Павел Амнуэль - Маленький клоун с оранжевым носом

— Ну, конечно! Не поняли! Все утверждают одно и тоже: «он стоял, потом вдруг упал…» То есть никто к жертве не подходил, орудия преступления нет, рана появилась сама по себе — в общем, Божья кара, не больше и не меньше.

— Так и было, — кивнул я.

— Вы при этом: не присутствовали, откуда вы знаете, что было именно так?

— Мне рассказали. И в отличие от вас я знаю, что сказали правду. Да и когда они успели бы сговориться — я вбежал в комнату сразу, как только…

— Как только, так сразу, — раздраженно сказал следователь.

— Кстати, — вспомнил я, — экспертиза, наверно, уже установила, какое оружие было…

— Установила, — поморщился следователь, но продолжать не стал, и я спросил:

— Нож для разрезания бумаги, что лежал в ящике компьютерного столика?

Следователь поднял на меня пристальный взгляд, ну совсем как комиссар Мегрэ.

— Почему вы так думаете?

— Потому, — сказал я, — что в квартире не было никаких других длинных острых…

— Да, — согласился Учитель. — Только эти два ножа, вы правы.

— Эксперт, видимо, уже сказал вам, — вздохнул я, — что ни один из этих ножей не мог быть орудием убийства. Я не знаю, какая для этого нужна экспертиза, но представляю вывод, который был сделан.

— Почему вы так думаете? — насторожился Учитель.

— Но это так?

— Это так, — кивнул он. — Обоими ножами не пользовались по крайней мере несколько дней. Это относительно легко установить по пылинкам на лезвии и рукоятке. И следов крови ни малейших, а они должны были быть обязательно, даже если нож тщательно протерли и помыли — невозможно протереть и помыть за несколько минут так тщательно, чтобы экспертиза не обнаружила следов.

— В общем, — перебил я, — вы убедились наконец, что никто из нас Алика не убивал? Во-первых, нечем. Во-вторых, незачем. В-третьих…

— В-третьих, — сказал следователь, достав из-под вороха бумаг небольшой листок и проведя пальцем по строчкам, — вы сегодня встречались с Соней Бреннер, Ингой Киреевой и Шаулем Барданой. Они не принадлежат к числу ваших близких знакомых, с которыми вы видитесь ежедневно. Чем было вызвано ваше неожиданное желание встретиться?

— Спросите у них, — пробормотал я. — Мне-то вы все равно не поверите. Вы же считаете, что все мы врем и покрываем истинного убийцу.

— Конечно, — согласился Учитель. — Покрываете. Но при чем здесь Бреннер, Киреева и Бардана, хотел бы я знать.

— Спросите у них, — повторил я.

— Спрашивал уже, — сказал следователь.

Ничего себе! Значит, за мной следили, а моих собеседников тут же перехватывали и приставали с назойливыми вопросами? Не сам же Учитель этим занимался! Интересно, а телефонные мои разговоры они тоже прослушивали? Это было бы уж слишком — для такой акции нужно получить санкцию суда, судья черта с два даст такое разрешение без убедительного представления прокуратуры, а откуда у прокурора…

— И что они сказали?

— Лучше бы вам отвечать на мои вопросы, а не задавать свои, — неожиданно злым голосом сказал Учитель. — Для чего вы с ними встречались? О чем вы говорили, можете не рассказывать — я знаю.

— Неужели подсадили мне микрофон? — деланно удивился я, демонстративно ощупав воротник рубашки.

— Перестаньте глупости говорить! Я спросил — они ответили.

— Если обманываю я, может, и они тоже…

— Им-то зачем? Тем более что разговор шел о давно минувших днях.

— Преданьях старины глубокой… — пробормотал я, и поведение Учителя неожиданно изменилось. Он скрестил на груди руки, вытянул под столом ноги, расслабился и посмотрел на меня взглядом врача, пришедшего к выводу, что пациент нуждается в длительном лечении в закрытом психиатрическом учреждении.

— Да… — сказал он. — Сильно вас пробрало, однако. Лучший друг… Почти на ваших глазах… И никто вас не понимает. Следователь так вообще — тупой полицейский, вроде этого… как его… всегда забываю, черт, кто там работал в Скотланд-Ярде во времена Шерлока Холмса?

— Инспектор Лестрейд, — буркнул я.

— Вот-вот! Не то чтобы не могу запомнить эту фамилию, но всякий раз, когда она нужна, совершенно вылетает из головы, странная причуда памяти, не находите?

— И часто она вам бывает нужна? — вяло полюбопытствовал я, не понимая, почему Учитель ведет допрос так странно, спросил, потребовал ответа, а сам — в сторону, может, усыпляет внимание, Лестрейда вспомнил, перевел разговор, а сейчас, когда я размякну — бац, и отвечай сразу, не раздумывая…

— Нет, не часто, — хмыкнул Учитель. — Если мне не нравится какой-нибудь книжный персонаж, то в сознании моем он остается как бы пунктиром, если вы понимаете, что я хочу сказать.

— Не понимаю. — Я пожал плечами.

— Ну как же! Разве память вашего друга не могла работать таким же образом, как его физический организм? Что-то помнить отсюда, что-то оттуда, что-то из нашей реальности, что-то из соседней или вообще какой-то иной, на нашу не похожей?

Должно быть, вид у меня в этот момент был предельно глупым — Учитель буквально наслаждался, наблюдая, как на моем лице проступало выражение изумления.

— Нет, я понимаю, — сказал он, — что если бы вы мне ночью или утром изложили свои соображения относительно Многомирия и странных свойств организма вашего погибшего друга, то я бы не только не поверил, но скорее всего добился вашего заключения под стражу сроком минимум дня на три. И вам не пришлось бы проводить собственное расследование.

— О чем вы…

— Я же сказал, господин Кагарлицкий, что разговаривал с же… вдовой Гринберга и с его матерью. Так что я в курсе его странных болезней и в курсе того, как вы это все объясняете.

— Теперь вы и Иру с Анной Наумовной в психи запишете, — сказал я.

— Поначалу я так и думал, — кивнул Учитель. — Потом поговорил с семейным врачом Гринбергов в больничной кассе. Получил у судьи разрешение ознакомиться с медицинскими файлами и ознакомился — с помощью Орит Хагай, разумеется, очень милая женщина и хороший врач… Да, так я хочу сказать: все это выглядит, как чистая фантастика, а мы тут, в полиции, люди, конечно, приземленные… Но если все подозреваемые играют в им одним понятную игру… Если они играют в эту игру, твердо веря, что это не какая-то виртуальная реальность, а самая настоящая действительность… Если факты этой игре — какой бы она ни казалась на первый взгляд — не противоречат… Если главный подозреваемый весь день, вместо того, чтобы помогать семье друга, встречается с людьми, которых несколько лет не видел и которые к убийству, вообще говоря, не могли иметь отношения… В общем, если все сопоставить… Так я не получил ответа на вопрос: для чего вы встречались с Соней Бреннер, Ингой Киреевой и Шаулем Барданой?