Уильям Котцвинкл - Ип

Он протянул хозяевам свою корзину, и туда посыпались сладости.

— …просто невероятно, — бормотал хозяин, провожая их к выходу; взгляд его был прикован к длинным, похожим на корни пальцам ног, путающимся в ковре.

Прижимая к себе полную корзину, Ип вышел на тротуар. Огромный запас высококачественного питания, вафель и драже — этого должно хватить на много дней космического полета. Горы М&М, а одна плитка шоколада, особенно большая, явно предназначенная для путешествий более длительных, так и называется — «Млечный путь».

— Ип, ты имеешь колоссальный успех, — сказал, ведя велосипед за руль вдоль тротуара, Эллиот.

Существо из космоса ковыляло с ним рядом, переваливаясь с боку на бок, и Эллиот ощущал исходящие от Ипа довольство и радость. Эллиот хорошо знал, что значит быть не как все, быть посмешищем; ведь на него тоже всегда смотрели так, будто его нос похож на раздавленную брюссельскую капусту. Правда, теперь он такого чувства не испытывал. Теперь у него было чувство, будто он стал старше и мудрее и каким-то образом связан с далекими мирами; значительные и глубокие мысли стремительными кометами появлялись и исчезали у него в голове, оставляя за собой огненные хвосты озарений.

Что же касается инопланетянина, то еще некоторое время назад он заметил, что кое-кто из детей заглядывает в чужие окна. Он потянул Майкла за рукав и объяснил жестами, чего он хочет.

Крадучись, они прошли по газону и заглянули в одно из окон. По комнате расхаживал человек в майке, в руке у него была жестянка с пивом, в зубах сигара. Упершись подбородком в карниз, старый ученый блаженно улыбнулся. Если у него будет возможность каждый вечер ходить с друзьями по улицам и заглядывать в окна, он перестанет жалеть о том, что отстал от корабля.

— Идем лучше со мной, Ип, — прошептала Герти.

Тихонько обойдя вокруг дома, они поднялись на крыльцо. Герти нажала на кнопку звонка, и они бросились бежать.

Отделанные мехом шлепанцы хлопали, один вскоре свалился с ноги, а еще Ил потерял свою ковбойскую шляпу. У него вырвался крик восторга. Вот это настоящая жизнь — такая, какой живут земляне.

— Быстрей, быстрей! — крикнула ему Герти.

И они нырнули в кусты; оба задыхались, а из пальцев ног Ипа выделялся туман. Старый путешественник был так возбужден, что сами собой, непроизвольно задвигались пальцы его рук, передавая на языке космических сверхзнаков сокровенные тайны эволюции. Кусты от этого сперва потеряли сознание, но потом не только пришли в себя, но и расцвели. Однако маститый ботаник был уже далеко, его лицо прижималось уже к окну следующего дома.

Так они продвигались из одного квартала в другой. От волнения они все время жевали сладкое, его заметно поубавилось, и Ип дал понять, что не прочь был бы собрать еще.

— Попробуем, — сказал Эллиот. — Может, вон в том доме получится.

И Эллиот повел их по тротуару, твердо уверенный теперь, что уродливую фигурку, шаркающую рядом, примут за ряженого — мальчишку или девчонку в резиновом маскарадном костюме. Что касается самого Ипа, то у него больше не было чувства, что он выглядит странно. Ему теперь казалось, что его инопланетный облик — это маскарадный костюм только на сегодняшний вечер. Под ним же он самый настоящий землянин: так же, как другие земляне, ест конфеты, звонит в двери и кричит.

Но когда дверь перед ними открылась, глаза Ипа впервые за вечер моргнули испуганно: за дверью стоял рыжий мальчишка маленького роста, который (он это понял сразу) был не кто иной, как Лэнс, а Лэнс ему доверия не внушал.

Лэнс, в свою очередь, отнесся с большим недоверием к Ипу.

— А это еще кто такой? — спросил он, явно не считая, что эти длинные руки и этот лежащий на пороге шарообразный живот обязательно резиновые.

— Это… это мой двоюродный брат, — проговорил, запинаясь, Эллиот, готовый убить себя за то, что не узнал дом Лэнса: теперь они в ловушке, теперь им от Лэнса не спастись.

— Ну и чудно́й же он у тебя! — сказал Лэнс и шагнул к инопланетянину, словно притягиваемый какой-то неодолимой силой; все его существо было настроено на волну Ипа.

Старый ученый понял, что дело плохо: этот мальчик — всезнайка.

Он стал пятиться, и Эллиот тоже. Они отступали, а Лэнс на них наступал, и когда Майкл и Эллиот вскочили на велосипеды, Лэнс вскочил тоже.

— Скажи по буквам «быстро», — произнес Ип.

И Эллиот остервенело заработал ногами, ругая себя за неосторожность, за то, что не утерпел и выпустил Ипа на всеобщее обозрение. Но разве могло быть иначе? Разве можно было удержаться и не похвастаться, не посмотреть, как у людей от изумления отваливаются челюсти?

Однако нельзя было показывать Ипа всезнайкам вроде Лэнса, потому что всезнайку не проведешь. Инопланетного космонавта всезнайка сразу отличит от землянина.

Ип упирался головой в дно корзины, а ноги его торчали наружу. Что сделает теперь Лэнс? Сообщит властям? Неужели кончится тем, что из него, Ипа, сделают чучело?

Эллиот обернулся и посмотрел через плечо назад, в темноту. Лэнса не видно, да он наверняка и не сможет достаточно быстро крутить педали.

— Все в порядке, — сказал Эллиот Ипу. — Мы от него оторвались.

Но он ошибся. Кратчайшими путями, известными одним лишь всезнайкам, Лэнс несся сквозь ночь, и незримая нить, которая связывала его с преследуемым, не обрывалась ни на миг. И откуда он только знал, когда нужно поворачивать и насколько круто? Он был настроен на волну Ипа, их связывала эта невидимая нить; он крутил педали как одержимый, со скоростью, о какой обычный всезнайка и мечтать не может. Ветер прижимал пряди рыжих волос ко лбу, большие уши торчали, а он как безумный несся в свете луны по следу Эллиота.

Фара его велосипеда была выключена, только рефлекторы чертили узоры в темноте, но никто их не видел. Лэнс был разом взвинчен и спокоен и — впервые в жизни — чувствовал, что он не хуже других, в его еще короткой жизни юного всезнайки все, честно говоря, шло пока вкривь и вкось, и ему только и оставалось, что слоняться по дому и играть в электронные игры с самим собой. Но сегодня… сегодня казалось, что велосипед его переполнен энергией, она буквально переливалась через край, а сам Лэнс тормозил на виражах как заправский велогонщик. Его выступающие вперед зубы стучали от возбуждения. Ветер обдувал чуб. Эта ночь явно была к нему расположена.

Налетев на край тротуара, велосипед Лэнса подпрыгнул, опустился снова, взвизгнув колесами, на асфальт, и тут Лэнс увидел впереди велосипед Эллиота: хвостовой рефлектор сверкнул от света уличного фонаря.

«Едет к холмам», — подумал Лэнс.

И он улыбнулся, а его велик в это время вихрем пронесся под тем же уличным фонарем, бесшумный и быстрый, управляемый седоком, который не смог бы сбиться со следа, даже если бы этого хотел; Лэнс принимал сейчас сигнал во всей его мощности, жужжание наполняло его голову.