Шкатула Лариса - Маленький дракон с актерского факультета
Царапать собственное лицо как-то не хочется. Посыпать голову пеплом? А где горюющие женщины берут пепел? Носят его с собой?
– Я оставлю тебя наедине с твоим горем, - сказал Тахаветдин; теперь его "ты" звуяало почти по-родственному.
Катя с облегчением услышала звук его шагов, направлявшихся прочь от юрты. Но что делать ей? Как проявить горе женщины, потерявшей мужа?
Она с отчаянием обежала взглядом стены юрты - ничего! Ни одного предмета, который мог бы ей помочь. Нет, что ни говори, а научиться магии за неделю невозможно.
Но, в конце концов, студентка она или нет? Если судить по студенческому фольклору, её молодые коллеги выкручивались и из более трудных ситуаций... Тут взгляд девушки упал на небольшую фигурку женщины, с удивительным мастерством выточенную из какого-то голубого минерала. Судя по всему, статуэтка была сделана давным-давно и привезена из каких-нибудь дальних стран.
Египта? Греции? Чего толку попусту гадать. Саму Гюзель могли привезти откуда угодно. Вот только сможет ли эта немонголка по-монгольски горевать? Была, не была! Своей заговоренной палочкой Катя слегка стукнула её по лбу и проговорила:
– Плачь! Умер твой муж Садыбай!
Тотчас в юрте послышался плаксивый женский голос:
– Горе мне! О, горе мне! Садыбай,господин мой, зачем ты оставил меня одну на земле, зачем не взял с собой?!..
Когда Венуста Худионовна учила Катю своим премудростям, ей нет-нет, да и приходилось отвечать на вопросы своей любознательной ученицы.
– Зачем нужны такие сложности: учить язык, нравы, обычаи? Разве не проще рассчитать, в какое время надо проникнуть в Черную Дыру, найти нужное место, попасть в него - библиотеку или сокровищницу - и взять то, что надо?
Девушке показалось, что старая профессор посмотрела на неё с сожалением.
– Тогда это будет просто воровство. Иное дело - спасти раритет от огня, наводнения, взять на сохранение, потому что он все равно погибнет и в любом случае останется без хозяина...
– Значит, дело только в этике того или иного поступка? Не проще ли тогда просто дать погибнуть тому, что и так должно погибнуть?
– Потомки должны знать, как все было, а не гадать, - ответила вроде понятно её учительница, но в глубине души Катя осталась при своем мнении, что принципы белых историков попросту надуманы.
– Тогда уж человечнее было бы спасать хозяина.
– Это невозможно. Такое действие - вмешательство в ход самой истории.
Но главное оказалось не в этом. Никогда нельзя было быть полностью уверенным в том, что попадешь именно в то место и время, которое нужно. Иногда кривая времени делала какой-то там виток и тогда все расчеты были, мягко говоря, неверны.
От нарисованной картины применительно к ней самой Катя затосковала и для возвращения в образ взглянула на Антипа. Он был так увлечен орехами, что ничего вокруг не замечал. Залез в кузовок - один хвост торчал наружу и совсем забыд о своем обещании предупреждать Катю о возможной опасности. Для чего она тогда брала его с собой? Орехами откармливать?
– Антип, - строго сказала юная колдунья, - возьми свои орехи и грызи их перед юртой.
– Мне и здесь хорошо, - не согласился домовой. - Я потому и в кузовок залез, чтобы не слышать воплей глупой женщины.
– Ты об этой фигурке? Она вовсе не глупая. К тому же, она выполняет мое приказание. И смотри, как тщательно делает. Не то, что некоторые, которые обещали меня обо всем предупреждать...
– Это все от того, что ты сама ленишься поплакать о хорошем человеке, - назидательно сказал Антип.
– Ты-то откуда взял, что он был хороший?
– Я чувствую. Послушать хотя бы это женщину. По плохому человеку никто не станет так убиваться!
– Ну, ты наивный! - хмыкнула Катя. - Не слышал, что есть такие женщины - плакальщацы? Их за плату к покойнику приглашают. Вот я и поручила этой голубой фигурке оплакивать Садыбая вместо меня... И вообще, Садыбая он пожалел! Человека, которого никогда не видел. Может, он таким гадом был, что джигиты после его смерти перекрестились?.. То есть, я хочу сказать, возблагодарили Аллаха...
– Все равно, - упрямо повторил Антип. - Старые люди говорили, мертвых нельзя поминать плохо...
– Всю жизнь просидел за печкой, - съехидничала Катя, - а обо всем рассуждаешь, как философ!
– За моей печкой ума больше наживешь, чем в инй школе, - отпаировал домовой.
Но к выходу все же поскакал и уселся там со своими орехами.
А Кате нужно было посидеть и подумать, что делать дальше. Как-то получалось, что далеко идущие планы у неё не выстраивались. Сначала она этому огорчалась, но потом нашла для себя оправдание: просто она не стайер, а спринтер. И потому у неё хватает дыхания только на короткие дистанции: добежала до очередной небольшой цели, переведи дух и реши, что делать дальше?
Леон поймал её чересчур легко. А почему? Недодумала. Недоделала. Туманом прикрылась! А опытный человек её по этому туману и нашел...
– Бежит! - пискнул Антип. - Твой врач бежит!
– Какой же он мой? - проворчала Екатерина, но коснуться палочкой фигурки не забыла: поплакала и будет!
Теперь она закрыла лицо покрывалом: этот врач шастает туда-сюда, а изображать на лице следы слез и страданий Кате не хочется. Лень.
– Гюзель! Госпожа моего сердца! Прости, что мешаю предаваться горю... Но я должен сообщить: вернулся наш посланник. Передовой отряд тумена разбил урусов и гонит их по полю. А две сотни уже заняли город...
Катя услышала вдалеке заунывные крики и ритмичный стук бубна. Заметив, что она прислушивается, Тахаветдин пояснил:
– Шаман благодарит бога войны Сульдэ. Приказано сворачивать стан. Мы идем на Уразан.
Рязань! - поняла Екатерина, испытывая жгучее желание бросить в радостную физиономию врача что-нибудь тяжелое.
Скорее всего, урусы - те самые дружинники, встреченные ею в начале пути. И князь, и Мирошка убегают сейчас от страшного врага. Страшного своей численностью. Что такое жалкая кучка воинов перед несметными полчищами врага? Это не просто урусы побеждены в поле возле маленького городка. Это её предки!
Кате захотелось плакать. Реветь во весь голос. Вот действительно горе, а не гибель какого-то неизвестного ей Садыбая!
И что значит перед этим горем какой-то жалкий клочок пергамента!.. Жалкий? Но если теперь для погибающих она ничего не может сделать, то для будущего, для своих потомков...
Тахаветдин, похоже, не удивлялся её молчанию. И повторил ещё раз:
– Сейчас придут слуги разбирать юрту.
– А я? - машинально спросила Катя.
Врач оживился. Юная вдова потихоньку приходит в себя. Это хорошо, что пока она растеряна. Быстрее поймет, что её спасение - в нем! Вряд ли она так уж любила этого низкорослого угрюмого Садыбая, который к тому же вдвое старше её.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});