Иван Крамер - Машины Российской Империи
Овраг весь зарос, на дне его было сумрачно, и мне вручили электрофонарь. Вообще-то у меня есть свой, гораздо лучший, но я его, как выяснилось, забыл. Луч озарил залепленную грязью решетку на дне оврага. Мы вскрыли ее и спрыгнули в каменную трубу, уходящую под небольшим уклоном в ту сторону, где стояло Береговое отделение «Царь-Банка».
По дороге отец объяснил, что раньше трубу использовали для дренажа, но она давно заброшена, про нее все забыли. Двигаться пришлось на четвереньках. За Генри следовала Джейн, расставшаяся, слава богам, со своей шляпкой, которая бы совсем чудно́ выглядела на даме, ползущей по дренажной трубе. Я замыкал.
Хорошо, что осень выдалась совсем без дождей, и в трубе было относительно сухо. Миновав пару забранных решетками отверстий и вспугнув нескольких крыс, мы достигли помещения с железной лестницей у стены. Генри выпрямился, поправил ранец.
– За мной, злодеи! – велела Джейн и первой взбежала по лестнице.
Наверху оказались площадка и дверь с замком. Мама отошла в сторону, уступив место отцу. Он у нас великий знаток отмычек и вообще искусства вскрытия.Учителем его, по словам Генри, был знаменитый немецкий ломщик сейфов Дюк Риденшнайдер. Они общались целых три дня. Дюк около десяти лет назад был проездом в каком-то европейском городке, где тогда находился отец, и с тех пор не проходит и недели, чтобы родитель мой хоть раз не вспоминал про это. Причем, по его словам, получалось, что престарелый ломщик не только успел преподать молодому Генри МакГрину уроки высокого искусства вскрытия сейфов, но и научил множеству других полезных вещей, наделив его вековой мудростью всех мировых преступных сообществ.
Теперь Генри желает, чтобы и я стал в этом деле умельцем, поэтому, снимая ранец, он подозвал меня. Я подошел и спросил:
– Что в ранце?
– Динамит, – ответил он. Скинул на руки маме сюртук и торжественно закатал рукава своей французской рубашки.
– Генри! – взмолилась мама. – Я тебя умоляю, давай без этих церемоний!
– Не торопи меня, женщина! – важно прогудел отец.
Родительница в ответ завела глаза к потолку. Родитель же извлек из кармана плоскую кожаную сумочку, похожую на портмоне. Раскрыл. Внутри в петельках лежали инструменты вскрытия: крючки разной формы, пилочки, набор ключей и прочие хитрые металлические штуковины.
– Алек, я неоднократно говорил тебе о важности осмотра места вскрытия и предварительной… – начал отец.
Иногда мне кажется, что я гораздо старше своих родителей. Они смешливы, несерьезны, воспринимают жизнь легкомысленно – как игру. Они бесстрашны, отчаянны и просты. Они вызывают восхищение этими своими качествами. Я не таков, я человек вдумчивый и опасливый. Последняя черта – следствие рассудительности. Когда родители, сломя голову, бросаются в новую авантюру, мой разум принимается изучать возможные варианты развития событий. И поскольку в делах незаконных лишь один или два пути ведут к успеху, а все остальные – к провалу, аресту, а то и смерти, разум мне об этом добросовестно докладывает, и это слышит воображение. Что тут начинается! Воображение воет и стонет, живописуя картины ужасных последствий любого нашего неверного шага. Хорошо, что у меня есть чувство юмора, иначе моя жизнь была бы совсем беспросветна.
– Итак, Алек, приступая к вскрытию, прежде всего необходимо убедиться… – вещал между тем отец.
Не дослушав речь, я вздохнул, вытащил из сумочки в его руках длинный крючок с загнутым спиралью кончиком, сунул в скважину, провернул, хрустнув древним замком, – и раскрыл дверь.
Генри замолчал с приоткрытым ртом. Джейн хихикнула.
– Поторапливайтесь, – сказал я, засовывая крючок обратно.
Мама, встав позади отца, расправила сюртук. Он моргнул. Ни слова не говоря, закрыл сумочку, положил в карман, сунул руки в рукава, взял фонарь и шагнул в дверь.
– Зачем вам динамит? – спросил я, поднимая ранец.
Мне не ответили. За дверью оказалось тесное круглое помещение: каменная стена, без дверей, зато с люком в потолке. На люке запорное колесо.
– Достаем перчатки, – сказал отец, снова раскрывая ранец.
Внутри лежало больше десятка динамитных шашек – ну, ничего себе! Они что, все Береговое отделение «Царь-Банка» собрались взорвать? В отдельном кармане были три пары кожаных перчаток, отец вытащил две и протянул нам. Мы с ним стали проворачивать колесо, пока в люке не клацнуло, откинули книзу крышку на петлях. Вперед выступила Джейн. Скинув плащ, подпрыгнула, ухватилась за край проема… раз! – и вот мама наверху.
– Давайте сюда, – позвала она.
Я залез первым, отец следом. Джейн с револьвером в руках стояла посреди короткого коридора. В конце коридора была дверь, а с другой стороны – глухая стена.
– Что дальше? – я подошел к двери и включил фонарь. Оглядев замок, повернулся: – Этот долго вскрывать, тут же…
Родители не смотрели на меня – стояли, задрав головы к решетке под низким потолком.
– Оно? – спросил отец.
У мамы в руках был лист бумаги со схемой.
– Оно.
– Что «оно»? – спросил я. – Ненавижу, когда вы так…
– Малыш, эта отдушина ведет в нижнее отделение банковского хранилища, – пояснила Джейн. – А в нем есть ячейки.
– А в ячейках бриллианты?
Она посмотрела на отца.
– Возможно, – кивнул тот. – Но мы не знаем, в каких что-то есть, а какие пусты. К тому же в ячейках часто прячут всякие бумаги, от которых нам не будет никакого проку.
– Ну, так зачем мы пришли?
– Затем, – сказала Джейн, – что у нас есть сведения по одной ячейке. Которую наш великий ученик великого Дюка Риденшнайдера и вскроет. А ты останешься здесь и развесишь взрывчатку. Чтобы…
– Чтобы своды сии обрушились за спинами нашими! – завершил не чуждый театральности великий ученик, торжественно показав на стену с отдушиной.
– В котомке еще смола, – добавила мама. – Сверим часы.
Она извлекла из кармашка маленькие золотые часики, мы с Генри достали свои часы – побольше и не такие изящные. Щелкнули крышками.
– Двенадцать ноль три, – сказал я. – Зачем мы их сейчас сверяем?
Отец ответил:
– Потому что ровно в двенадцать – обход. Следующий – в двенадцать тридцать, у нас есть почти полчаса. Все, Джейн, пора. Алек, вопросы?
– Что в той ячейке? Зачем мы пришли?
– А давай мы расскажем тебе, когда выберемся наружу? – Джейн попыталась приобнять меня за плечи, но я отступил, опять начиная злиться.
– Я не понимаю, я сообщник вам или не сообщник? Сын, в конце концов, или не сын?! Почему вы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});