Дмитрий Изосимов - Метагалактика 1993 № 2
— Это Трясина, Миша. Это Великая Трясина. Ты знаешь, что это такое? Нет, ты не знаешь. А я там был до тебя. Мне-то ты можешь верить?
— Не хочу я тебе верить. Ничего я не хочу. Я хочу сходить и посмотреть. Абсолютно безопасно. Просто взглянуть издалека. А если с ним что-нибудь случилось?
— Ну и что? — Яран подошел вплотную и посмотрел на него выпуклыми кошачьими глазами. — Чем ты ему поможешь? — Яран стал мягче, сел на траву и положил рядом оружие. — Миша, подумай… логикой. Понимаешь?
— Да.
— Если с ним что-нибудь, как ты к нему проберешься? Или опять собрался воевать?
— При чем тут воевать?
— Ему было трудно, его раздирали противоречия, его раздражало Яраново упрямство, а оба Просветителя смотрели на них с любопытством и даже не пытались вмешаться. Им-то что, они и без этого довольны. А вот поставь их на мое место, как они подумают про своего Торха, или как его там… Да какая разница!
Михаил молча взял карабин, проверил, все ли патроны на месте, быстро заходил по поляне, собирая все необходимое, взял сумку и упрямо сказал, твердо глядя Ярану в глаза:
— Я пойду один. Что бы ни случилось. — Он посмотрел на Октара. — Но может быть кто-нибудь пойдет со мной…
Октар сказал:
— Я пойду.
— Сумасшедшие, — устало произнес Яран, не оборачиваясь. — Два неугомонных идиота. Что вам жить мешает? Скажи, Михаил.
— Да не поймешь ты этого! — быстро ответил Михаил и сел перед Яраном на корточки. — Не смогу я иначе, понимаешь? Просто не смогу. У меня нет времени тебе объяснять, да и ни к чему это. Мало того, что ты меня обижаешь, так еще и упрямишься.
— Не пущу, — упорно повторил Яран.
— Ну что мне, драться с тобой?
Яран посмотрел на него, потом отвернулся.
— Иди. Иди без всяких вопросов. Но помни, что меня рядом уже не будет. И помочь будет некому.
— Пошли, Октар, — сказал Михаил и стал быстро спускаться. Сзади семенил малыш и что-то бормотал. У кромки леса он обернулся. Яран черной тенью стоял на плоской вершине горбатого холма и непонятно было, то ли он смотрит на них, то ли стоит к ним спиной.
Они выбрались на дорогу. До деревни было около километра, и вместо привычных очертаний деревенских хижин, покосившихся, старых, прогнивших, впереди песчаное дорожное полотно скрывалось в жирном коптящем дыму. Чем ближе они приближались, тем явственней чувствовался запах жженых пластмасс, оргалита и извести, к тому же примешивался озон, и это очень не нравилось.
Потом стали попадаться первые домики, сначала целые, потом покосившиеся, потом без крыш, а местами просто фундаменты. Все дальше вглубь дома были разрушены до основания. На дороге валялось множество расщепленных обугленных бревен, в кювете лежала разбитая повозка. Дальше трещал и рвался пожар, охвативший сразу три дома подряд. Одиноко дымился каркас дотла сгоревшей будки-пристройки к метеостанции, с шипением и треском рассыпались нагоревшие черные клочья, и с рамы капала горящая пластмасса. Михаил со страхом смотрел на домики, которые слизнуло одним взрывом, и боялся увидеть где-нибудь под бревном безжизненную черную руку. Октар озирался, с удивлением взирая на срезанную под корень деревню, останавливался около домов, заглядывал в пустые проемы окон одиноких торчащих стен. Потом Михаил увидел железные обломки, воронку и сразу все понял.
Метеостанции больше не было. На ее месте теперь курилась едким дымом широкая воронка, далеко уходящая в глубь земли. На дне торчало несколько раскидистых свай, сдавленных, сплющенных, перекрученных. Стены воронки были покрыты толстым слоем спекшейся от страшного жара полупрозрачной пластмассы, которая медленно остывала, щелкала и кроваво блестела на солнце. Выдернутый мощной силой взрыва комок земли сухими обугленными курганами лежал на сто метров вокруг. И деревья, толстые, могучие, были выдраны все той же разбушевавшейся энергией, словно срезанные бритвой. Но самое страшное — это тишина. Оглохшая, мертвая, звенящая тишина лежит, как плотная пробка, на разметанной деревне, даже птицы не кричат, и хочется закричать самому заорать, изо всей силы, чтобы пробить эту пленку. Но ничего не поможет. Было слышно только, как потрескивают бревна, дымятся нелепые одинокие стены, слабо гудит недалекий пожар и с таким шипением разливается по каркасу зеленое чадящее пламя.
Михаил сел на горячий край воронки, свесив ноги в черную стеклянную пропасть, положил рядом бесполезный карабин и сунул лицо в пригоршню ладоней. Растер пальцами веки, щеки и стал грязным от копоти, как древний шахтер. Недалеко стоял Октар перед сипящим срубом и пинал, как мячик, раскаленные угли. Сруб перестал сипеть, поехал вбок и тяжело рухнул, подняв в облаке дыма сноп искр и сажи. Руки под бревном Михаил не увидел. Но он видел, как другая рука, толстая и могучая, схватила поселок за тощее горло и одним движением расплющила дома, срубы, хижины. Наверное, пещерников. Детей.
Слева задвигались кусты, кто-то заворчал, и из леса вышли Яран со стариком. Старик неумело держал карабин за дуло, волоча по земле, как палку, и непрестанно вздыхал. Яран обошел редкие пеньки и сел рядом с Михаилом.
— Это конец, — тихо произнес Михаил и безнадежно покачал головой. — Я ведь ему говорил, объяснял, а он не послушался.
— Как ты думаешь, почему метеостанция взорвалась? Я ведь с вашей техникой не знаком.
— Может, замкнуло аккумуляторы, может, изменилась настройка реактора и наступила цепная реакция. — Михаил отчаянно взглянул на Ярана. — Ты знаешь, что такое цепная реакция? Это когда весь комплекс моментально превращается в раскаленное ионизированное облако точек и не остается почти ничего. — Михаил снова стал смотреть вниз. — Есть случайность, что аннигиляция происходит самопроизвольно, но случайность чисто теоретическая. А тут вряд ли. То есть просто невозможно. Это значит, что либо он сам перенастроил реактор, либо это сделали аборигены. Ну что ты молчишь, Яран?! — закричал он. — Ну скажи же ты что-нибудь! Или тебе наплевать?
— Что такое «наплевать»? — с интересом спросил Яран.
— «Наплевать» — это и есть наплевать, — отрезал Михаил и злорадно сплюнул в пропасть. — Вот так — «наплевать». Как в душу.
Он поднялся и быстро пошел прочь.
— Михаил! — крикнул вдогонку Яран. — Подожди, Михаил!
Он догнал его, схватил крепкими руками за плечи и круто развернул.
— Ничем ты ему не поможешь, — проворковал он. — Ничем. Если все так, как ты говоришь, его больше нет.
Михаил стал сосредоточенно вырываться.
— Ну что ты рвешься, Миша? Да подожди ты! Миша. Что ты рвешься? Я тебе помочь хочу, а ты…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});