Дмитрий Казаков - Последний аргумент

Закрепил его, а затем нажал включатель. Раздался щелчок, прозвучавший громко, словно выстрел, и на небольшом экранчике появились светящиеся зеленым цифры.

Некоторое Владимир тупо смотрел на них, затем воскликнул с сильнейшей тревогой в голосе:

– Что за черт? Иван, погляди!

Тот подошел, некоторое время вглядывался, звучно сопя. Похоже, от путешествия по сырым подземельям у него начался насморк.

– До взрыва осталось пять минут тринадцать… двенадцать секунд, – сказал он спокойно, и тут же глаза его вытаращились, на лице проявился испуг. – Почему так мало?

– Не знаю! – зло ответил Владимир. – Я проверял его перед выходом! Час там стоял, шестьдесят минут! Что-то сбилось!

– Так отключи его!

– Не могу! – Владимир поспешно вскочил, принялся судорожно натягивать на себя рюкзак. Лямки казались слишком короткими, не желали налезать. – А ты чего стоишь! Уходим, быстро! Его не отключить, не перепрограммировать!

Каску нацепил на ходу. С места рванул по коридору.

Испещренные трещинами стены побежали назад. Едва не наступил на толстую, видимо беременную, крысу. Та с визгом бросилась в сторону, Владимир от неожиданности чуть не упал. Выругался витиевато и матерно, побежал дальше, тяжело топая ботинками по сырому полу.

Пробежали проржавевшую дверь, выскочили на круглую площадку. Тут Владимир не удержался, ударился плечом о железную лестницу. Но лишь зашипел от боли, а по коридору рванул, словно заправский спринтер.

Пыль поднималась при беге в воздух, норовила налипнуть на лицо, залезть в легкие. Когда добежали до отверстия в стене, то Владимир был весь в сером налете, а дышал с хрипами, сплевывая комки гадостной мокроты.

Свинченную решетку отшвырнул так, что она отлетела с грохотом. Втиснулся в отверстие, услышал треск разрываемой материи, но не обратил внимания. Порванный комбинезон – черт с ним, главное уйти подальше от взрыва.

Он успел протащить в отверстие рюкзаки, когда бомба сработала.

Сначала докатился тягучий мощный гул, словно при землетрясении. Затем пол затрясло, точно где-то рядом плясали пьяные великаны. В потолке начали открываться трещины, стены зашатались, а Иван, наполовину втиснувшийся в отверстие, испуганно замер.

– Быстрее! – заорал Владимир зло.

Иван дернулся, тут же раздался громкий треск, и потолок развалился прямо на глазах. Огромная глыба рухнула рядом с Владимиром, засыпав ботинки каменным крошевом. Трещина появилась на стене, большой фрагмент ее пошел вниз, словно чудовищная заслонка.

Она ударила Ивана по ногам. Захрустели кости, тот дернулся и замер, закрыв глаза. Владимир похолодел. Волосы на голове встали дыбом.

Несколько мгновений стоял неподвижно, понимая, что стоит на шаг от смерти. Судя по непрекращающемуся грохоту, что-то еще рушилось там, где была (да, теперь была) тюрьма. Но на том месте, где находились диверсанты, все затихло.

Он опустился на корточки, осмотрел ноги Ивана. Все ниже середины бедер скрывалось в куче каменных обломков, самый маленький из которых был размером с детскую голову.

На некоторое время замер, пытаясь решить, что делать. Непривычная растерянность овладела душой, мозг отказывался работать и Владимир чувствовал себя так, словно пытался поднять капельку ртути с помощью лома.

Иван дернулся и застонал. На лице его, сером от каменной пыли, открылись полные муки глаза.

– Как ты? – спросил Владимир.

Некоторое время во взгляде напарника не было ничего, кроме страдания, затем он прояснился, и сквозь боль начало проступать знакомое упрямое выражение.

– Что там с ногами? – прошипел Иван сквозь сомкнутые зубы.

– Завалило камнями.

– Там все так болит, – по лицу Ивана пробежала судорога, на лбу выступили крупные капли пота. – Идти я не смогу. Пристрели меня!

– Как? Зачем?

– Надо! Ты же не донесешь меня по этим подземельям до станции? А если и донесешь, то что будешь делать там?

– Не донесу, – Владимир кивнул, яростно кусая губы и пытаясь найти выход из сложившегося положения.

– Если не убьешь, они найдут меня! – проговорил Иван горячо. – Ведь не дураки, догадаются, как мы бомбу заложили! И стреляй в лицо, иначе опознают! Выйдут на вас…

Голос слабел, но в нем звучала твердая решимость умереть.

Владимир вытащил пистолет, и замер, будучи не в силах выстрелить в соратника. Несколько раз поднимал руку, и тут же опускал, чувствуя, как потеет ладонь и дрожь поселяется в предплечьях.

– Ну! – прохрипел Иван. – Стреляй!

– Не могу! – ответил Владимир. Его трясло, в душе горячим варевом кипел стыд, причудливо смешанный со злостью. На себя, на судьбу, на злосчастный таймер…

– Тогда вытащи мой пистолет и дай мне! Сил на то, чтобы выстрелить, у меня хватит!

Владимир содрогнулся. Очень медленно опустился на корточки, вытащил из кармана напарника теплое, нагревшееся от тела оружие. Некоторое время подержал, словно взвешивая, затем отдал в жадно подергивающуюся ладонь Ивана.

– Иди, – сказал тот. – Я сначала отстрелю себе кончики больших пальцев, чтобы не опознали по отпечаткам! Передай привет нашим!

Лицо его исказилось. Владимир поспешно отвернулся, чтобы не видеть слез соратника. Сказал глухо:

– Русский народ не забудет тебя, – сам почувствовал, что говорит фальшиво, но остановиться не было сил. – Ты встанешь в один ряд с такими героями, как Александр Невский и президент Синев!

Раздался странный скрежещущий звук. Владимир не сразу понял, что Иван смеется.

– Не ври мне, – проговорил он. – Это будет, если только народ наш возродится… А в это даже я верю с трудом! Иди, пока я еще в сознании…

Владимир вскинул на плечи рюкзак, и не оглядываясь, пошел по коридору. Он старался идти быстро, но все же услышал, как грохнули позади три выстрела – два почти подряд, а третий – чуть позже.

Судорога сжала горло. Фонарь светил достаточно ярко, но поле зрения стало вдруг каким-то смазанным, словно шагал через густой туман…

К вечеру похолодало. Из закрывших небо серых слоистых туч посыпал мелкий, совсем не майский дождик.

Настроение у Виктора было под стать погоде. Хотелось плюнуть на все и уйти, но сделать этого было никак нельзя. Кто еще будет ковыряться в развалинах, недавно бывших тюрьмой?

Майор стоял у самого края огороженного пространства, и видел, как по ту сторону сине-белой ленты, отмечающей закрытую зону, ведет репортаж корреспондент одного из центральных телеканалов.

Перед ним застыл оператор с камерой, словно с чудовищно огромным и неудобным пистолетом, а репортер со сладкой улыбкой говорил что-то в объектив, поднеся к лицу микрофон, похожий на диковинный овощ.