Николай Дашкиев - Зубы дракона. «Властелин мира»

Кочегар товаро-пассажирского парохода "Императрица Мария" Михаил Калинников попал в тифозный барак Стамбула накануне нового тысяча девятьсот двадцать первого года. Служились неожиданное, досадное приключение, но, может быть, только благодаря ему, Михаил избежал и белогвардейской контрразведки, и турецкой полиции.

В те дни принадлежность кочегара Калинникова к составу служащих бывшей пароходной компании Дунаева была чисто формальной. Большевик Калинников в свое время получил приказ организовать восстание на захваченном белогвардейцами пароходе, успешно осуществил его и глубокой ночью повел "Императрицу Марию", — а вернее "Зарю революции", — курсом норд-ост-ост на Новороссийск, отколовшись от эскадры, уходившей на всех парах из Крыма.

Это был неплохой подарок для молодой Советской России: "Императрица" везла приличный запас золота и обмундирования. Кроме того, на ее борту находилось несколько десятков высших чинов белогвардейской армии и бесчисленное количество всяческой мрази в трюмах.

Операция проходила четко; офицеров и белогвардейскую охрану удалось обезоружить без шума, однако среди восставших нашелся предатель — телеграфист искровой радиостанции. Тайком от всех он передал сообщение о восстании на корабле, и уже через несколько часов "Императрицу Марию" догнала канонерская лодка. После короткого боя восстание подавили. Многих из восставших расстреляли на месте, а Калинникова и нескольких членов ревкома заковали в кандалы и привезли в Стамбул, чтобы повесить прилюдно.

Арестантам удалось бежать. Они оказались на чужбине, без средств существования, рискуя ежеминутно попасть в руки преследователей, хотя Турция кишела белоэмигрантами и, на первый взгляд, в пестрой толпе спрягаться было не трудно.

Где-то в ночлежке Калинников схватил сыпной тиф, долго сопротивлялся болезни, но тридцатого декабря потерял сознание прямо на улице и пришел в себя уже в большом сарае, полном стонов, смрада и паразитов.

Турки боролись с эпидемией весьма своеобразно. Каждого больного, не пытаясь даже установить диагноз, считали тифозным и немедленно сплавляли в изолятор, который походил скорее на морг, чем на больницу.

Тот, кто попадал туда здоровым, как правило, обязательно заболевал. Больные почти с такой же закономерностью умирали. А мертвые валялись рядом с полумертвыми до тех пор, пока кто-нибудь из выздоравливающих не вытаскивал трупы в огороженный колючей проволокой двор на растерзание хищным птицам.

Михаил Калинников выжил наперекор "турецкой медицине". Тиф для него стал не страшен; а так как деваться было некуда, он, едва поднявшись на ноги, начал наводить порядок в карантине.

Имея очень слабое представление о медицине, кочегар тем не менее повел себя, как опытный врач. Прежде всего он разыскал среди выздоравливающих медиков и с их помощью устроил изолятор, в изоляторе "рассортировал" больных по болезням и создал "похоронную команду". Смелый и настойчивый, он добился от турков разрешения проводить все необходимые дезинфекционные мероприятия, сумел добыть кое-какие медикаменты и в бараке смертников организовал настоящую больницу.

Турки начали поддерживать его: как-никак, этот русский избавлял их от лишних хлопот, а требовал немногого. Больные называли Калинникова "профессором". Он не возражал, понимая, что в медицине подчас играют роль не только профессиональные знания, а умение своевременно поддержать дух больного, его веру в выздоровление. Со своими "коллегами" Калинников обращался с уверенным превосходством, не вникая в ненужные разговоры, а это, как известно, нередко воспринимается за признак большого ума. Да и времени для научных бесед не хватало: приходилось бороться за жизнь больных, и теперь многочисленный персонал "больницы" делал все, что мог.

Густая черная борода и касторовый сюртук, снятый с какого-то умершего, делали двадцатипятилетнего кочегара, во-первых, вдвое старше, а кроме того придавали ему даже известную импозантность. Турки охотно наделили его званием "главного доктора" и правами на более или менее самостоятельные действия.

Однажды в изолятор привезли нового больного. Вопреки заведенному порядку, больной категорически отказался снять свою одежду и пожелал видеть главного врача. Калинникову пришлось пойти.

— Вот он, господин профессор! — указал санитар на седого старика в одежде, которая когда-то, очевидно, была элегантной, но теперь поражала своей ветхостью.

Больной лежал навзничь; его лицо пылало жаром, с уст срывалось хриплое дыхание. Услышав голос санитара, он вздрогнул и, стараясь подняться, прошептал:

— Господин профессор… Прошу… У меня совсем не тиф. Это — сердце, только сердце…

— Успокойтесь, мой дорогой! — движением, которое каждый назвал бы профессиональным, Калинников взял старика за руку, нащупывая пульс.

Старик, пожалуй, и в самом деле имел больное сердце — оно билось так, что даже мнимому профессору стало страшно. Но не оставалось сомнений и в том, что здесь налицо был сыпной тиф: грудь уже покрылась характерной сыпью.

— У вас тиф, мой дорогой… — печально сказал Калинников.

— Тиф? — вскрикнул старик. — Господин профессор, я не имею права умирать!.. Вы — русский, да?.. Мне очень, очень нужно видеть своих родственников…

Калинников развел руками.

— Нельзя? — упавшим голосом спросил больной. — Я академик Федоровский, может, слышали?

Кочегар Калинников об академике имел приблизительно такое же представление, как о марсианах. Но должность обязывала его утвердительно кивнуть головой:

— Это имя знает весь мир, господин академик!

— Нет, нет, я только скромный биолог. Но… Я буду чрезвычайно благодарен вам, если вы какими-нибудь образом вызовете сюда моего зятя. Его зовут Иван Андреевич Сатиапал. Не удивляйтесь, что у него такая странная фамилия. Это — очень хороший человек, приват-доцент Петербургского университета. Я сейчас вам дам его адрес. Они не знают, что я здесь. Меня схватили на улице… Да, да, совершенно неожиданно… Мне очень нужно его видеть… Весь мир голодает… постоянно голодает… А грубых кормов — сколько угодно! Белки!.. Видите вон там шевелится белковая молекула?! Вы думаете, это молекула белка мяса свиньи?.. Ни в коем случае! Для ее создания использовали крапиву!.. Ха-ха-ха — крапиву!

Санитар подошел к больному и накрыл его одеялом.

— Бредит. Вряд ли выживет.

— Несите его в мою комнату. Вызовите доктора Бортникова.

Даже он, кочегар, понимал, что перед ним лежит не обыкновенный больной, — не из тех, которые готовы падать на колени перед любой швалью, лишь бы удрать от ненавистной власти рабочих и крестьян.