Орсон Скотт Кард - Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера

Как осмелился этот чужак вломиться в ее дом и распахивать шторы, которые повесила она сама!

– Я этого не потерплю, – сказала она. – У вас нет никакого права рыться в жизни моего мужа.

Он удивленно поднял бровь. Она хорошо помнила Межзвездный Кодекс, а потому точно знала, что у него есть не только право, но и полная поддержка закона.

– Маркано был жалким и несчастным человеком, – настаивала она. – Если вы расскажете правду о нем, это не принесет людям ничего, кроме боли.

– Вы совершенно правы, когда говорите, что правда о нем не принесет ничего, кроме боли, но это вовсе не потому, что он был жалким человеком, – ответил Голос. – Если я расскажу то, что все уже знают: что он ненавидел своих детей, бил жену, пил и буянил во всех барах города, пока полиция не доставляла его домой, – я не причиню боли, не правда ли? Наоборот, я дам людям удовлетворение, ибо все уверятся, что с самого начала судили о нем правильно. Он был ничтожеством, а потому они имели право обращаться с ним как с ничтожеством.

– Вы думаете, не был?

– В мире нет ничтожеств, это нужно понимать. Нет человека, чья жизнь оказалась бы пустой. Даже самые злые и жестокие мужчины и женщины совершали и добрые поступки, хотя бы в малой степени искупающие их грехи. Если вы узнаете их сердца, то поймете это.

– Если вы искренни, значит вы моложе, чем выглядите, – ответила Новинья.

– Неужели? – удивился Голос. – Меньше двух недель назад я получил ваше приглашение и очень внимательно изучал вас. Даже если вы уже забыли, я-то помню: молодой девушкой вы были прекрасны, милы, добры. Вы и раньше были одиноки, но Пипо и Либо – они обожали вас и находили достойной любви.

– Пипо тогда уже умер.

– Но он любил вас.

– Вы ничего не знаете, Голос! Вы находились в двадцати двух световых годах отсюда! И, кроме того, я не себя называла ничтожеством, я говорила о Маркано!

– Но вы же не верите в это, Новинья. Потому что знаете об одном добром и благородном поступке, оправдывающем жизнь этого несчастного человека.

Новинья не понимала, откуда взялся этот панический ужас, она знала только, что должна заставить его замолчать, прежде чем он назовет… Хотя какое доброе дело мог совершить Кано?

– Как смеете вы называть меня Новиньей! – крикнула она. – Уже четыре года никто не зовет меня так!

В ответ он поднял руку и кончиками пальцев провел по ее щеке. И столько робости было в этом жесте, будто перед ней подросток. Он напомнил ей Либо, и этого она уже не могла вынести, схватила его руку, отвела и рванулась мимо него в комнату.

– Убирайтесь! – выплюнула она. – И ты тоже, Миро!

Сын быстро поднялся с кровати и отступил к двери. По его лицу было видно, что, несмотря на все то, что он уже видел в этом доме, ее ярость все еще заставала его врасплох.

– Вы ничего от меня не получите! – рявкнула она Голосу.

– Я пришел не для того, чтобы забирать у вас, – спокойно ответил он.

– И от вас мне тоже ничего не надо! Совсем! Вы для меня ничто! Слышите? Ты – ничтожество! Lixo, ruína, estrago – vai for a d’aqui, năo tens direito estar em minha casa![24] У вас нет права находиться в моем доме!

– Năo eres estrago, – прошептал он, – es solo fecundo, e vou plantar jardim aí[25].

А затем, прежде чем она успела ответить, закрыл дверь и ушел.

По правде говоря, ей нечего было бы ответить ему. Его слова совершенно ошарашили ее. Она назвала его «эстраго», но отвечал он так, будто это о себе она говорила как о пустыне. И она говорила с ним грубо, используя оскорбительно-фамильярное «tu» – «ты» вместо «o senhor» или более свободного «você». Так можно разговаривать с ребенком или с собакой. Но когда он ответил ей в той же интонации, с той же фамильярностью – это словно подразумевало совсем другое. «Ты не пустыня, ты плодородная земля, и я посажу здесь сад». Так мог обратиться поэт к своей возлюбленной или даже муж к жене. «Ты» стало нежным, любовным, а не дерзким. «Как смел он, – прошептала она про себя, дотрагиваясь до щеки там, где коснулась его рука. Он очень жесток, я не знала, что Голос может быть таким. Епископ Перегрино совершенно прав. Он опасен – неверующий, антихрист, он вошел запросто в те места моего сердца, которые я оберегала как святыню, куда не пускала никого, никогда. Он наступил на те жалкие побеги, что еще росли на этих камнях. Как жаль, что я не умерла до того, как повстречалась с ним, он уничтожит меня, он наверняка покончит со мной до того, как завершит свои поиски».

Потом она услышала, что кто-то плачет. Квара. Конечно, все эти крики разбудили девочку, она всегда очень чутко спала. Новинья уже хотела открыть дверь, выйти и успокоить, утешить ее, но тут поняла, что плач умолк. Мягкий мужской голос напевал какую-то песенку. Язык незнакомый. «Немецкий, – подумала Новинья, – или один из диалектов Севера». Что бы слова ни значили, она их не понимала, но знала, кто поет, и чувствовала, что Квара уже успокоилась.

Новинья не помнила такого страха, да, с тех пор, как узнала, что Миро собирается стать зенадором, пойти по стопам человека, убитого свинксами. «Этот человек распутывает сети моей семьи, пытается снова связать нас воедино, но по дороге он раскроет мои секреты. Если он узнает, как умер Пипо, и скажет правду, Миро узнает то, что убьет его. Я больше не собираюсь приносить жертвы свинксам. Они слишком жестокие боги, чтобы я могла поклоняться им».

Потом, лежа в постели за закрытой дверью, пытаясь уснуть, она услышала, как в передней смеются Квим и Ольяду вместе с Миро и Элой. Она представила их в согретой радостью комнате. Новинья погружалась в сон, и во сне не Голос сидел с ее детьми и учил их смеяться, а Либо, снова живой, и все знали, что он ее муж, человек, чьей женой она стала в сердце своем, хоть и отказалась венчаться с ним в церкви. Даже во сне эта радость была слишком велика, и подушка очень быстро намокла.

9

Врожденный дефект

Сида: Возбудитель десколады – не бактерия. Такое впечатление, что он проникает в клетки тела и поселяется там совсем как митохондрии; он делится, когда делится сама клетка. Тот факт, что он сумел перейти на новый вид живых существ спустя всего несколько лет после нашего прибытия сюда, показывает, что он очень легко адаптируется. Он наверняка давным-давно захватил всю биосферу Лузитании. Такой эндемик – перманентная инфекция.

Густо: Если он постоянная часть всех здешних организмов, это уже не инфекция, Сида, это образ жизни.

Сида: Но ведь это не обязательно врожденное – возбудитель может перемещаться. Но ты прав: если это эндемик, тогда все местные организмы, должно быть, отыскали какой-то способ с ним бороться…

Густо: Или адаптировались к нему и включили его в свой жизненный цикл. Возможно, они даже нуждаются в нем.

Сида: Нуждаются в том, чтобы их гены развязывали, как шнурок на ботинке, а потом снова собирали как бог на душу положит?

Густо: Возможно, именно поэтому на Лузитании так мало видов живых существ. Десколада обрушилась на них сравнительно недавно, примерно полмиллиона лет назад, и большинство не смогло адаптироваться.

Сида: Как жаль, что мы умираем, Густо. Другие ксенобиологи будут по уши завалены работой по адаптации и, наверное, не доберутся до этой проблемы.

Густо: Это единственная причина, заставляющая тебя сожалеть о нашей смерти?

Эндер добрался до своего жилища только глубокой ночью и почти до утра гадал, что же все-таки произошло в доме семьи Рибейра, особенно после того, как пришла Новинья.

Несмотря на ночное бдение, Эндер проснулся рано. Голова его была полна вопросами, на которые следовало отыскать ответ. С ним всегда происходило такое, когда он готовился Говорить о чьей-то смерти. Он не мог ни на мгновение освободиться от размышлений о том, каким этот мертвый мужчина видел себя сам, о той жизни, которую собиралась прожить эта погибшая женщина. А сейчас были и другие причины для беспокойства. Его волновала также судьба живых.

– Конечно, ты влез в это по самые уши, – фыркнула Джейн, когда он попытался объяснить ей свое настроение. – Ты влюбился в Новинью еще до того, как мы покинули Трондхейм.

– Возможно, мне и нравилась девушка, но женщина зла и эгоистична. Посмотри, во что превратились ее дети.

– И это Говорящий от Имени Мертвых? Теперь ты тоже судишь людей по тому, кем они кажутся?

– Возможно, я влюбился в Грего.

– Ты всегда проникался теплыми чувствами к тем, кто мочился на тебя.

– А Квара? Все они, даже Миро, мне понравились.

– И они любят тебя, Эндер.

Он рассмеялся:

– Людям всегда кажется, что они любят меня, пока я не начинаю Говорить. Новинья более чувствительна, чем другие, и она возненавидела меня раньше, чем я сказал правду.