у меня нет наследников. Мне трудно держать, Вудрум, возьми, пожалуйста.

Я взял шкатулку.

— Мне выпала горькая участь пережить сыновей и еще горшая — не иметь внуков. Не дай бог тебе такой доли!.. Ты еще полон сил. Ум твой смел и меток… Ты уже много сделал, чтобы проникнуть в древнюю тайну Паутоо. Пусть же удача сопутствует тебе и дальше. Я знаю: ты любишь наш народ, ты сумеешь рассказать миру о его былом правду, открыть людям то, что было похоронено в течение стольких веков. Может быть, тебе доведется разгадать и тайну Крылатой Ладьи, так стремящейся к Верхнему Храму; открыть, что же в нем находится сокровенного, какие силы, еще не известные науке, влекут туда этот проплывший через столетия кораблик. Дерзай… Прости… И прощай. А сейчас… Сейчас иди… Предоставь меня уединенному размышлению.

Вчера, в два часа пополудни, скончался Преойто…

Проводы Преойто в его последний путь, кажется, выльются во всенародное шествие. Весть о смерти паутоанского учителя распространилась со скоростью непостижимой. В Макими съезжаются люди с отдаленнейших островов. Приезжают паутоанцы и из других стран. Возбуждение в столице небывалое и весьма тревожащее власти. В Макими много военных частей, прибывших сюда из Пога и Уинасса.

В устье Матуана вошли две канонерки метрополии…»

8. СИРЕНЕВЫЙ КРИСТАЛЛ

В день, на который были назначены похороны Преойто, произошли события, в корне изменившие по сути судьбу экспедиции.

С утра Иван Александрович не поехал на Себату, а остался в Макими, собираясь принять участие в похоронах. Неожиданно в отель вбежал вконец измученный, запыхавшийся Шорпачев.

— Иван Александрович, скорее, скорее на Себату!

— Что с тобой, Борис? Что случилось?

Шорпачев тянул профессора за рукав, широко раскрывал рот, силясь ответить, но, видимо, был не в состоянии произнести ни звука. Промчавшись по жаре от пристани до отеля, он не в силах был говорить. Вудрум понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее, и, уже не сопротивляясь, вышел к извозчичьей коляске, помог Шорпачеву взобраться в нее и крикнул:

— В порт! Живее!

Только немного отдышавшись, Шорпачев наконец выдохнул:

— Шираст храм хочет взорвать.

Пока ехали к порту, молодой человек успел немного прийти в себя и рассказал Вудруму, как ему удалось удрать с базы, как друзья паутоанцы привезли его на быстроходной лодке в Макими.

А на месте раскопок произошло следующее. Небольшие подводные взрывы производились экспедицией часто. Это помогало удалять мешавшие водолазам скалы, коралловые образования.

Шираст, имея теперь в составе экспедиции своих людей, распорядился заложить такое количество динамита, от которого могли погибнуть развалины найденного под водой храма.

— Ну, а Николай Николаевич? Он-то что же?

— Иван Александрович, так ведь у Шираста в руках взрыватель. Мы с Александром Ивановичем было к нему, а он говорит: «Не подходи — взорву!» Николай Николаевич тогда и распорядились удалить всех с плота. Боялись, видать, как бы этот шалый и с людьми не рванул. С него станется!