Андрей Бурцев - Меч Люй Дун-Биня

На цыпочках, все время оглядываясь, я прокрался по тропинке к дому и уже на крыльце услышал далекий перестук колес поезда. Этот звук разрушил какое-то наваждение, с меня словно спали обручи, стискивавшие грудную клетку. Я облегченно вздохнул, улыбнулся и спокойно вошел в дом. Бросив топорик в сенях и закрыв на крючок дверь, я прошел в комнату, поставил канделябр на стол, упал на диван и, к моему удивлению, тут же крепко уснул.

Проснувшись, я открыл глаза и тут же зажмурился от яркого солнечного света, заливавшего комнату, немного полежал и осторожно приоткрыл веки. Статуэтки, курильницы, маски, ярко начищенная бронзовая доска с восточным орнаментом - все сверкало, сияло, разбрызгивало сочные осколки солнца по комнате, и это было так красиво, что сразу же наполнило меня ощущением, будто сегодня произойдет что-то хорошее.

Я откинул плед, полежал, потягиваясь и вспоминая свое ночное приключение, но ночные страхи испарились под утренним солнцем, теперь они казались мне просто забавными, и я не мог понять, чего же все-таки так испугался ночью.

"Надо закалять дух", - решил я и спрыгнул с дивана.

На сегодня мне предстояло много работы, потому что я решил навести порядок в мансарде, а сначала еще предстояло затопить печь и вскипятить чай для завтрака.

В мансарде я провозился до обеда, вытер везде пыль, вымыл пол - за водой пришлось два раза сбегать на речку, смел паутину со стен и долго разбирался во всяких штуковинах. Заодно я достал и развернул меч, но в ярком свете дня он был лишен того налета романтичности и совершенства, которые привели меня вчера вечером в восторг. Он был просто еще одной любопытной экзотической безделушкой. Видно было с первого взгляда, что он очень древний. Лезвие, хотя и без намека на ржавчину, было местами выщерблено и покрыто сетью тонюсеньких линий, как поверхность старой картины. Иероглифы на желтоватой рукоятке, сделанной, наверное, из слоновой кости, оказались вовсе не иероглифами, а просто причудливым переплетением изогнутых, различной толщины линий, которые переходили одна в другую, вились вокруг рукоятки и, казалось, нигде не кончались.

Я завернул меч в бумагу, убрал в ящик и столько спустился вниз, чтобы затопить печь и приготовить чего-нибудь на обед, как с улицы донесся знакомый звук - заскрипела калитка.

Опять?!

Я вылетел на крыльцо и застыл в изумлении.

По тропинке - джинсы в обтяжечку, неизменная красная сумка через плечо, - слегка изгибаясь, чтобы уклониться от торчащих веток, шла, улыбаясь мне, Ленка.

Пожалуй, тут следует сказать о ней несколько слов. С Ленкой я познакомился, поступив в университет - мы попали в одну группу, - и был влюблен в нее уже год. Любила ли она меня - не знаю. По крайней мере, не отталкивала и охотно принимала мои предложение по части походов на танцы, в кино и так далее. Пару раз мы даже целовались украдкой в темных закоулках. Она была лучшей девушкой в мире: в меру высокая, с тонкой фигуркой и пышной копной светлых волос. Что еще нужно для любви в восемнадцать лет, особенно, если девушка отвечает взаимностью?

- Привет, - растерянно сказал я, глупо торча на крыльце. - Ты как здесь оказалась?

Мое недоумение усиливало то, что неделю назад ленка уехала с матерью на какой-то курорт в Крыму, где она намеревались пробыть до сентября.

- Сбежала из Крыма, - рассмеялась она. - Скучно там, жарко... Из старичков песок сыпется, а они рыпаются ухаживать. А молодые... - она беспечно махнула рукой. - Гонору на сто рублей, а морды дубовые.

Я протянул руку, помогая ей взойти на крыльцо, принял прохладные тонкие пальчики и, повинуясь внезапному порыву, поцеловал их, как это описывают в старинных романах.

- Нет, - сказал я, начиная приходить в себя. - Но как ты узнала, где я?

- А я вчера заходила к вам. Твой отец мне все рассказал и даже дорогу объяснил. Может, ты разрешишь мне войти в дом? Сумка тяжелая...

Я снял у нее с плеча красную сумку - она и впрямь оказалась тяжелой, кирпичи там, что ли? - и распахнул дверь, пропуская ее вперед.

В комнате у Ленки сразу же разгорелись глаза. Она вертела головой во все стороны, потом восхищенно протянула:

- А здесь ничего...

- Теперь это все мое, - похвастался я. - Наследство от деда.

- Где тут у тебя кухня? - деловито спросила Ленка. Нужно сумку разгрузить.

На кухне я брякнул сумку на стол, и Ленка тут же оттеснила меня:

- Я сама. Ты все перемнешь.

Тогда я стал разжигать печку, чтобы поставить чайник, а она, доставая из сумки свертки, перечисляла:

- Масло, сыр, пирожки - сама вчера напекла, с картошкой и с грибами, - курица вареная, холодильника здесь, конечно, нет, придется съедать сегодня же... А это подарок из знойного Крыма!

Сидя на корточках у печки, я поднял голову. В руках у Ленки была длинная бутылка с красочной этикеткой. Солнечный луч преломлялся в чуть желтоватой жидкости и разбрызгивался во все стороны, превращая бутылку в какой-то праздничный фонарь.

- Э-э... Знаешь ли... Это как-то... - нерешительно начал я, глядя на бутылку.

- Дурачок, это же сухое, почти лимонад, - перебила меня Ленка. - Название не по-русски, сам потом прочитаешь...

- Еще как прочитаю! - Я вскочил, обнял ее и чмокнул в сухие губы.

- Сумасшедший! - взвизгнула Ленка. - Помаду сотрешь! И руки у тебя в саже...

- Это не беда, - отмахнулся я. - Помада тебе не понадобится. Пока греется чайник, мы идем купаться на речку.

- Мне хотелось бы здесь... - начала она, но я отмахнулся.

- До вечера далеко, все успеем. Я тебе все покажу, тут масса интересного. А сейчас идем купаться, мне жарко.

- Кстати, посмотришь мой новый купальник. Из Крыма привезла. - Ленка картинно улыбнулась, и мы пошли купаться.

- А почему ты мне никогда не говорил, что у тебя есть дед? - спросила Ленка.

Мы сидели в комнате за письменным столом, с которого я убрал бумаги и безделушки, бок о бок на шатких стульях, я касался ногой ее ноги и было очень хорошо, только немного грустно, потому что уже восемь вечера и через полтора часа она уедет домой с последней электричкой, а я останусь тут один. От курицы осталась лишь кучка костей на бумажке, и вино в стаканах плескалось на донышке, а бутылка на почетном месте посреди стола стояла пустая, но отнюдь не растерявшая своей привлекательности.

- Я его совсем и не знал. Видел разок, когда мне было пять лет, только и всего, - объяснил я.

В голове чуть шумело и все время хотелось ее целовать... Но мы и так нацеловались вдоволь еще на речке, а потом в доме, пока я показывал ей восточные диковинки.

Демонстрируя статуэтки и прочие безделушки, я рассказывал о них всяческие истории, причем врал напрополую, почерпывая экзотические слова и термины из дедовой тетради в черном дерматине.