Сергей Малицкий - Главный рубильник (сборник)

– И большая? – спросил Марцис.

– Сто пятьдесят монет, – поторопилась ответить Камилла. – Она же одна, без отца его вырастила. День и ночь в земле копалась, чтобы хоть что-то заработать, особенно когда отец ее умер, да вы сами посмотрите, мы же ровесницы, а на вид-то она лет на десять старше. Она, правда, никогда красотой не отличалась…

– Да ладно! – раздраженно вмешался Фукс. – Говори как есть – страшна она, как стог прошлогоднего сена после дождя. Одного не могу понять, кто ж позарился на нее, да слепил ей этакого красавца? Если только этот самый Сон Сонг по большой пьяни!

– Нет, – мотнула головой Камилла. – Певец этот за пять лет до рождения Питера умер. Другой кто-то. Не говорит она, молчит, и очень не любит, когда с ней об этом разговор заводят. У нас даже говаривали, – Камилла понизила голос, – что сам ее папочка ей сына и слепил. Хотя, опять же в кого Питер таким красавцем уродился?

– Да брось ты болтать, что, не попадя! – возмутился Фукс. – Как он мог слепить? Да он уже в год рождения Питера еле ноги переставлял после королевской темницы! Да и не было его еще дома, когда понесла Сандра!

– А ты не дергай меня, – почти закричала Камилла. – Что знаю, то и скажу! И то, что ты с соседкой закручивал, тоже! Пусть спасибо скажет, что воли тебе не дала, а то я б не только тебе волосы повыдирала, но и ей….

09

У входа в дом семейства Больб стояла точно такая же скамья, как и у дома старика Клавдия. Марцис провел пальцами по гладкому, украшенному резьбой дереву, спросил у смуглой девчушки лет шестнадцати, оседлавшей резную спинку.

– Питер скамейку ставил?

Девчушка усмехнулась, подобрала под себя ноги и ехидно скривила губы:

– А кто ж еще? У нас тут руками работают только в крайнем случае. Хотя теперь придется, Питер то исчез. Или вернется?

– А ты не знаешь? Тебя ведь Евой зовут?

– Точно так, – девчушка скосила глаза на замершего в паре шагов Кунжа и снова обратила взгляд на советника. – А ты кто?

– Советник Марцис, – ответил тот и присел на согретое солнцем дерево. – Сестра дома?

– И сестра, и мать, – хихикнула Ева. – Отец свеклу вчера еще на рынок повез, а мы теперь дома. Куда ж теперь в таком виде?

Она приподняла подол платья, демонстрируя заплаты, и тут же натянула его на колени и погрозила Кунжу, маявшемуся под полуденным солнцем, пальцем. Тот смущенно вытер со лба пот.

– Здесь все свеклу выращивают? – спросил Марцис.

– Не все, – замотала головой Ева. – У Питера на огородике много чего росло, да и мать его разное сажает. Каждый день по грядкам ползает, хотя зачем теперь, пенсию будет за сына получать. Можно и не работать. Сплавила сыночка и довольна.

– Куда ж это она его сплавила? – заинтересовался Марцис.

– А куда бы ни сплавила, – огрызнулась Ева. – Говорила сыну глупости всякие, вот он и пропал. Колдовство, не колдовство, но всякий знает, одно дело колдовать, другое судьбу править. Недоброе слово – не магия, просто так не отмахнешься. Мне дела нет, сестру жалко, теперь она в девках надолго, других парней в деревне нет.

– А парня тебе жалко не было? – сплел пальцы Марцис.

– А его-то мне зачем жалеть? – фыркнула Ева, и Кунж разглядел злость в темных глазах.

– Да все затем же, – вздохнул Марцис. – Я так понял, что тут в деревне любили парня. Даже оберегали. Все, кроме тебя. Иначе, зачем же ты Фукса уломала в дом тебя запустить? Зачем наколдованное скоблить начала?

– Не делала я ему зла! – поджала губы Ева.

– Кто знает, что есть зло? – пожал плечами Марцис. – Вот смотри, парня вроде ты околдовывала, на постель ворожила да тянула на себя его опять ты, память ему переплетала потом тоже ты, а если я об этом сестре твоей расскажу, вроде зло я сотворю, хотя все тобой сделано. Как же это так выходит? Что молчишь?

Замерла девчушка. Стиснула зубы так, что желваки на скулах зашевелилась. Пальцы побелели, которыми в спинку скамьи вцепилась. Сказать что-то хотела, да только молча сползла на сиденье, да глаза закрыла. Сухие ресницы захлопнула, и только тут Кунж разглядел, не шестнадцать ей, а года на два больше.

– Отчего пропал Питер? – спросил Марцис.

– Не знаю, – холодно вымолвила Ева. – Он говорил много, улыбался еще больше, а внутрь не всякого пускал. Только и поняла, что ждал чего-то. Сестре-то моей уж двадцать три, мамка моя пять лет ее к нему приспосабливала, говорила, пусть без магии, зато человек хороший, не обидит. Привораживала его, да, не без этого, но легко. В пределах положенного, когда ворожба не на парня ложится, а на девку, чтобы милей казалась. И все одно, оторвать не могла от Лизи этой, что б ей…. Даже когда я сама…. Но потом он возьми да скажи, если тот день переживет, то женится на сестре. Тот самый день переживет, когда в домик свой забежал. И все спрашивал до того еще, как бы я жила, если бы знала, что срок мне еще лет десять, не больше. Я сначала смеялась, говорила, что оторвалась бы по полной, а потом так и сказала ему: как ты, Питер, живешь, так и я бы жила. Если бы смогла. Он промолчал, а потом уж, перед полуднем на часы посмотрел и…. Ну, а дальше я рассказывала уже.

– Значит, больше ничего сказать не можешь?

– Да не знаю я ничего, – вздохнула Ева. – Мать его ему чего-то такое сказала, что он как на ровном месте споткнулся. Она же у него…. Уж на что Менка моя страшна, а Сандра так вообще. Я, кстати, долго удивлялась, что у такой страшилы красавец родился. Моя мать говорила, что он на какого-то певца похож….

– Ева!

Голос прозвучал от дома. Кунж повернулся и увидел сестру. Она уже была ему знакома, но теперь, когда магия не прикрывала ее, Кунж вздрогнул. Половину лица девушки занимало отвратительное красное пятно.

– Зря вы все это затеяли, – буркнула Ева и пошла к дому.

– Ну что? – кашлянул Кунж. – Господин советник? Вторую дочку, да мать ее – будете опрашивать?

– Нет, – отряхнул костюм Марцис. – Да и не о чем спрашивать их. Всю магию, что в доме парня обнаружил, я для себя разъяснил. Но к загадке не приблизился. Понимаете, господин Кунж, главное – технология, а мы все занимаемся персоналиями.

– Так может закончить с персоналиями? – поморщился Кунж от напекшего голову солнца. – Если остальных Больб не теребить, то остаются дед Клавдий и мать парня.

– К матери пошли, – поднялся Марцис. – Отложим пока Клавдия. Стариков надо в последнюю очередь слушать, чтобы их науку собственными мыслями не перебить.

10

Дверь в дом Сандры была распахнута настежь, словно хозяйка ждала гостей. Кунж постучал деревянным молотком и, дождавшись невнятного возгласа, шагнул в дом. В отличие от дома Фукса у Сандры было не в пример уютнее. На стенах висели детские рисунки и портрет симпатичного молодого парня с мандолиной в руках. Мебель укрывали салфетки и циновки. Сандра сидела у стола и смотрела в окно на дом сына. Ее большие руки казались прокопченными в дыму и маслянисто поблескивали на белой скатерти, но Кунжа пугали не руки. Еще с первого приезда в деревню он избегал смотреть на лицо Сандры. Оно вызывала дрожь, почти ужас. По отдельности все в ее лице – и прямой большой нос, и тонкие губы, и чуть выкатившиеся глаза с выступающими зрачками, и маленькие веки, и расширяющиеся книзу щеки, и отсутствие морщин на широком словно высеченным из камня лбу, и не менее десятка подбородков за первым крохотным и острым, не вызывало отторжения, но вместе эти черты соединялись в какое-то колдовское заклятье, вызывающее ужас и дрожь. Сандра была по-настоящему страшна. Ее глаза оставались безучастны, но Кунж неожиданно подумал, что если она попытается поселить в них доброту, то в ту же секунду станет страшнее в тысячу раз.