Абрахам Меррит - Лунная заводь

— Тут не совсем так, как я бы разместил слова, возможно, — сказал он, но, в своей сущности, он правильно выражается. Я никак не буду поднимать на вас руку, пока мы все еще имеем опасность. Я клянусь вам об этом своей честью.

Ларри расхохотался.

— О'кей, профессор, — успокоившись, сказал он. — Как вы понимаете, я искренне верю каждому вашему слову. Тем не менее, советую вам помнить пистолет у меня всегда под рукой.

Маракинов невозмутимо поклонился.

— А теперь, — сказал он, — я расскажу вам, о чем узнал. Я нашел секрет дверного механизма точно так же, как это сделали вы, доктор Гудвин. Но из-за неосторожности побились мои конденсоры. Я был вынужден ждать, пока я посылал за другими… и ожидать возможно было бы месяцы. Я совершил определенные предосторожности и на первую ночь этого полнолуния я запрятался изнутри подземелья Хауте-лур.

Невольно трепет восхищения перед этим человеком, отважно решившимся броситься в тьму неизвестности, охватил меня. На лице Ларри я мог видеть отражение того же чувства.

— Я запрятался в подземелье, — продолжал Маракинов, — и увидел, как тот, который выходит отсюда, — вышел. Я ждал. много часов. Наконец, когда луна опустилась уже низко, он вернулся., в полном экстазе., с мужчиной, туземцем, захвативши его в объятия. Он прошел через дверь, и скоро луна забралась еще ниже, и дверь закрылась. В следующую ночь мне было больше уверенно, йес! После того, как ушел тот, который выходит, я заглянул в его обиталище через открытую дверь. Я сказал: "Этот не вернется за три часа. Пока будет его отсутствие, почему не пойти бы мне в его дом через дверь, когда она остается открытой?" Вот так я пошел… точно сюда. Я разглядывал колонны света, и я испытывал жидкость заводи, на которую они падали. Эта жидкость, доктор Гудвин, не есть вода, и это не есть вещество, известное на земле.

Он подал мне небольшой сосуд, обвязанный за горлышко длинным ремешком.

— Вот, возьмите, — сказал он, — и посмотрите сами.

Заинтригованный, я взял бутылочку и опустил ее в заводь. Жидкость оказалось необыкновенно легкой, столь легкой и невесомой, что сосуд прошел сквозь нее, как через воздух. Вытащив бутылочку, я повернул ее к свету. Содержимое сосуда пронизывали полосы и извилины, как будто сквозь него бежали маленькие трепещущие жилки. И даже через стенки сосуда пробивался свет, который интенсивно излучала голубая жидкость.

— Радиоактивность, — сказал Маракинов. — Некоторые жидкости, как мы знаем, также сильно радиоактивны, но что это за такое, я не понимаю до конца. На кожу живого человека она действует как радий в n-й степени силы, и добавляется еще. действие какого-то элемента, совсем неизвестного. Раствор, с которым я его лечил, — он указал на Халдриксона, — я приготовил, прежде чем идти сюда, исходя из определенной информации, что я обладал. Он представляет собой в большой степени соли радия, и в основе его лежит формула Лейба для нейтрализации ожогов, сделанных радием и X-лучами. Взявшись за этого человека сразу, пока изменения не оказались по-настоящему действительными, я смог все убрать назад. Но после прошествия двух часов, я ничего не смог бы сделать.

Он немного помолчал.

— Затем я изучил природу этих светящихся стенок. Я пришел к выводу, что тот, кто их сделал, кто бы он ни был, знал секрет Всемогущего Бога производства света из самого эфира. Колоссально! Йес! Кроме того, субстанция этих блоков включает в себя атомные — как бы вы сказали? — атомные растасовки, упорядоченное расположение электронов, световую эмиссию и, возможно, бесконечно много всего другого. Эти блоки на самом деле — лампы, йес, в которых масло и фитиль… это электроны, выбивающие световые волны из самого эфира. Прометей — вот первооткрыватель этого! Я поглядел себе на часы, и этот маленький ангел-хранитель предупредил, что время для меня все вышло. Я ушел. Тот, который приходит, вернулся… в этот раз с пустыми руками. И следующей ночью я сделал такую же вещь. Захваченный в исследования, я потерял момент до самой опасной точки, и только что я разместился внутри подземелья, когда эта светящаяся тварюга побежала поверх стен, и в ее лапах держались женщина и ребенок. Потом вы пришли и все это от меня! А теперь, что знаете вы?

Очень кратко я изложил свою историю.

Время от времени в глазах Маракинова вспыхивали искорки, но он не прерывал меня.

— Большой секрет! Колоссальный секрет! — пробормотал он, когда я закончил рассказывать. — Мы не можем оставить его спрятанным.

— Первым делом надо попытаться открыть дверь, — сказал Ларри, возвращая нас к действительности.

— Это не полезно, мой юный друг, — мягко уверил его Маракинов.

— Все равно — надо попытаться! — сказал Ларри.

Мы прошли назад тем же путем по извилистому туннелю, но вскоре даже О'Киф убедился, насколько безнадежна сама мысль о том, чтобы открыть плиту изнутри. Мы вернулись в зал, где находилась Лунная Заводь. Столбы света стали гораздо бледнее, и мы поняли, что луна садится. Связь с внешним миром скоро прервется! Я начал ощущать жажду… и голубое подобие воды внутри серебристого ободка теперь мне казалось огромным глазом, который насмешливо подмигивал, когда мой взгляд останавливался на нем.

— Йес! — Маракинов словно каким-то чудом прочел мои мысли. — Йес! Мы будем сильно захотеть пить. И это станет очень плохо для того, кто потеряет свой контроль и попьет отсюда, мой друг. Йес!

Ларри распрямил плечи, словно отбрасывая от себя тягостные мысли.

— Чудное местечко, ничего не скажешь. Тут и самого развеселого ангела прошибла бы трясучка, — сказал он. — Я предлагаю осмотреться кругом и поискать, нет ли другой возможности выбраться отсюда. Держу пари, что люди, построившие это место, предусмотрели гораздо больше способов попасть сюда, чем парадный вход, действующий три дня в месяц, через который мы сюда попали. Вот что, доктор, — вы с Олафом идите вдоль левой стены, профессор и я пойдем направо.

Ларри красноречивым жестом расстегнул кобуру одного из своих пистолетов.

— Только после вас, профессор, — вежливо поклонился он русскому.

Мы разделились и отправились на разведку.

Начиная с арки, через которую мы вошли, зал плавно расширялся, по всей видимости, следуя дуге круга невероятных размеров. Мерцающие стены заметно выгибались, и по их кривизне я прикинул, что крыша, должно быть, находится футах в трехстах у нас над головой.

Пол был вымощен гладкими, со слабым желтоватым отливом блоками, плотно, как детали мозаики, подогнанными друг к другу. В отличие от блоков, из которых были сложены стены, они не испускали свет.