Мария Фомальгаут - Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)

Холодеет спина.

– Там, говорят, год отработал, тебе дом дадут, машину свою… что ещё надо… а в полиции маяться, не твоё это… ну не твоё…

Ещё подыскиваю какие-то оправдания, чувствую, что подыскивать поздно. Шеф бормочет какие-то слова утешения, чёрт бы его драл с его пришельцами из космоса и мировыми заговорами. Его самого скоро вон пошлют, когда отчёты его увидят. Жалко, только, что уже после меня…

…прихожу в себя в богом забытом баре, смотрю на полупустой стакан. Пропустил, мать его, пропустил тот моментишко, когда дурмана в голове ещё нет, а всяких проблем и тягот уже нет, и легко-легко становится. Нет, упустил, хлебнул лишнего, и вот уже пляшет перед глазами богом забытый бар, качается улица…

– Скучаете?

Подбирается ко мне нечто накрашенное, утыканное перьями, так бы и ощипал и кинул бы в духовку…

Хочу сказать – не настолько, не говорю. Язык меня не слушается. Вообще всё тело меня не слушается, моё тело уже как будто бы не моё…

– А то махнём куда-нибудь…

Понимающе смотрю на неё:

– В номера?

– Ну что вы сразу… в номера… Блин, что за народ скучный пошёл, раньше куда только не водили…

– В кино?

Презрительно фыркает. Опять я не попал, опять мимо. Верно шеф говорит, меня только в учителя…

Делаю последнюю попытку:

– А сами вы… куда бы?

– Да есть тут местечко одно… и дёшево, и сердито…

– Кабаре?

– Выше берите. Что вы про меня так думаете… кабаре…

Встаёт, увлекает меня за собой в морось улицы. Покорно позволяю себя вести, теперь мне терять нечего. Заодно и шефу подгажу, завтра все газеты запестрят заголовками, бывший полицейский был замечен в… и название какого-нибудь заведения, которое в приличной газете не упоминается…

– Да… забыла спросить… у вас есть с собой деньги?

– Смотря что считать деньгами.

– Да штучки три, не больше.

– Нехило.

– А вы как хотели… да вы не парьтесь, оно того стоит…

Не сомневаюсь. Чувствую себя не в своей тарелке, никогда не был в подобных заведениях. Интересно, меня там сразу обчистят, или сначала перережут горло… или сначала всё-таки обчистят…

– Да не бойтесь вы, никому там горло не режут…

– Мысли читаете?

– Навроде того… а то все как первый раз идут, крыльями хлопают, ах, меня же зарежут…

Заходим в неприметную дверь, думаю про себя, вот тут-то меня обухом по голове и прихлопнут. Девица тащит меня в огромный зал наподобие арены цирка, круглая арена огорожена стеклом, чует моё сердце, это не стекло, а что-то покрепче…

Пелена падает с глаз.

Чёрт возьми…

Конечно…

– Собачьи бои?

– Навроде того. Только собаками здесь и не пахнет…

– А кто? Птицы?

– Да нет… навроде того… увидите…

Конферансье объявляет что-то, не слышу за криками битком набитого зала. Зрители ждут. К арене подкатывается клетка, не вижу, что там за прутьями… кого-то выпускают на арену, хоть убей, не могу понять, кого…

– Что за твари? – спрашиваю у спутницы.

– В смысле, как называются? Вертикалы.

– Это что за вид такой?

– А чёрт его знает… мы их вертикалами кличем… да ты смотри, смотри…

К арене подкатывают точно такую же клетку с другой стороны, выпускают точно таких же тварей. Зал взрывается диким рёвом…

– Я на полосатых ставлю. И ты ставь.

– А что… ставки делают?

– Ещё какие… Сегодня, вроде бы, полосатые выиграют, ставь, не пожалеешь…

Делаю ставку на полосатых. Разорюсь я с этими полосатыми. Хотя дело того стоит. Потом шефу принесу счёт. За полосатых. И за – «мужчина, скучаете»…

Смотрю на жутких тварей, сколько живу, такой жути не видел. Это что-то новенькое, очень новенькое, даже толком не могу понять, к какому виду они принадлежат. Что-то от саламандры, что-то от гиббона, что-то вообще не поймёшь от чего. Я жду, когда звери набросятся друг на друга, но звери и не думают набрасываться, прячутся за какими-то выступами арены…

– Струсили? – шепчу я.

– Какое там… – шипит моя спутница, – да вы смотрите, смотрите…

Смотрю, смотрю. Ничего не происходит, звери не двигаются, в тишине слышатся резкие хлопки, раз, два, три, раз, два, три…

Не верю своим глазам. Не понимаю. Звери падают, залитые кровью, звери взрываются кровавыми брызгами. Вот так, сами по себе. Публика ревёт в неистовстве, требует ещё, ещё…

– Они что… взглядом друг друга убивают?

– Вроде того, – кивает моя спутница, чудо в перьях, – я в этом не понимаю ничего… да никто не понимает…

– Они откуда вообще… такие?

Чудо в перьях отмахивается, да кто ж их знает. Уже жалею, что пришёл с глупой барышней, хочется спросить про зверей у кого-нибудь из мужчин, но мужчинам не до меня, ни до кого, ни до чего, надрывно кричат, требуют ещё, ещё…

Смотрю на арену, не понимаю. Не верю. Нет, никакой ошибки быть не может, вот они, взлетают в воздух, легко, будто всю жизнь только этим и занимались. Летают, обдают друг друга едким дымом, убивают взглядами, замертво падают на арену, взрываются жёлтым пламенем…

Публика требует ещё. Ещё. Чувствую, что и сам заворожён этим действом, этим безумием, бешеной бойней, ну давай, бей, бей, бей их, ещё-ещё-ещё, ач-ч-чёрт, промазал, бей, бей…

Арена вспыхивает пламенем, столб дыма вздымается к потолку, расплывается облачками. Зрители замирают, ждут, когда дым рассеется, ну же, ну… Напрасно ищу на арене хоть кого-нибудь, никого нет, только чёрная оплавленная масса, которую убирают поломойщики.

– Тьфу ч-чёрт, ничья… – шипит чудо в перьях, – задолбали со своей ничьей, третий день уже…

Бормочу какие-то слова утешения, мол, в следующий раз непременно повезёт. Конферансье срывающимся голосом объявляет антракт, да дайте арену очистить…

– А заведует кто всем этим?

– А вон мимо прошёл… в кабинет свой…

Иду за ним. За кем – ещё не знаю. Невысокий, сутулый, весь нескладный какой-то, такими бывают странники, которые вернулись очень и очень издалека. И прихрамывает, как странник, которого утомила дорога. И…

Иду за ним к кабинету, где он там находится, трогаю хозяина за плечо. Ещё толком не знаю, что буду говорить. Что буду делать…

Он оборачивается.

Пол уходит из-под ног.

Я узнал его только сейчас. А ведь странно, его снимки были во всех газетах, когда он вернулся откуда-то из ниоткуда, со звёзд, откуда не возвращаются. Его боготворили. Его прославляли. Его…

Потом он пропал, как-то внезапно пропал со всех передовиц, даже поговаривали, что он умер, или ему помогли умереть, потому что знал слишком много…

– Вы арестованы.

– Чего-о?

Показываю удостоверение, хоть его у меня ещё не отобрали каким-то чудом. Странник бежит – в глубину коридора, бросаюсь на него, как учили, швыряю на пол, поднимаю под себя…