Александр Громов - Менуэт Святого Витта
Он потерял представление о времени. Рассвет все не наступал, а туман не грел, и все труднее становилось заставлять себя двигаться. Потом пропал Йорис, и его искали ощупью в кромешной темноте, а когда нашли по слабому стону, оказалось, что он споткнулся и рассадил коленку, встать не может, и пусть от него наконец отстанут… Они оттащили Йориса подальше от воды и по хрусту под ногами поняли, что крошечные лужицы в складках гранита подернулись тонким льдом.
Под самое утро Питер все же уснул – не потому, что решил непременно выспаться, а просто больше не осталось сил. Он так и задремал, сидя на корточках. Вере пришлось долго будить его, она боялась, что Питер не проснется, он был совсем холодный и даже не дрожал, но все же проснулся, встал через силу и даже, улыбнувшись, сказал «йо-хо!». Тогда Вера почувствовала стыд. Не нужно было будить. Кто угодно мог замерзнуть, но не Питер.
Вдвоем растирали Йориса до тех пор, пока он не захныкал. Медленно занимался рассвет. Утренний ветерок разорвал туман и гнал белесые клочья к середине озера. Водяного слона нигде не было видно. Зато стал виден берег. Близко. Теперь совсем близко.
Питер покачал головой, перехватив взгляд Веры.
– Не сейчас. Дождемся солнца и будем греться по меньшей мере час. А потом – лодку на воду!
– Йо-хо! – сказала Вера, и Питер улыбнулся.
28
Свет.
В глаза.
Лицо Маргарет странно плыло. Оно было большое и белое, как луна, которой не было и не могло быть у этой планеты… Как полузабытая луна, оставшаяся где-то очень далеко вместе со многим другим, что тоже полузабыто или забыто совсем. Есть во Вселенной такое место – Земля.
Мягкие руки. Свернуться в комочек и лежать, а руки пусть гладят. Как в детстве. Ведь помню же…
Выньте из головы молот. У-у… Кто там стучит? Вон!
Стефан пошевелил пальцами ног. Они слушались. Во рту было кисло, и жгло гортань. Он пошевелил головой и удивился, что свет не померк и потолок не рухнул. Тогда он понял, что сумеет встать.
– Лежи! – прикрикнула Маргарет. – Пришел в себя, вот и хорошо, вот и лежи. Поправляйся.
– Что? – пробормотал Стефан. – Зачем?
– Ничего умнее сказать не мог? Лежи уж. Молчи.
«Я жив, – подумал Стефан. – Главное, я жив».
Руки тоже действовали. На сгибе правой еще не рассосался желвак от прикосновения инъектора. Видно, Маргарет решила, что дело швах, раз всадила в него лошадиную дозу. Плюс, похоже, зверское промывание желудка через зонд.
Ничего не помню.
Он ощупал пояс. Кобуры не было.
– Бластер у меня, – сообщила Маргарет.
– Отдай!
– Возьмешь сам, когда встанешь. Я сказала им, что буду стрелять. Они и не сунулись. Только угрожали.
– Подонки! – сказал Стефан.
Маргарет охотно кивнула.
– А ты-то как думал? Ангелов пока что не замечено – именно подонки! Они самые. Станешь тут ангелочком, когда физиология тебе одно – интеллект другое… Я только одному удивляюсь: почему одна Абби сошла с ума, а не все мы? Велик человек, если и такое выдерживает.
– Голова кружится, – пожаловался Стефан. – И мутит…
– Считай, трупом был. Судороги, асфикция… Я ввела тебе атропин и кое-какие сердечные стимуляторы… На вот, пей.
Стефан отпил глоток из подставленной чашки. Это было теплое молоко. Ткнул чашкой в пальцы Маргарет.
– Не буду.
– Здесь я врач. Влить бы в тебя весь запас, да малышей жалко. Пей, говорят!
Стефан покорно выпил.
– Спасибо…
– Попозже закачу тебе солевого слабительного, – утешила Маргарет. – Судно под койкой. К завтрашнему дню будешь в норме, это я тебе говорю.
– Ладно… – прохрипел Стефан. – Что это со мной было?
– Ты бы лучше спросил, что со мной было, когда я тебя сюда тащила! А с тобой ничего из ряда вон выходящего не было – обыкновенное отравление. Теперь еще скажи, что ты этого не ждал.
– Почему?
– Потому что всех царей и диктаторов так или иначе пытались убить. А некоторых травили именно пирожными.
– Кто? – с усилием спросил Стефан. В голове по-прежнему стучало. – Диего?
– Вряд ли. Я тут кое-что успела, пока ты валялся… В общем, так себе отрава: мускарин, толика растительных галлюциногенов, следы рицина. Сам понимаешь, такую смесь незачем синтезировать, проще собрать в лесу.
– Кто? – повторил Стефан.
– Так я тебе сразу и вычислила, – фыркнула Маргарет. – Ага! Я что – мисс Марпл? Пэт Артин? Кто угодно мог. Если хочешь знать мое мнение, не стоит тратить время на выяснение. Потрать его на что-нибудь другое, мой тебе совет. И не забудь сделать вид, что ничего особенного с тобой не произошло. Хорошая мина при плохой игре дело благодарное, сам знаешь… – Маргарет хихикнула.
– Найду, – сказал Стефан.
– Следствие, значит, собираешься учинить? Ну-ну. А я так скажу: если они заранее договорились, тогда виновны все, а всех в карцер не пересажаешь. Да и карцера нет. На что тебе один исполнитель, когда остальные не лучше? А если тебя травил одиночка, так ты его не найдешь, пока он сам не проболтается, уж можешь мне поверить. Вот. Драка точно не была подстроена, и били-то Дэйва ногами, может, как раз из-за того, что помешал тебе все смолотить. Лучше радуйся, что откусил всего кусочек, да и яд не убойный. Хотели бы убить – мазнули бы чем-нибудь посерьезней, есть тут одна травка… Только им не труп нужен. Им бластер нужен.
Стефан скосил глаза. «Махер» лежал на столе отдельно от кобуры.
– Значит… – с трудом произнес Стефан, – ты… видела?
Он понял, что плохо управляет голосом. «Ты» вышло хрипатым басом, а «видела» – визгом. Но это было не важно.
– Видела.
– И они видели, – сказал Стефан.
Маргарет рассмеялась.
– Что же я, дура, чтобы им показывать? Не волнуйся, я не разболтаю, сколько у тебя зарядов. А «глаз» я случайно нашла, представь себе. И знаешь, где он был? Донна спрятала в душевой, чтобы за мальчишками подглядывать. Мне урок прикладной психологии. Тихоня тихоней, а в тихом омуте…
– Меньше болтай!
– Думаешь, слушают? Вряд ли. Видишь ли… – Маргарет поколебалась. – Не хотела тебе сразу говорить, но… в общем, у них что-то вроде собрания на лысом пятачке. На работу с утра никто не вышел.
– Как это – никто? – спросил Стефан и заморгал.
– Да так уж. Даже Фукуда.
– А сколько сейчас времени?
– День давно.
– Ч-черт!..
Он вскочил с койки, и медотсек поплыл у него перед глазами. Молот в голове ухнул так, что едва не свалил с ног. Стефан ухватился за Маргарет.
– Ну-ка, ляг! Кому сказала!
– Уйди!..
Одежду. Обувь. «Махер». Он им покажет собрание! Торф! Каждый день, каждый час – торф! Ворошить болото, таскать и таскать бурую жидкую грязь, сушить, жечь в топке, скармливать синтезатору – иначе просто не выжить. Работать… не обращая внимания ни на что: ни на лень, ни на усталость, ни на остервенелую боль в голове и кишках. Они сошли с ума, коли перестали понимать очевидное. Их надо заставить. Наказывать нерадивых – без этого тоже не выжить…
– Где китель? – прохрипел он.
– В стирке. Робу вот возьми.
Стефана качнуло. Вспышка боли в животе заставила согнуться пополам.
– Убедился? Тебе лежать надо, а мне идти. Джекоб с утра прямо криком кричит.
– Ты вот что… – Стефан через силу выпрямился. – Ты мне коли все, что хочешь, а только я должен ходить. Я с тобой не шучу. Поняла?
– Чего уж тут не понять. А лучше бы лег.
– Коли!
Маргарет отступила на шаг, смотрела с участием.
– Ну? – крикнул Стефан. – Что?!
– Я тебе главного не сказала… Питер вернулся.
29
Трудно уже было вспомнить, кто, когда и зачем пролил в этом месте некую зловредную химию, по указанию ли Бруно Лоренца это было сделано (непонятно, для чего отцу понадобились такого рода эксперименты) или по чьей-то бестолковости либо халатности (тогда почему в бортовом журнале нет записи о взыскании?), но на полоске тощей земли между новым навесом для торфа и старой кузницей никогда не росло ни клейкой травы, ни лишайника, и именно поэтому пришлось отказаться от мысли развести на лысом пятачке огород. Еще труднее было понять, почему это место исстари было облюбовано для проведения народных собраний – в тех, разумеется, случаях, когда по причине зимних дождей их не приходилось переносить в утробу корабля. Так или иначе, собирались здесь – и узнать норму на текущий день, и выслушать очередную филиппику Маргарет против плохого мытья рук и посуды, а иногда и вякнуть что-нибудь вразрез. Илья даже сколотил скамеечку на краю пятачка, причем во внерабочее время – числился за ним такой подвиг.
Сейчас на скамеечке сидел Йорис и лелеял распухшую ногу. Выглядел он скверно – одни огромные глаза, как на иконе, – и временами надрывно кашлял, сплевывая мокроту. К нему устремилась Маргарет и немедленно принялась мять колено. Йорис взвыл. Перебинтованный Дэйв угрюмо держался в стороне, на него больше не обращали внимания, выпустив вчерашний пар. Коренастую Веру застила толпа, слышался только ее голос, повествующий о каком-то катамаране, зато Питер был – вот он! – дочерна загорелый кумир с обтянутыми торчащими скулами и свалявшимися в грязный ком волосами, а все равно – красавец. Что ему сделается… И Секс-петарда, конечно, рядом.
