Николай Дашкиев - Зубы дракона. «Властелин мира»

Удивительно иногда складывается судьба человека! Много лет жизнь течет размеренно и тихо, и вдруг ворвется в нее неожиданное, вывернет все наизнанку, заставит совсем иначе взглянуть на прошлое и будущее.

Вот такой неожиданностью, которая принесла радость и горе, явилось для Сатиапала красное пятно на руке молодого англичанина.

Сначала Сатиапал не интересовался кто он такой. Удивительное сходство Бертона с расстрелянным англичанами Райяшанкаром казалось досадным совпадением, которое разбередило давнюю, но все еще болезненную рану. Но это пятно — "знак избранных", — которым гордился каждый мужчина рода Сатиапалов! Когда мальчик рождался без такого знака, он считался неродным, и разгневанные мужья изгоняли своих жен, не спрашивая, виновны ли они в действительности.

Такое родимое пятно носил Сатиапал, имел его и сын раджи Райяшанкар. А когда англичанин заявил, что он — сын известного ученого Рудольфа Бертона, Сатиапал едва не вскрикнул.

Нет, этот русый сероглазый молодой мужчина не знает, кто его настоящий отец! Да и сам Сатиапал только теперь, доживая свой век, узнал, что имеет сына.

Внимательным горячим взглядом старик ощупывал черты лица незнакомого до сих пор человека. Да, да, — ведь это же настоящий двойник Райяшанкара' Только у того были темные волосы и черные глаза… Точно такие, как тот глаз, что лежит в дезинфекцирующей жидкости, ожидая приживления.

Старость скупа. Она бережет все, что так бездумно транжирит молодость: силу, здоровье, любовь. Сатиапал уже дожил до возраста, когда с нетерпением ждут внуков, надеясь увидеть частицу самого себя в тех, кто призван продолжать род. Он последний в роду. Дочь — это дочь, гость в доме, птичка, которая рано или поздно выпорхнет и начнет вить гнездо для кого-то другого. Другое дело сын. А его не было…

И вот сын нашелся. Родной по крови, чужой по воспитанию, совершенно незнакомый… и все же дорогой. Не верилось, что он способен на что-то плохое; хотелось видеть его таким, как сам и даже намного лучшим, воплотившим в себе то, чего не было в отце.

В те, чуть ли не самые счастливые, минуты последних лет жизни, когда Чарли, — его Чарли! — лежал на операционном столе, Сатиапал едва удержался, чтобы не вырвать скальпель из рук русского. Одно неосторожное движение — и, может быть, навсегда будет потеряна возможность восстановить зрение Чарли.

Но Сатиапал был в таком состоянии, что не мог поручиться за себя. И он решил: что будет, то и будет! Пусть Чарли вошьют черный глаз вместо потерянного серого — не для насмешки, нет, а для того, чтобы сын больше походил на отца.

Никто не знал, что творилось в душе профессора. Он умел владеть собой, не выдавая себя ни перед женой, ни перед дочерью. Прежде чем объявить, что Чарли — его сын, Сатиапал хотел присмотреться к нему, установить, не лучше ли молчать об этом до самой смерти. Впрочем, даже при самом большом желании старик не мог бы усыновить Бертона сейчас, пока жива рани Мария. Такое известие убило бы ее.

А узел все запутывался. Профессор заметил, что его дочь влечет к Чарли. Это было страшно, но Сатиапал не осмелился рассказать правду и Майе. Он боялся, что потеряет дочь и не обретет сына. Чтобы избежать этого, он и решился на тот памятный разговор с русским врачом, сгорая от стыда и прекрасно зная, чем он закончится.

Положение становилось невыносимым. Сатиапал старался как можно скорее распутать клубок, форсировал "экзамены" Чарли на звание "настоящего сына", и, упиваясь сладким ядом воспоминаний, запутывался еще больше.

Джаганнатх Сатиапал, единственный сын почтенного и довольно богатого раджи, как и дети других индийских князьков, учился в Англии. В тот период Британская империя достигла своего высшего расцвета, а Индия считалась драгоценной жемчужиной британской короны.

С тысяча шестисотого года английская Ост-Индская компания выкачивала из Индии все, что могла, обрекая ее население на нищету и голод. Но кто думал о судьбе индийских бедняков? Сатиапал изучал историю родной страны по английским учебникам, а широкие массы читателей всего мира питались несуразностями, замешенными на сладеньком сиропе. Те, кто не бывал в Индии, знали о ней лишь как о стране слонов и памятников старины, благородных принцев и факиров, творящих чудеса…

На молодого красивого Сатиапала, приехавшего учиться в Кембридж, поглядывали с большим интересом. Ходили слухи, что он унаследует после смерти отца огромные богатства и неограниченную власть над территорией, величиной с Шотландию. Не одна из женщин высшего света Кембриджа тайком мечтала стать индийской княгиней, поэтому Сатиапала наперебой приглашали на банкеты, пикники, интимные вечера. Его сразу же причислили к категории "светских львов".

Молодой раджа не избегал встреч. Он изучал англичан гораздо внимательнее, чем они его; он знал, что рано или поздно нынешние друзья превратятся во врагов. Гнет одной нации над другой не может длиться без конца.

Джаганнатх Сатиапал не принадлежал к славной когорте тех, кто с оружием в руках борется за счастливую долю своего народа. Он был сторонником умеренных методов и прежде всего желал своей стране развития. Могучая в прошлом, Индия после распада династии Великих Моголов и длительного господства колонизаторов превратилась в отсталую и нищую страну. Ей нужны фабрики и заводы, люди, которые могли бы двигать вперед науку и технику. Только поднявшись на ноги, считал молодой раджа, Индия сможет выступить против могучей колониальной империи.

Наперекор воле отца Джаганнатх Сатиапал изучал в Кембридже не юриспруденцию, а естественные науки. И именно там, не на банкете, а в университетской лаборатории он совершенно случайно познакомился с Марией-Луизой Бертон, женой своего учителя.

Эпизодическое, быстро проходящее увлечение привело к связи более глубокой, чем обычно. Мария-Луиза сама стремилась к этому. Она беззаботно и легкомысленно сетовала, что ее муж вдвое старше ее, к тому же тяжело болен, а ей хотелось бы иметь ребенка.

Сатиапал считал это шуткой. Он вообще никогда не относился серьезно к взбалмошной певичке. Весной тысяча девятьсот двенадцатого года он встретил и по-настоящему полюбил другую и перестал бывать у Бертонов. Оскорбленная любовница бомбардировала его письмами, просила прийти, чтобы узнать о важной и приятной тайне. Сатиапал, считая это обычными женскими ухищрениями, избегал встреч, а вскоре выехал из Англии уже как жених Марии Федоровской, дочери известного, русского физиолога.

Это была настоящая, сильная взаимная любовь. Академик дал согласие на брак своей дочери с иностранцем, но поставил условие, что супруги навсегда поселятся в России.